Дыши со мной.

— Еще долго будешь мерзнуть? — словно по доске полоснули ножом — именно так прозвучал голос Учихи-старшего.

Невольно вздрогнув от внезапного появления брата, Натсуки поежилась и непроизвольно вжалась в деревянную балку дома. Оба сейчас находились в мрачном поместье клана, в стенах которого научились почти всему. Каждая ступенька, самый темный коридор или просторный подвал — всё было целым миром для них. Но они выросли. Теперь для обоих открыта вся вселенная, в которой они разделили ее пополам. Уютный балкон оставался маленьким окошком в детство, где можно было разговаривать вслух с самим собой, где тебя никто не подслушает и не упрекнет даже за самые наивные мысли. Хотя нежданный гость уже нарушил всю святость этого места.

Родной брат-близнец. Целая галактика, в которой только они существовали друг для друга. Пусть изредка брата и сестру беспокоили разные люди, вторгнуться в их мир никому не хватало сил. До этого времени...

— Я не видел, как ты пришла, — облокачиваясь на дверной проем, деланно безразлично произнес Итачи.

Его ровное отношение ко всему и постоянное наружное спокойствие — всё это было формальностью, в особенности, когда он говорил с ней. Девушка воспринимала это как игру. Ее забавлял тот факт, что брат пытался относиться к ней, как к остальным окружающим людям.

«Наивный... Как ребенок», — озорно сверкнув глазами, подумала она.

Но даже от своей любимой сестренки у него были секреты. Так почему же ей тоже не иметь своих? Почему он сейчас так делает? Злится?

Поворачиваясь боком и откидывая привычным движением длинные волосы, Лин в очередной раз уловила этот взгляд. Раньше ей было приятно замечать его на себе. Глаза парня были такого глубокого, насыщенного темного оттенка, не черного. Многие говорили, что подобный цвет отражает сущность его души. Но это лишь вызывало ухмылку на ее лице, не более. Ведь она его знала. Действительно знала.

Не понимая причины, куноичи ясно чувствовала, что столь родной взгляд был сейчас совсем другим. Или просто ее восприятие изменилось? Спокойный взор с некоторым холодком создавал напряжение в воздухе, перегруженном ее мыслями.

— Забавно, очень забавно... — качая головой и переводя взгляд в пол, горько усмехнулась она.

Его сейчас переполняет гнев и разрывает на части ревность. А ей, видите ли, забавно... Ни единой эмоции, ничего. Действия — вот что Учиха, не скрывая, совершал, даже не раздумывая. Итачи стремительно подошел к Натсуки, заставив ее испуганно сделать шаг назад. И всё-таки, не поднимая спокойного взгляда, она сохраняла самообладание. Ведь столько лет пробыть рядом с гением клана... Однако на ее лице всё же проступила тень улыбки. Как бы ни старался ее брат, вряд ли он что-нибудь от нее скроет. Взбешенный своей слабостью к ней, парень прикрыл глаза. Она знает, что власть над ним лежит в ее ладонях, которые Лин сейчас сжала в кулаки. Сдерживается. Наклонившись к ее уху, Учиха слегка коснулся ее руки, вызывая легкую дрожь.

Итачи прошептал ей сухими губами, одаряя жаром своего размеренного дыхания:

— Что тут забавного, сестренка? — выделив последнее слово, старший брат щекой прижался к мочке ее уха.

Проведя рукой вниз, сжимая кисть ее руки, парень постарался заглянуть в ее опущенные глаза. Она догадывалась, подозревала, ведь была уже взрослой. Но это щемящее чувство в груди...

«Доверяю...»

Резко схватив ее за плечи, тем самым заставляя куноичи от неожиданности широко распахнуть свои глаза, Итачи красным пламенем „Шарингана“ прожег себе путь в ее сознание...



Воздух сжимал легкие своими тисками, заставляя делать вдох, который давался ей так тяжело. За ним еще и еще. Перевернувшись на спину, она наивно предполагала, что ей станет легче. Натсуки в отчаянии стиснула зубы и ногтями впилась в ладони, оставляя на них темные следы. Ее грудь тяжело вздымалась, словно поднимала не грудную клетку, а грехи всей земли. Маска шиноби дала трещину, и гримаса невыносимой боли исказила лицо девушки. Среди всего этого она звала. Отчаянно. Как детеныш зовет мать, так и Лин в слепой надежде не переставала шевелить губами в зове. Слышал ли он ее? Не имея сил даже на шепот, она повторяла одно имя в тщетном призыве.

Темная, едва различимая дымка промелькнула над головой. Резкий толчок в сторону, будто куноичи перевалилась через край света. Сквозь пелену сменяющихся картин она сделала тяжелый вдох и крепко вцепилась в рукав куртки. Обреченно, в жалких попытках борьбы, Натсуки всё-таки продолжала цепляться. За воздух. За возможность произнести его имя. Чувствительность, которая пришла так некстати, сейчас приносила не самые приятные ощущения.

Слегка приподняв свинцовые веки, девушка поняла, что сейчас диск солнца закрывает чья-то голова со смешно торчащими в разные стороны волосами. Почему-то сейчас Лин казалось, что за ней пришел ангел смерти. Измученное сознание от своего же гендзюцу рисовало удивительные картины. Если бы сейчас она могла, куноичи бы усмехнулась в точности, как ее брат. Учащенное дыхание касалось ее лба, принуждая Натсуки испытывать неведомые доселе чувства.

Аккуратно завернув за ухо прядь ее шелковистых волос, проведя пальцем по высоким скулам, кто-то хрипло позвал ее по имени:

— Лин...

Она вздрогнула, ведь ее называл и знал это прозвище только один человек. Но почему-то было странное ощущение. Давно ее имя не произносили так... по-особенному.

— Шисуи?.. — иссушенными губами, с трудом разлепляя глаза, спросила девушка.

Учиха заботливо погладил Лин по щеке, стирая ладонью струйки крови. Другой рукой он провел по длинным волосам цвета блестящего антрацита, наблюдая, как они утекают сквозь пальцы. Мурашки строем пробежали по ее измученному телу. Прикрыв глаза, она ощущала. Всё, что пока могла куноичи, — ощущать. Почти физически Натсуки чувствовала тревогу Шисуи. Легкое покалывание, словно через нее пропускали ток под небольшим напряжением, прошлось мягкой волной по ее телу. Плавно перетекая по ее волосам, чакра наполняла девушку, придавая сил и обволакивая ее приятным теплом.

— Тише, тише, — наклоняясь ниже, сказал шиноби, когда в тщетной попытке встать она потерпела неудачу, влекомая назад слабостью.

По мере того, как тепло весело распространялось по ее телу, Лин открыла глаза. Его силуэт приобретал всё более четкие очертания. Теперь она могла увидеть ореол из растрепанных черных волос. Мягкие черты лица резко контрастировали с пронзительным взглядом агатовых глаз, который делал его старше. В обычно спокойном взоре без труда угадывалось волнение.

«Шисуи Учиха испугался?» — усмехнулась своим внезапным мыслям куноичи.

— Прости, Лин. Я не думал, что техника отразится настолько сильно, — отвернувшись от нее, извиняющимся тоном проговорил парень.
— Это же гендзюцу. Тем более, хорошая практика... — чуть улыбаясь, взбодрилась она.
— Я не хотел причинить тебе боль...

Такие простые слова, но прозвучали они, как аксиома. Резко засосало под ложечкой. Чувство тревоги скребло по ребрам. Глаза резанул солнечный луч. Поморщившись, старательно скрывая свое недовольство, Натсуки отвернулась от источника света. Холодным носом она уткнулась во влажную куртку Учихи. Шисуи перевел взор на девушку, ласково улыбаясь. Пересеклись взгляды двух людей — двух шиноби.

«Как близко... Она так желанна, но сама создает преграду передо мной».

И снова незнакомое ощущение заставило ее затаить дыхание, дабы продлить неизвестную таинственность момента. Невероятно отяжелевшая голова от каждой мысли разрывалась тысячами петард. Лин зажмурилась, ощущая, что наконец приходит в себя, раз уже отчетливо может чувствовать боль. Искренняя улыбка сменилась прежней угрюмостью. Ниндзя потупил взгляд в землю, чувствуя, что каждая травинка кричит о его вине и тыкает в него пальцем, разочарованно качаясь на слабом ветру.

Сейчас, смотря на его нахмуренное лицо, которое так много могло рассказать, куноичи не понимала. Почему, видя добрые глаза, словно улыбающиеся ей, она не может оторвать взгляда? Натсуки теперь по-новому посмотрела на своего напарника. Красивый овал лица, тонкие аристократические черты, напряженные глаза... Черные агаты блестели недобрым огнем, но девушка всё смотрела на него, словно не видела целую вечность. Изучающе и не спеша. Рассматривая, будто открывала его для себя заново.

«Ты ведь поклялся никогда не причинять ей боли. Даже за все техники клана, даже за „Мангекьё“, даже за Итачи...»

Не ведая причины, просто подчиняясь загадочному приказу, ее рука потянулась к бледной щеке парня. Словно железо притягивается к магниту, так и она сейчас, разрывая незримый круг, большим пальцем проводит по его губе.

Распахнув глаза, в которых заплясали яркие черные томоэ, Учиха застыл. Даже в самых смелых мечтах он не мог надеяться на такое. Мелкая дрожь овладела его телом, но многолетняя выдержка члена АНБУ не дала чувствам пробиться сквозь прочную скорлупу. Нежно взяв ее руку в свою, он боялся. Боялся, что сейчас опять сделает ей больно. Но непрерывные мысли о ней не дали выпустить ее ладонь. Совсем наоборот, хотелось заточить ее в свое бесконечное гендзюцу, где они смогут быть вместе и никакая преграда не встанет между ними. Ее невинно распахнутые глаза, в черноте которых он мог потеряться, в неизведанных глубинах которых он даже и не мечтал побывать, смотрели на него. Наслаждаясь ее маленькой, даже детской ручкой, этим крошечным источником тепла, Шисуи невесомо оставил поцелуй на ее пальцах. Он смог взять себя в руки, но слишком поздно.

От такого чистого поцелуя у нее, как по цепной реакции, мурашки в строгом порядке поскакали по всему телу. Лин растерялась. Отвернув лицо, она, оттолкнувшись, откатилась от него.

Четкие черты лица куноичи приняли бледноватый цвет, неподдельный испуг в глазах придавал ей вид ребенка. Натсуки насторожилась, когда медленно ее напарник поднялся с колен, на которых она так блаженно лежала несколькими мгновениями ранее. Шиноби подался вперед, и девушка совершила безуспешную попытку подняться, но потерпела неудачу. Напуганная его порывом, Лин окончательно растерялась, одновременно слушая разум и сердце.

Остановился. Смотря в бесконечность ее прекрасных глаз, он еще не до конца осознавал такой элементарной вещи. Что всё это время, во всех ситуациях, в любом ее движении, вплоть до случайно брошенного слова или отведенного взгляда — это было. Не отпускало даже тогда, когда парень проваливался в забвение сна. Продолжало преследовать и там, приходило с первыми блеклыми лучами небесного светила. Он даже не мог предположить, что когда окажется в одной команде с лучшим другом, столкнется... с судьбой. Сестренка Итачи, о существовании которой Учиха узнал только при образовании самой группы. Казалось, что был с ней всё время. Реальность слепила глаза, ведь он был вынужден держаться на расстоянии. Верность. Его друг являлся незримой стеной, заставляя бессильно опускать руки. Однако чувства не могут долго оставаться взаперти. И сейчас внутренние ощущения перешли на высший уровень. Каждый ее взгляд, каждый ее жест — всё волновало и заставляло жадно ловить любое движение куноичи. Словно мания видеть, слышать, касаться преследовала его. Столько времени подавляя всякие эмоции в себе, Шисуи отчаянно боролся с самим собой. И проиграл.



Учиха оперся рукой о стену справа от головы своей сестры.

— Ты... ты была с ним?
— Братик, ты забываешься. Мы уже не маленькие... — с толикой сарказма прошептала Натсуки.
— Не позволю... — кулаком ударяя о стену, прошептал он в ответ.
— Чего? Чего ты не позволишь? Брат, объясни мне... — ища разгадку в его аспидно-черных глазах, девушка коснулась плеча Итачи.

Сейчас она лишь прижималась холодной щекой к его шее в поисках привычного тепла и необходимых ответов. Терзаемая своим же незнанием и недопониманием... Ведь брат всё знает, но почему тогда не говорит, утаивая что-то от нее?

— Иногда мне кажется, что он всегда рядом, — Лин подняла на него свои глаза.

Парень, смотря туда, куда впоследствии будет возвращаться в своих кошмарах, улыбнулся.

— Итачи, о чём ты? — тревога охватила ее сердце.
— Ты опять скрываешь?

Тупая боль, как от сильного удара, поглотила куноичи. Брат являлся для нее всем. Ради него она поднималась с кровати, брала с него пример, улыбалась лишь ему одному, жила только для него и вместе с ним. Мир. Весь ее мир заключался в нём. Но сейчас Натсуки понимала, что этот мир отворачивается от нее. Отчетливо осознавала острую необходимость в Учихе, но примешивалось какое-то чувство неопределенности. Что ей нужно?

«Шисуи...» — подсказало искалеченное сознание на ухо терзающейся душе.

— Лин, — смыкая руки на ее затылке, Итачи заглянул в тревожные глаза сестры, — дыши со мной...

Создавая вакуум, где замерло время и остановилась жизнь. Текло их собственное сплетение энергии, стремясь друг к другу, но никогда не соприкасаясь. Лбом ко лбу, проникая взглядом в самые затаенные глубины души. Они стояли. Вместе.

Вдох и выдох. Размерено и синхронно вдыхая один воздух, но выдыхая разные ощущения. Брат придумал делать так еще в детстве, когда она с заплаканными глазами бросала на землю кунаи, ругая их своим тонким голоском.

— Дыши...

«Когда мы перестали дышать?»
«Мы всегда дышим...»
«Лин, сестренка, прости. Прости своего глупого старшего брата. Всё это время я не дышал... и тебе не давал. Считал такой беззащитной и хрупкой, пускай хотел тебя такой видеть. Моя и всегда будешь моей. Никому не отдам. Никогда не узнаешь других чувств, ведь они могут ранить. Прежде я думал, что смогу оградить тебя от жестокого мира эмоций, где тебе могут разбить сердце. Прости, Лин, не смог. Провалился. Я просто ничтожество. Не смог уберечь тебя...» — проносились мысли, словно звезды, оставляя ясные следы на небе.

— Брат, почему...
— Не говори ничего, — жмурясь и прогоняя голос совести, прошептал парень.

Ее плечи задрожали. Притихшая девушка еле сдерживалась. Ломаясь под ее давлением, Учиха отпустил сестру, лишь бы не видеть ее лица, на котором было столько вопросов. Он не мог. Слишком любил, чтобы отпустить. Слишком дорожил, чтобы отдать. Слишком переживал, чтобы успокоиться. Всё слишком.

— Я звала тебя... Почему ты не пришел? — звонкий голос Лин перерезал последние нити самообладания Итачи.

«Не отдам. Никому».

У решительно повернувшегося к ней брата резко перехватило дыхание. Темные омуты куноичи преданно смотрели в его горящие от решительности глаза. Они ловили каждое изменение, трепетно замерев в ожидании его слов.

«Не прощу».

— Лин, — массируя виски, начал парень, — Шисуи...

Мгновенно уловил изменение в ней, значит не ошибся. Учиха не отвернулся, а лишь повернул голову вбок, не переставая смотреть на нее. Его забавляла ее реакция. Растерянность. Нет, даже потерянность.

— Сестренка, дыши, — столько чувств было вложено в эту фразу.
— Без тебя не могу.
— Можешь, — сказал Итачи, отворачиваясь.
— Ты предаешь меня? Бросаешь? — недопонимание переросло в злость.
— Прости...

«...что не дал свободы...»

Легкий порыв ветра, и Натсуки уже обнимает его за плечи. Девушка уткнулась подрагивающим подбородком в место между лопаток брата. Шепчет, сжимает руками куртку АНБУ, отчаянно требует не уходить.

Пересиливая себя, перечеркивая свои принципы, помня, что она его сестра, и сдерживаясь, парень выдавил из себя:

— Выбор за тобой, сестренка...
— Я его сделала, только появившись на свет... — шумно выдыхает она правду.
— Я слишком тебя люблю... — перешагивая порог балкона, отрезал он.

С протестующим сердцем и щемящей душой он снова делает выбор за нее — отпускает.



— Беги, — Учиха прорезал тишину, нарушая тихий траур в комнате.

Лин не обернулась. Она знала. Еле уняв дрожь в руках, куноичи закрыла глаза, предаваясь воспоминаниям.

— От чего, братик? — спокойно спросила она, стискивая в руках ткань своего плаща.

Молчание без лишних намеков говорило за убийцу. Тихие шаги по отполированной поверхности пола, еле слышимый шорох черной материи, и вот Итачи уже вдыхает знакомый запах невинности и фиалок.

— Ты наверняка хочешь знать, почему я убил их всех?

Опустив голову, Натсуки покачала ею.

— Или почему я убил своего лучшего друга? — старший брат задал еще один вопрос, проведя рукой по ее волосам.

Девушка отвернулась, не желая чувствовать забытых прикосновений.

— Или почему я еще не убил тебя? — пытаясь заглянуть в ее глаза, процедил сквозь зубы парень.

Медленно, растягивая время, она повернула сначала голову, а за ним свое застывшее тело. Обветренные губы тронула усмешка, влажные ладони сжались в кулаки, а пустые глаза смотрели сквозь него, невидящим взглядом упершись в стенку.

— Убей...

Танцующие томоэ внезапно потухли, глаза наполнил некий страх. Растерявшись, Учиха сделал шаг назад, чтобы удержаться на ногах.

— Что ты чувствовал, когда он, обездвиженный, лежал у твоих ног, а, брат? Ощущал ли что-нибудь, кроме силы, которую так сильно желал? — четко, растягивая слова, словно пытая, произнесла Лин.

Он помнил. Казалось, что в веселых глазах Шисуи потушили свет, который Итачи сам зажег, когда давал ему с сестрой свое благословение... Он помнил то чувство. Ему нужен был „Мангекьё“, но разве только „Шаринган“ являлся причиной убийства? Всепоглощающий грех, что душил его своими тисками, перекрывал доступ кислороду, мешая разуму. Сильное желание оставить ее возле себя, никому не отдавая, правило рукой с занесенной катаной.

Никак не укладывался в раскалывающейся голове куноичи тот факт, что ее брат теперь отступник. Предатель. Тогда она наконец поняла, что свободна. Но только в своем выборе. Натсуки всегда будет зависима от него.

Неуловимый шорох, характерный только для оружия, и вот она боковым зрением видит, как парень заносит над ней катану. Учиха закончит всё одним ударом. Неужели он способен на такое? Видимо да, раз отчасти из ревности убил своего лучшего друга. Девушка смотрит в глаза своего убийцы. Металлический скрежет раздается эхом по поместью истребленного клана Учиха.

Поставив сам на себе клеймо, перечеркнув свою принадлежность к родному Селению Листа, Итачи медленно склонился к ней.

— Помни, что я дышу с тобой, — прошептал ей на ухо брат-близнец.

Отвернулся и направился к двери, ускоряя шаг и заставляя себя не оборачиваться. В противном случае он точно заточит ее в последние объятья. Парень не показал ей других чувств, эгоистично оставляя их себе. Разрываемый острыми клыками совести из-за того, что скрыл от нее огромный мир, заменив собой целую вселенную, он отпустил. В знак своей вины к Лин, Учиха отрекся от родины, бросая куноичи на произвол. Лишь бы она дышала, пусть даже и без него.