В твою честь стены

В твою честь стены.

Ровно год назад я поселился в этой квартире. Вид из окна седьмого этажа наполнял мой мир смыслом, но я не понимал этого ровно до этой минуты… Моя дорогая.

Я рисую жёлтых ящериц, розовых змей,
Безумные облака, в них - поющих сирен…
За окном становится небо темней,
Но небо в моих руках, на гладкой поверхности стен.


Стены моей комнаты так недолго оставались белыми… И ты так любила пачкать эти обои. Я тысячу раз за этот год пытался подарить им, этим голым стенам, что-то уютное, мечтал каждый день их перекрашивать в самые разные цвета. Но в итоге я подарил этим стенам лишь твое нежное имя, а потом – и вовсе, сойдя с ума, подарил тебе эти стены.
Я умолял тебя быть моим смыслом, а ты лишь пачкала мои стены. Ты делала свое дело с изяществом и самым потрясающим потоком чувств. И я каждый день, просыпаясь и засыпая в этих четырех стенах, знал, что ты меня любишь. Для меня как будто вовсе не существовало других комнат, не существовало, тем более, никаких других помещений или домов. Была только ты, и я бы сражался со всем миром, лишь бы навсегда во всем этом оставаться. Отдавался тебе.

Эти горы, эти реки, покрытые льдом
Я их назвала в твою честь, небо закрыла метель…
Раскалённое выйдет солнце потом
Здесь будут цветы и лес, скоро начнётся апрель.

Ты всегда ждала весну… Искала в каждом времени года самые белые краски, но не находила их даже в феврале. И ты словно мстила моим стенам за их белизну – каждый день на них рисовала красным, черным, коричневым… Чаще всего просто красила свои губы и тут же стирала помаду о стены, целуя так нежно и осторожно, что во мне просыпалась ревность. А иногда, когда я любил тебя прямо у этих стен, твои рисунки стирались о твою же одежду. И ты потом грустила, словно в твоем мире ломалось что-то маленькое, но значительное. Тогда я ревновал еще больше. Ты так любила эти белые стены, Сакура…

Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом!
Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин.
Целый мир придуман, целый мир придуманных истин.
Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим.

Я всегда знал, что ты намеренно превращала свой мир в мой, и я никогда не был против, потому что до тебя у меня не было мира. Я почти не соглашался с жизнью и не признавал ничего этого. Ты около года вламывалась в мое сердце, рисуя на стенах, ломая стены… Ты пробивала себе путь, говорила, что это безумно важно, что это обязательно – когда один человек становится смыслом другого. Не спрашивая, ты делала из себя мой смысл. А если бы ты спросила, я был бы согласен.
Вот только… ты никогда меня не кормила.

За окном кто-то плачет, кого-то зовут…
Торопливые чьи-то шаги; дождь, как шорох страниц,
Я рисую праздничный яркий салют,
Цветы, шары и флажки, тысячи радостных лиц.

За нашими окнами бурлила жизнь, ты иногда выходила в этот мир, видела его своими глазами… Потом ты возвращалась и рассказывала мне о людях, о красках, о том, как все еще не находила белого. И я давал обещания, каждый день обещал, что когда-нибудь найду тебе этот цвет. И ты засыпала спокойно, прижавшись ко мне спиной, согревая холодные пятки об мои ноги. Эти горы, эти реки, покрытые льдом.. Ты рассказывала про холод мира, ты говорила о том, как суровы за этими стенами зимы, но мне не было интересно. Я принимал мир твоими словами, мечтами и впечатлениями. Я верил в твою белую душу. Прекрасно помнил, как встретил тебя впервые. Когда я только переехал в этот дом, ты, кажется, в первый же день ворвалась в мою жизнь. Стояла на тротуаре в белом, у самой яркой витрины центральной улицы. Я, как всегда, торопился уйти, торопился скрыться от этого города, его шума, его детей, его красок. И ты одна стояла во всем белом, но я не обратил внимания, был погружен в свои свежие мысли. Я думал, в какой цвет покрасить стены.
Помню, ты смотрела на меня так пристально и внимательно, пока я шел к тебе и после, пройдя мимо, шел от тебя. И я бы, наверное, никогда больше не позволил себе этого – уходить от тебя.

Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом!
Мы одни на целой земле! В самом сердце моих картин:
Целый мир придуман, целый мир придуманных истин.
Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим

За этот почти год ты изрисовала практически целиком две огромные белые стенки. Ты рисовала в моей жизни каждый день. И я принимал это, уже даже не думая о том, чтобы закрасить твои следы каким-то другим цветом. И, помню, я мечтал, судорожно мечтал о том, чтобы так было всегда. Думал, что когда ты измажешь все четыре стены, я наконец уже их перекрашу… но тоже в белый, чтобы твои следы были всегда ярче.
Ты никогда не звала меня по имени, и, даже увязавшись за мной, как щенок, в наш самый первый день… Ты не знала моего имени и не спросила даже спустя час, спустя два и три часа не спросила. И мне с тобой было так удобно. Ты звала меня своим белоснежным, и в этом заключалась огромная любовь, я это знаю. Ты уходила, возвращалась, рассказывала про мир. Мне даже не приходилось смотреть в окна. И даже если ты врала мне про ту жизнь, если бы мои глаза увидели бы в ней много белого, много непридуманных истин… увидь я в окнах своими глазами другую правду… Я все равно бы ждал только твоих рассказов. Я перестал смотреть в окно, ведь стены в него не смотрят.

За окном кто-то плачет, кого-то зовут,
Торопливые чьи-то шаги, дождь как шорох страниц…
Без тебя, бессмысленный весь мой труд,
Музыка и стихи, шум дождя и пение птиц…
Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом!
Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин
Целый мир придуман, целый мир придуманных истин,
Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим.

И я никогда не любил белый. Любил твои нежно-розовые волосы, твои зеленые глаза, твою песочного цвета кожу. В тебе не было белого, и я этот цвет не любил. Я обожал смотреть на то, как ты рисуешь на стенах помадой, ярко-красной. Обожал воспоминания о том, как ты рисовала солнце черным карандашом для глаз… А в последнее время ты часто писала мое имя. Ты писала его всегда с ошибкой, но я не обижался. Мне было приятно, что ты просто его запомнила. Запомнила, что по паспорту я не «белоснежный». Ты размашисто и неаккуратно писала «Гара», почему-то пропуская букву, и целовала это мое имя губами. Хотя, возможно, это было плохим знаком.
А однажды ты не пришла. Не приходила несколько дней, и я был так голоден!.. Я так тебя ждал. В моей комнате оставались две нетронутые тобой белоснежные стенки. Ты обещала, что белых пятен не останется, а теперь не приходила.
И я покинул эти стены ненадолго, отправляясь искать тебя среди тех самых старых больших витрин, где мы встретились впервые. И я нашел тебя на этой же улице. Увидел среди десятка людей тебя единственную, сидевшую как раз у окна скромного кафе, и я тебя увидел. Ты была не одна, и это разбило мне сердце. На твоих руках сидел ребенок, совсем маленький, четырехлетний черноволосый мальчик… А напротив тебя сидела пожилая женщина, и я узнал в ней тебя через несколько десятков лет. Твоя мать сдержанно, даже горько улыбалась, а ребенок на твоих руках капризничал и вешался на твою шею. И у вас троих были такие искренние и чистые зеленые глаза. И тогда я понял, что у тебя была жизнь, свой мир, в который ты меня не включила. Я ощутил что-то колющее в глубине себя. Как будто треснули белые стены моего сердца, и у меня оставалась лишь минута на то, чтобы покинуть помещение. Но это было категорически невозможно. За этими белыми стенами у меня ничего не было.

Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом!..
Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим...

Ты пришла ко мне в тот же день. Нашла меня в запачканных тобой белых стенах. Пришла снова рисовать нашу любовь. Но в этот раз я выхватил у тебя из рук все краски. Я не смог простить тебя, теперь я сам рисовал красным по белому.
Завтра будет март. И в нем опять не будет ничего хорошего. Но я подарю тебе тот самый цвет, как и обещал. Выйду из нашего дома и куплю целую сотню банок белой краски. Закрашу твою помаду, закрашу твои карандаши, закрашу все четыре стены по-новому. Не оставлю следов твоей крови на тех двух, к которым ты не успела прикоснуться. Ты будешь без чувств и без жизни ждать меня на холодном балконе, а я буду красить наши стены. И больше никогда мы не пустим в нашу жизнь никого другого. Начнем заново, все будет белым. В твоей жизни не будет пятен, буду только я и стены. Ведь, наверное, ты потому не открываешь мертвых глаз, что за веками у тебя тоже какая-то белизна. Белый свет завораживает…