Дождь: зависимость. Глава 2

***

В тот же день дома на автоответчике было большое количество звонков и сообщений. Почти все были от Наруто. Парень, как чувствовал, решил набрать мне и поинтересоваться о моих делах. На пятом, прослушивающем мною сообщении от беловолосого друга, его тон значительно поменялся и стал несколько заискивающим, скулящим, а фразы – отрывистыми и сбитыми. Он попросил прощения за свои слова и глупый ультиматум, разбивший нашу дружбу.
Глупый! Этот ультиматум дал только трещину, но не разбил. Этим занялась вчера я, таким образом, поставив большую жирную точку в наших отношениях.
Выдернув шнур с розетки, я завалилась спать, глотая злые слезы, стекающие по моим красным щекам и опухшим от ненормальных и судорожных поцелуев губам.
Так одиноко я себя никогда не чувствовала. В душе зияла пустота, пугающая своей чернотой. Заплатку та нее ставить было некому, да и не хотелось. Было желание лечь спать и никогда не просыпаться, но стоило прикрыть глаза, как перед взором стоял Саске, дерзко усмехающийся и обещающий глазами, что скорая встреча неизбежна. Миг, и картинка менялась: передо мной стоял Наруто – нежный и любимый, небрежно закинувший руки за голову и весело улыбающийся моей самой любимой, лучезарной и широкой улыбкой.
Такие родные, но в то же время и чужие! Мои…
Синяки от цепких пальцев в скором времени прошли, места на коже, где были засосы, приняли свой нормальный, естественный цвет. Но в душе до сих пор сверкала пустота, а сердце обливалось кровью. Нужно было жить дальше, но не было желания.
Потребность в пище подтолкнула снова выйти на работу и заняться хоть каким-нибудь делом. Все мысли на рабочем месте ускользали, словно последние теплые деньки, оставаясь в памяти как дурной сон. Материала для обработки было много, поэтому большую часть приходилось брать на дом, но и это меня не омрачало, так как пустые стены квартиры напоминали собой мою душу – такую же холодную, одинокую и мрачную.

***

Принятый заказ от американцев сулил должный доход, который мог вполне обеспечить и пополнить собственную казну дополнительным вливанием. Работа была не пыльной, а вполне интересной и захватывающей. Поэтому данное предложение долго мною не рассматривалось, - я согласилась без обиняков. Смена атмосферы, встречи с новыми людьми, знакомства, новые впечатления должны были послужить замечательной таблеткой от сердечных болей и душевного недомогания.
Оформив загранпаспорт и успешно сев на самолет, я мечтала поскорей вырваться из этого ада и провести ближайшие две недели сначала в труде, а потом в развлечениях. Работу выполнили раньше срока, уладив проблемы с документацией и отправив копию сметы факсом на проверку вышестоящим лицам организации. В запасе было дней пять, которые я решительно желала провести в бассейне, в крайнем случае, в солярии, таким образом, отвлекшись от сущих проблем в земной ипостаси.
Удобно расположившись на шезлонге около голубой воды бассейна, находящемся на минус первом этаже гостиницы, я прикорнула. Но сквозь сон покрытый сладостным маревом услышала до боли знакомый голос, возвращающий меня к жестокой реальности:
- Где бы мы еще встретились, подруга?! – то ли спросил, то ли утвердил голос.
Я дрогнула, но глаза решительно не открывала, приказывая сама себе, что это сон, вымысел, игра больного воображения. Но вот голос не успокаивался и перешел к более ощутимому пробуждению:
- Вставай, сладкая, я знаю, что ты не спишь! – послышались рассерженные нотки. – Если не встанешь: вылью на тебя твой же коктейль!
Я широко распахнула глаза, начиная отчаянно мигать, чтобы прогнать пелену больного воображения из поля зрения. Но представившаяся картина не захотела исчезать, и, внезапно увиденный образ, принял более-менее четкие очертания. Передо мной собственной персоной стоял Саске. На это указывали его черные пустые глаза, смотрящие не на меня, а в меня и точно угадывающие мое, как состояние, так и отношение к увиденному. Мерзкая ухмылка на бледном лице дополняла образ и тем самым мгновенно выводила из себя. Но шок, от осознания, видимо, не прошел и я, молча, уставилась в это до боли знакомое, тайно ненавистное, но до чертиков прекрасное лицо моего бывшего друга и одноклассника, недавнего любовника, а теперь просто неприятного человека.
- Что ты здесь делаешь? – только и смогла выдавить я, понимая, что горло опять цепко схватила когтистая холодная рука, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть моментально ставший горячим воздух.
- Ты не отдала сдачу, – небрежно бросил он, удобно располагаясь на соседнем шезлонге и прикрывая глаза. – Помнишь?
Я вздрогнула и едва проглотила тугой ком, образовавшийся в моем горле.
- Уходи, - зашипела я.
- Не могу! – с напускной обреченностью сказал Саске. – Я здесь в командировке и пробуду дней, эдак, пять! Надеюсь, ты не расстроилась?
Я со стоном упала на шезлонг, ударившись головой, от чего по бассейну прошелестел гул, отдаваясь во всех уголках этажа.
- Смотри, - озабочено проворковала моя личная головная, и не только, боль, - а то мозги будут всмятку. Кто потом тебя наймет? А?
Громко, так, чтобы слышали все, я фыркнула и, прихватив личные вещи, тяжелой поступью пошлепала на выход, отмечая, что отдых не удался и теперь, до конца командировки, мне будут видеться кошмары, как во сне, так и наяву.
Тихий стук в мою комнату прервал голос диктора, отчаянно слагавшего об очередной катастрофе в Мюнхене. Выпорхнув из горы подушек, удобно расположившихся на диване, я пошла, открыть дверь, ожидая увидеть на пороге, максимум обслуживающий персонал. Но мои надежды пали прахом, стоило поднять голову и столкнуться с презрительной, немного дерзкой, но такой любимой ухмылкой тонких губ.
- Я думал, ты уже спишь?
- Так чего стучал?
- Захотелось разбудить.
- Вали к своим марокканским шлюхам!
- Не будь врединой и пригласи дядю к себе в номер, будем вместе смотреть телек!
- Мне мама не разрешает впускать незнакомых дядь!
- Даже тех, с кем ты спала?
От бессилия я съехала по стенке и уселась на холодный, незастеленный ковром пол. Зарывшись в уже отросшие волосы, я горестно вздохнула, прокручивая в голове все воспоминания о былых днях, когда Саске считался мне еще другом, в крайнем случае – парнем, но не тем, кем был сейчас.
- Детский сад!
Саске картинно закатил глаза и одним махом поднял меня с земли и толкнул вглубь номера, тщательно прикрывая входные двери, чтобы не мешали. Я ведомая толчку отступила на несколько шагов и пребольно ударилась бедром о выступ стола. Едва подняла глаза и открыла рот в попытке что-то сказать, как меня наглым образом перебили. Кусая до крови, он с остервенением меня целовал. Но видя, что я не собираюсь отвечать, разозлился и со всей силы укусил за уже порядком распухшую губу, тем самым приказывая отвечать и подчиняться.
Было такое ощущение, что в тот раз он не насытился ни моими мольбами прекратить, ни слезами, ничем. Он был дьяволом, моим личным палачом, карателем и наркотиком, допингом, без которого я и дня не могла прожить.
Внезапно на ум пришла всем знакомая цитата из «Сумерек» по поводу «личного сорта героина». Что ж, если в фильме Эдвард говорил это с нежностью и придыханием, то с моих уст это могло бы звучать горько, болезненно и фатально.
Он был наркотиком. Неважно каким: морфин, ЛСД, марихуана, кокаин…
Главное, что от него была зависимость: постепенная, болезненная, сопровожденная судорогами и глухим стоном. Она не была внезапной, поэтому стала еще более горькой и ненавидящей мною. Я в прямом смысле зависела от черноты этих глаз, линии этих скул, овала этого рта, от этих цепких, оставляющих ноющие синяки пальцев…
От всего…
От него самого.
И после очередной, принятой мною наспех дозы было дурно и я, как уважающий себя наркоман, давала клятву прекратить эти пытки, но срывалась, стоило уловить ненавязчивый аромат его духов или завидеть среди тысячи пешеходов его ровную и прямую спину, внимая независимой походке. А он пользовался этим! Знал, что я ненавижу его, но в то же время и страстно желаю. Знал и делал все, чтобы привязать и заставить образ Наруто навсегда стереться с моей памяти.
Наруто… Я его изредка вспоминала и корила себя за то, что так легкомысленно поступила, разрушив дорогое, что было. Наруто…
Мои мысли закончились. Видения пропали. Марево развеялось. И теперь в пустую, но невероятно тяжелую и зараженную голову и мозг стучались звонкие и несколько, видимо, истеричные слова Саске, который все это время бесновался и кричал. Его бледное лицо тронул алый румянец. Образ потерял аристократичность, исказившись гримасой остервенения и безудержной злости. Я начала прислушиваться и постепенно уловила смысл брошенных в мой адрес фраз и слов:
- Ты самая настоящая дрянь! Даже не так, нет! Шлюха – вот ты кто, самая обыкновенная Шлюха, на которой клеймо даже негде ставить! Что? Чего ты молчишь, дрянь? Ненавидишь меня? Ненавидь, то ли еще будет, дорогая моя! Думаешь, я люблю тебя, желаю так, что не найду замену?! Ошибаешься! Таких как ты – пруд пруди! Все одной масти! Поняла? Ясно тебе?! Слышишь? Что? Все еще хочешь его увидеть? Дрянь… Просто дрянь!
Глухой стук двери о стенку был ответом на истерику. Слез не было, болезнь прогрессировала, заразив полностью весь мозг, напомнив выключатель света и намекнув о скором и неизбежном конце ситуации. Не хватало ведущего и крика «занавес!», потом долгих оваций и зрительского «на бис!». Цветы и поклонники прилагались, билеты на полгода вперед раскуплены… Вот такой конец был неизбежен, а ведь хотелось обыкновенного дождя, чтобы вот сейчас, вот так громко и мгновенно прорвал небо и разбился с немысленной высоты оземь – было б не так одиноко и горько.
И после этих слов, еще долго отдающихся эхом в ушах, я стала другой. Не было разочарования, обиды или тоски, не было влюбленности, большой чистой любви, о которой мечтала сидя глубокой ночью на подоконнике, не было страсти, желания. Не было меня. Была простая оболочка. Дешевая обертка от некогда дорого шоколада марципановой крошки.
В зеркале была видна женщина, ее тень – серая, одинокая и непонятная, похоронившая свою единственную любовь на местном Богом забытом кладбище, безропотно скорбящей о неожиданной кончине, и не ведающей, что душа вновь разбилась острым, но мутным зеркалом, мелкие и неровные осколки которого ранили горячее сердце, истязали молодое тело и медленно убивали ненавистную память. В уголках блеклых и невидящих глаз были видны прозрачные слезы, стоило вспомнить лица своих любимых друзей.
Наруто…
Саске…
Кем мы стали? Успешными людьми, занимающими не последнее место в компании. Имеющие квартиру, машину, дачу… Все как мы и хотели! Мы выросли, запросы стали большими, но трудились, чтобы их исполнить и оправдать себя в глазах других, в глазах друг друга. Мы стали деятелями, отвечали за жизни своих подопечных – рабочий персонал, за самих себя, и опять же – друг друга. Мы стали взрослыми. Мы стали другими. Мы поменялись. Мы просто выросли. Мы изменили. Друг другу.

Полгода мне хватило для того, чтобы привыкнуть, что рядом не было моего нежного солнышка – Наруто. И полгода, чтобы осознать, что со мной моя губительная ночь – Саске.
С последним мы видимся редко. Наши встречи однообразны: пару слов и нареканий на жизнь, на сорвавшуюся сделку с выгодным партнером; похожая на предыдущие, комната мотеля; быстрый безудержный секс, дерзкая улыбка и вызов такси.
Быстро, отрывисто, страстно, похотливо, так по-животному даже, что ли… Такими были мы и наши встречи. Ни тебе нежных слов, ни ласкового пробуждения, ни кофе в постель. Резко, грубо и отработанно, как по накатанной пластине дешевого мыла. А хотелось счастья. Хотелось любви. Хотелось мужа, детей. Хотелось этого самого кофе в постель. И посиделок под луной. Хотелось так, как показывают в третьесортных сериалах со счастливым концом, где все и всегда заканчивалось хорошо. Чтобы была страсть, была любовь, была надежда, было чувство жизни. Было желание жизни. Была эта жизнь!

***