Больные

- Останешься? – я переворачиваюсь на спину, чтобы разглядеть твое лицо, но вижу лишь удаляющуюся спину. Все как всегда: ты ненавидишь тесной одежды, закрытых помещений, правила этой страны. Ты не переносишь все, что лишает тебя свободы. Медленно подходишь к распахнутому окну и опираешься на подоконник, подставляешь обнаженное тело прохладному, ночному ветру. Обреченно вздыхаю и выбираюсь из теплой кровати.
«Так ведь и простыть можно»
Стоишь и молчишь, не обращаешь на меня никакого внимания (или делаешь вид). В холодном свете луны твоя белоснежная кожа кажется серебристой, а в волосы, уже привычного розового цвета, вплелись тонкие, снежные ниточки.
Осторожно обхватываю тебя за талию и прижимаю к себе - твое тело прохладное и хрупкое даже не вздрагивает, ты лишь откидываешь свою голову мне на плечо.
- Останешься? – шепотом повторяю свой вопрос. «Я знаю ответ. А ты?» Молчание затягивается, но выхода нет – тебе придется отвечать. Всматриваешься своими большими зелеными глазами куда-то в ночную даль.
«Что ты хочешь там найти?»
- Ты помнишь, как мы встретились на треке? – наконец-то заговорила.
- Еще бы, такое - точно не забыть, - при этих воспоминаниях на моих губах сразу появляется мальчишеская ухмылка.
Флешбэк
***
- Хм… А этот паренек молодец – такую технику покажет не каждый профессионал, - я сделал еще пару кадров и отложил фотоаппарат. Такого, я еще не видел. Наблюдая за этим пареньком, я не переставал восхищаться – каждый поворот, каждое ускорение, будто он оживил эту трассу. «Меня, так часто видевшего знаменитых спортсменов журналиста, уже ни чем не удивить» - думал я до той встречи.
Но я смотрел, и не мог насмотреться. Судзука* дышала, жила и расстилала дорогу перед юнцом. Мотоцикл не рычал, а пел под ним. Это было что-то невообразимое. Я засмотрелся так, что не услышал приближающихся шагов ко мне.
- Ну как Вам? – хриплый голос вернул меня на землю и заставил обернуться. Мужчина, стоявший передо мной, был не на много старше меня, лет пять не больше. На одном глазу повязка, а пол лица закрыл темный летний шарф.
- Это что-то невероятное. Простите, Вы, наверное …
- Хатаке Какаши, - закончил за меня мужчина. – А Вы?
- Я - Учиха Итачи
- Очень лестно, получить похвалу от такого известного журналиста. Пройдемте, присядем…

Солнце, нещадно палило всех: даже нас, сидящим под большим зонтом. На небе ни облачка. И хоть я проклял тысячу раз редактора, пока добирался сюда, сейчас был доволен. Беседа с интересным человеком, всегда доставляла мне удовольствие. А увиденное мною сегодня на треке, просто лишило дара речи.
- Какаши-сан, Вы известный тренер и не менее известный гонщик, знающий эту профессию не понаслышке. Вы всегда говорили, что мотоспорт – удел мужчин. Но не так давно прошел слух о том, что в Вашей команде появилась женщина – гонщик. Так ли это?
- Да это так, - сидящий напротив меня мужчина даже не повернулся в мою сторону, он так и продолжил всматриваться вдаль трассы. Жду, когда продолжит, но он молчит.

- Итачи-сан, я не отказываюсь от своих слов, - спортсмен, повернулся ко мне, внимательно всматриваясь в мое лицо. – Я так же уверен, что байки созданы для мужчин, но в каждом правиле есть свои исключения. Этим исключением и стала Сакура. Она – подтверждение этого правила. Скоро я Вас обязательно познакомлю, тогда сами все поймете, - он перевел взгляд куда-то мне за спину, но я не предал этому значения.

- Прошу меня простить, но я вынужден отказаться. Я все же большой противник женщин за рулем, а тем более в спорте. Уверен, что ничего толкового я не увижу – не хотелось бы трать свое время впустую, - по молчанию мужчины я понял, что наговорил лишнего, но ничего не мог с собой поделать. Это был неконтролируемый выброс слов, будто это и не я.
Бывший гонщик, так и продолжал молча смотреть мне за спину.

В тот момент у меня волосы на затылке встали дыбом, от ощущения опасности.
Я медленно оглянулся. То, что там увидел, повергло меня в шок. В костюме гонщика стояла худенькая девушка. Розовые, длинные волосы растрепал ветер, губы сжались в тонкую полоску, а глаза, огромные, живые, зеленые глаза метали молнии.
«Не верю. Как это может быть?»
- Все высказал к…л длиннохвостый? – выдохнула она. – Получай
Последнее, что я запомнил это приближающийся шлем и мысль: «Все. Абзац»

***

Тихий смешок вернул меня в реальность.
- Тебе, тогда сильно досталось, но ты сам виноват, - она, повернулась ко мне лицом, не разрывая объятий. На губах легкая улыбка, а в глазах искрится смех.
Мягко провожу ладонью по твоей щеке – я до сих пор хочу услышать твой ответ, но ты молчишь, внимательно всматриваясь в мои глаза.
- В моих глазах – нет ответа, - крепко прижимаю тебя к себе. Вру, но ответ должен быть только твой.
-Это так глупо Итачи, не находишь? – в этих словах так много горькой самоиронии. – Ты спрашиваешь не о том.
Обида, желание, боль, страсть, эгоизм, ревность, беспомощность, смятение, тревога, и даже страх… Страх за тебя. За нас. Все чувства смешались в единый клубок. Это саднящее чувство просто разъедает изнутри. Как серная кислота, попавшая на кожу, сжигает все на своем пути, так и внутри меня растет огромная черная дыра. Я так боюсь, что однажды, ты не вернешься в мою одинокую квартиру.
«Я такой эгоист»

- Прекрати это, Итачи - ты слишком много думаешь, - тонкий пальчик уперся мне в грудь. – Я долго стремилась к этой свободе, вечно слыша вокруг себя: приличная леди не должна то, это… - меня это просто убивало. Четыре стены из марципана и окно из леденцов на задний двор – вот был мой удел, как птица в золотой клетке… Ты получил долгожданный ответ? – чуть хрипловатый голос, сорвался на крик.
«На что мы вообще тратим время?»
- Нет. Я так его и не получил, ты ответишь мне утром.
В тот момент, мне, почему-то стало плевать на ответ – захотелось просто прижать к себе эту маленькую женщину и никогда не отпускать.
Я больше не хочу задавать вопросов.

Обхватываю ее лицо руками и грубо впиваюсь в такие желанные губы. Прохлада нежной кожи просто сводит с ума, заставляя сердце колотиться чаще. Горький, но такой сладкий, дурманящий аромат жасмина заставляет забыть о реальности. Чувствую, как короткие ноготки прошлись по спине, чуть кольнув.
«Где мы? Кто мы? Плевать»

Ее тонкие пальцы путаются в моих волосах, а я губами провожу по шее, оставляю красные пятнышки на белоснежной коже. Слышу твои гулкие удары сердца и глубокие вздохи – они действуют на меня как электроразряд.
Охватываешь меня ручками, гладишь, сжимаешь мои плечи. Я словно слышу твой немой крик
«Хочу»
Губами прокладываю дорожку поцелуев до груди. Провожу языком по розовым бусинкам и обхватываю их губами. Руками провожу по упругим ягодицам и начинаю их нежно поглаживать, чуть сжимая.
Ты же прижимаешься ко мне, что-то бессвязно шепчешь и часто дышишь.
Нет сил, это остановить, да нам и не надо. Провожу по внутренней стороне бедер и сам начинаю задыхаться от желания почувствовать горячую влажность на своих руках.
Губы, уже давно на твоем упругом животе, а сам я на коленях перед тобой.
«Ну же, смотри»
Отрываюсь от такой желанной кожи на секунду, и ловлю помутневший от страсти взгляд.

Мы срываемся. Резко и властно. Нежно и сладко. Больно и дерзко.
Сплетаемся в единое тело, будто уничтожены все законы физики.
«Только ради тебя» - бьет единая мысль на двоих.
Отдаю всего себя, и получаю не меньше. Тонкое тело выгибается подо мной, чуть ли не становясь на мостик, когда я проникаю в тебя. Нежные губы целуют так жарко, что кажется я в пустыне, а тонкие ноготки уже не покалывают – режут мою спину.
Каждый мой толчок - твой вскрик.
Каждый твой поцелуй – мой рык.
Пляска тел и душа, одна на двоих. Единый, финальный стон, сказавший все за нас.

Той ночью я так и не уснул. Слушал твое размеренное дыхание, мерное биение сердца, как вздрагивают ресницы, сохранившие вчерашнюю тушь, как распухшие от поцелуев губы, шепчут что-то во сне…
Я не хотел рассвета. Но он будто вредный продавец, предлагающий ненужный товар, сверкнул над крышами. Зачем мне пустое существование? К чему жизнь, кипящая за стенами этой квартиры, если в ней нет тебя?
«Я, наверное, болен»
Самого пугают эти слова.
Еще немного, и ты уже сонно потираешь свои изумрудные глаза, молча одеваешься и покидаешь мой дом. Тихо, бесшумно, так, чтобы не разбудить меня.
И лишь когда щелкает замок – я открываю глаза.

Словно затухающий костер, угольки мыслей жгут меня изнутри. Смотрю на яркое солнце, красные лучи отражаются в окнах высоток.

Лежу в примятой кровати, пытаюсь хоть немного сохранить твое тепло. Запах жасмина, будто пропитал все вокруг и это раздражает. В голове, рядом с твоим образом появляется еще один, красивый, но такой далекий. Мать обожала эти цветы, и каждое лето наш сад наполнял душный аромат белых бутонов. Но мать умерла, сад, который она так оберегала – уничтожен новой хозяйкой, а дом, раньше ассоциировавшийся у меня с теплом и уютом, сейчас вызывает зубной скрежет и чувство отчаяния. О да, я знаю ответ на свой вопрос: жить, не оглядываясь, не завися от норм и правил, установленных высшим обществом, которому жгут руки зеленые бумажки. Гордиться собой, а не своим положением.

Я до сих пор помню последний разговор с отцом. Как внешне спокойный и уравновешенный человек орал и брызгал слюной, узнав о моем решении стать журналистом. Как младший брат смотрел на меня абсолютно ледяными глазами, когда я сказал, что отказываюсь от семьи. Как мачеха злобно верещала мне оскорбления вслед, что я унизил ее, семью, перед высшим обществом, разорвав помолвку с известной красавицей.

А я ушел. Ушел, оставляя след из выкуренных сигарет, и даже сейчас, когда Саске смотрит на меня все тем же ледяным взглядом, а отец молча обходит меня – я не жалею о своем решении. Я хотел их понимания и поддержки, а получил презрение и изгнание. Я не такой, каким бы им бы хотелось меня видеть – и этим все сказано. Глупая гордость и снобизм – вот, что это.

Скидываю ненужное одеяло на пол – утреннее солнце раскалило прохладный после холодной ночи воздух.
Освежающий душ, горький черный кофе – это все что могу себе позволить, чтобы не опоздать на работу. За всеми этими воспоминаниями – я забыл о времени.
Но мысли, как присосавшиеся пиявки не хотят отпускать мой мозг, вновь и вновь возвращая в прошедшую ночь.

- Сакура, - произношу ее имя, будто пробую на вкус.
Сакура – девочка, которую я помню еще с детства, в белом с рюшечками платье. Помню, как бегала за Саске и как плакала, когда он в очередной раз ее обижал. Как радовалась его подаркам на день рождение. Ее искрящиеся глаза и радостную улыбку, наивность и веселый смех. Как кружилась среди опадающих розовых лепестков.
Образ милой и нежной девочки до сих пор хранится у меня внутри, и он никак не соответствовал тому, что я увидел около года назад на памятном стадионе.
Яркая, тонкая, острая, как молния. Она была другой. Мы встретились шесть лет спустя, а я будто оказался в другой жизни.
Месяц спустя, я все - таки, решил извиниться.
Только тогда я понял, что образ маленькой принцессы разбился вдребезги о реалии нашего мира. Она не сказала, что прощает меня, лишь спросила: каково мне быть изгоем, без семьи.
А я молчал. В тот вечер мы напились. Горькое саке - обжигало горло, но горче были ее глаза, что раньше верили в людей. В тот вечер они были сухими, но столько усталости я еще не видел никогда.
«Как я» - возникла у меня мысль тогда.
И были поцелуи жаркие, как полуденное солнце, стоны, которые разбудили, наверное, всех в доме. А утром не было пробуждающих поцелуев, только тихий щелчок входной двери и звук мотора в еще не проснувшемся городе.
А затем еще и еще. Ночь, за ночью.
Она приходила, а я не звал.
Я не прогонял, а она покидала меня.
Встречаясь днем, мы будто и не были знакомы. Никто и никогда не говорил о любви. Но была поддержка, было тепло.
Было то, о чем мечтал. Поняв эту простую истину, я стал чаще задумываться о жизни без нее. И вглядываясь в эту самую жизнь, я понял, что она стала серой, бесцветной. Что приносившие раньше радость дела, потеряли вкус без веселого смеха.

Я откинул от себя листы бумаги, будто это они виноваты во всем. Работа, обычно приносящая удовольствие, сегодня стопорилась и отказывалась продвигаться – все мысли заняла ночная гостья моего дома.

За окном уже вечер, а у меня ни строчки. Листы непривычно девственно белы. Получив по шее от редактора, с чистой совестью покидаю рабочее место.
«Не уволили - и то радость»
Обратная дорога домой заняла не больше часа, но мне показалось, что я пересек пустыню.
Лишь оказавшись дома, тут же включаю кондиционер, а сам отправляюсь в душ.
Прохладная вода помогла хоть и ненадолго.
«Сегодня точно пойдет дождь»
И как по мановению волшебной палочки хлынул ливень.

Быстрые капли барабанят по оконному стеклу, больно ранят перегретый за сегодня мозг. Сижу на кресле в темноте. Вслушиваюсь в себя.
«Может, испугал? А может, просто не хочет»
Стрелка часов давно перевалила за десять, а ее все нет. Телефон молчит – я тоже. Вслушиваюсь в эту пустую тишину, пытаясь различить на фоне бьющих капель звук мотора.

Отсчитываю секунды, слушая ход стрелки. Неожиданный стук в дверь нарушает мое уединение. Открывать не хочется. Если бы это была Сакура, то воспользовалась бы ключами, да и не слышал я ничего. Наверное, соседи.
Молчу, слышу, как незваный гость, топчется на месте. Снова стук. Настойчивый, уверенный.
«Да что ж такое»

В бешенстве встаю и иду открывать дверь. Хлипкая деревяшка поддается мне не с первого раза.
Открываю дверь и замираю. К двери присоединяется и открывшийся рот.
Розовые волосы намокли и больше напоминают сосульки. Одежду можно просто выжимать, а щеках, застыли прозрачные капли.
- Сегодня разбила свой любимый байк, - хриплый голос выдает тебя с головой – плакала. – А Какаши отругал меня…
А я молчу. Что сказать – не знаю. Молчишь и ты, всматриваясь яркой зеленью глаз в меня.

- Так я останусь…
- Любишь поцелуи по утрам?
«Мы точно больные»

_______________________________________________________________________

*Судзука – трасса Формулы-1, находится в городе Судзука, префектура Миэ, Япония