"Дерево Саске"

Свет, пойманный в раскрытые ладони, переливается на коже жёлтыми всплесками, и вместе с ним перекатывается в пригоршне маленькое семечко. Наруто нашёл его на берегу ручья, вдали от каких-либо деревьев, и там же его озарила идея. И теперь нёс его домой, с небывалой для себя аккуратностью перебираясь через бурелом и завалы — чтобы не выронить. Не потерять.

«Я посажу дерево. И назову его именем Саске», — думал он, сажая семя в землю. «Когда-нибудь, когда оно вырастет, Саске вернётся. И тогда я встречу его и покажу ему дерево, чтобы оно стало его по-настоящему», — ставя горшочек поближе к свету, на подоконник, мечтал Узумаки.
Неважно, когда именно. Неважно, что будет потом. Но Саске придёт обязательно. Если уж не получилось им вернуться вдвоём, а ему — объяснить, в чём Учиха неправ, значит, Наруто просто нужно ждать. Неважно, сколько. Может быть, к тому времени он даже станет Хокаге...

Шло время, распускались и увядали листья, росточек прибавлял в высоту, а Саске всё не возвращался. Сначала Наруто волновался — вдруг сделал что-то не так, вдруг мало полил, или, может, света не хватило? Переставил на солнце, полил в жару — листочки по краям скрутились сухим, коричневым. Наруто испугался, побежал к Ино — узнавать, что и как. Увидев у своего дома взъерошенного и явно испуганного Узумаки, Яманака сперва тоже встревожилась, а затем, узнав причину, рассмеялась и объяснила, что надо вернуть «питомца» на место, и что свет ему нужен рассеянный. Наруто послушался, переставил обратно — и сеянец выпустил новые, яркие клейкие листочки.

Наруто счастлив. Он по-прежнему ходит на миссии, шутит, смеётся и устраивает цирк на ровном месте; он по-прежнему влюблён в Сакуру и всё так же получает от неё подзатыльники. А по ночам видит во сне иссиня-чёрные волосы и антрацитовые глаза.
Наруто приходит домой, садится подле горшка, поливает его и долго-долго смотрит на тянущиеся к свету листья. Росточек растёт. Сейчас в нём чуть меньше полуметра в высоту. Значит, скоро можно будет высаживать на улицу. От этого сердце Наруто сжимает непрошенное двоякое чувство: хоть он и хочет деревцу большого и необъятного мира, но расставаться с ним жалко.
Наруто не замечает, но Какаши видит, как рана, оставшаяся после ухода Учихи начала потихоньку закрываться. Потому что впервые ей дали надежду. И с каждым днём она становится только крепче — так же, как и набирающий силу сеянец. Глядя на него, на набухающие почки, на ветвящийся древеснеющий стебель, Наруто в душе радуется, и вместе с ним зацветает и сама атмосфера вокруг. Сила «силы молодости в действии», как сказал бы Гай-сенсей.
Наруто вообще не замечает многого из того, что очевидно окружающим, но Какаши видит не только то, что кажется внешне, но и что изнутри — тоже.
А всё потому, что то глубокое, горькое и красное наконец переплелось зелёным и свежим. Ярким. Живым.
Когда у Наруто спрашивают, что это за растение и почему Узумаки так с ним носится, он лишь пожимает плечами и отвечает — «Это дерево Саске». Понимают немногие. Хатаке помнит, как когда-то спросил тоже самое, на что получил исчерпывающее:
— Когда оно вырастет, Саске придёт в Коноху.
— Ты в этом... уверен?
— Конечно! Просто, — тут он привстал на цыпочки, и джуунин наклонился, чтобы услышать шёпот в ухо: — Просто я знаю, что когда-нибудь Саске обязательно вернётся!
«Он не может не прийти».
И улыбнулся. Уверенно и искренне, как умеет улыбаться только Наруто. Мужчина хмыкнул, представив возможную реакцию Учихи. Ну и ну.
«Дерево Саске, значит? Хммм...»
Какаши знает, что для его подопечного даже одно это словосочетание — как целый мирок. И больше не тревожит его расспросами.

Дерево Саске...
Пусть оно будет высоким и стройным, как кипарис, цепким и крепким, как сосна и сильным, как дуб. И пусть пахнет хвоёй с привкусом моря, но с листьями и без игл. Пусть оно растёт обособленно — я дам ему столько места, сколько нужно, и столько свободы, сколько захочется. Пусть не сломят его сушь или ветер, да не зальют водой холодные осенние дожди.
А если рядом с ним вырастет другое, я не дам его срубить, пусть живёт. Мне не жалко земли, и пусть и природе тоже будет не жаль тепла и солнца. Кажется, Ино ещё говорила, что деревья могут врастать друг в друга корнями и ветками, становясь целым. Правда, если одно из них срезать, то оба не перенесут этой раны и погибнут. Поэтому я буду следить, чтобы никто, кроме моих друзей про него не узнал. Это будет только наша с ними тайна. И ещё — моя и Саске.

Время пролетело мигом, и Наруто и оглянуться не успел, как его «питомец» вымахал аж до полутора метров, лишь немного не догнав в росте его самого. Ствол у деревца был ровным, с гладкой светло-серой корой, а листья — необычной, раздвоенной не до конца формы. Он бы так и терялся в догадках, что же вырастил, пока однажды встреченный на улице Сай не поинтересовался, как у него там гинкго поживает. Как выяснилось позже, о том, что это за деревце у Узумаки растёт знали почти все. Ну, кроме самого Узумаки, разумеется.
— ... Известно, что у некоторых народов гинкго считается символом бессмертия, а у нас — преданности... — меж тем продекламировал ему Сай.
— А что, раньше никто из вас мне об этом сказать не мог? — пробурчал Наруто, не особо, впрочем, задумываясь о смысле сказанного, из которого он уловил только название растения.
— Ты не спрашивал, — просто ответил Сай.

Место «для новой жизни» саженца он выбрал сам, руководствуясь узнанными от семьи Ино подробностями — не сильно затенённое другими деревьями, с достаточным количеством света и воды. На «церемонии» посадки присутствовали все друзья, и редко кто из них упускал возможность подколоть Узумаки по поводу. Наруто смущался, однако продолжал исправно копать посадочную яму. Когда котлован, наконец, был готов, Сакура насыпала туда удобрений и свежей земли, и Шино посадил каких-то жуков, которые оберегали бы гинкго от вредителей. Какаши-сенсей с Ирукой подставили распорки, Наруто приставил к стволику табличку с именем дерева, а затем, с помощью призванного на вечеринку Гамакичи они обильно полили саженец водой.
Солнце клонилось к закату, и все участники «торжества» расходились по домам. Наруто постоял возле деревца ещё немного, пока бордово-красный край окончательно не скрылся за горизонтом, разом выбив из окружающего пространства все краски, кроме фиолетовых, после чего подошёл к растению, ласково коснувшись ещё тёплого ствола. Сказал просто — «Живи».

Дождь шёл в Конохе уже две недели, в основном мелкой моросью, изредка сбиваясь на ливень. Словно сама природа, прощаясь с Нагато, оплакивала его смерть. Жители деревни невесело шутили, что тучи над Скрытым Дождём явно перепутали местонахождение селений, проливаясь над Страной Огня нескончаемым потоком холодной серой воды. Да и в целом особого позитива происходящее сейчас не приносило — люди восстанавливали фактически стёртую с лица земли Коноху, скорбели по ушедшим, залечивали раны выживших. На фоне всех этих событий Наруто и думать забыл о дереве, вплоть до того момента, как разбушевавшаяся непогода принесла с собой настоящий ураган. Вырванные с корнем деревья, обрывы электричества — всё это было лишь малой частью того, что назревало где-то над головой, в клубке иссиня-серых туч, над притихшей в ожидании неизбежного деревней. И оно последовало — гроза ударила по Конохе всей своей мощью. И только когда от вспышек молний уже начали болеть глаза, а несколько деревьев в округе полегло от огня и ветра, Наруто опомнился.

Гинкго выдержал. Приютившись у куска скалы, с распростёртыми к свету ветвями он, хоть и потерял большую часть листьев, но выстоял натиск стихии. Наруто отвернулся и, не глядя, ударил кулаком в камень, разбивая руку в кровь. Забыл, как он мог забыть? А что, если бы не уберёг?.. А что, если бы...
Но дерево выстояло.
— Это был твой первый экзамен, — задумчиво сказал Наруто, глядя куда-то вверх, на свивающиеся в вышине тяжёлые хмурые облака.
И ушёл.

Позже он вернулся, но уже не стоял рядом, наблюдая издалека. Гинко, как и некогда Саске, становился самодостаточным. Теперь он стремился вверх, ломая преграду — Наруто видел, как по скале уже зазмеились трещины от корней. И тогда же понял, что он лишний. Верно, он дал жизнь ростку и ухаживал за ним, пока тот был маленьким, но, стоило ему высадить саженец в природу, как он резко стал ненужным. Дерево заботилось о себе само. Ему не мешали обломанные ветром ветки или сорванные листья — на их месте вырастали новые. Оно пробивало себе путь наперекор всему, на ходу зализывая раны.
Как Саске.

Тогда Наруто ушёл окончательно — чтобы уже не возвращаться. Дерево с именем Саске — не выход, а печальная закономерность. Как корабль назовёшь, так он и поплывёт...

Он проснулся рывком, словно что-то выдернуло его из сна; снилась, к слову, какая-то муть. Чертыхнувшись, Наруто встал и, подойдя к окну, открыл его — в комнате было чертовски душно.
Ночь выдалась непроглядно-чёрной, настолько, что хоть глаз выколи. Словно сама пустота Космоса опустилась на землю, заглушив своей толщей любые, даже самые ничтожные звуки. Какое-то особое чутьё подсказало, что неспроста, и что не бывает таких тёмных и безжизненных ночей. Только если...
Кто-то хотел скрыть своё присутствие.
Наруто уже знал, кто был этим нежданным гостем. Вот только радости по этому поводу не почувствовал. Жаляще потянуло где-то под сердцем; вскрылись старые раны, заставляя вспомнить о боли, что когда-то прочно угнездилась в нём.

До обрыва дошёл спокойно, даже не ускоряя шага. Потому что знал — его ждут и его дождутся. За тем и пришли.
Вдалеке чувствовалось чужое присутствие, но от них не исходило угрозы. Они просто были там. И тоже ждали.

Чёрный, замерший у обрыва силуэт не пошевелился, даже когда Наруто вышел из леса. Саске не повернул головы, не проронил ни слова — просто стоял у самого края, и на секунду в Наруто вспыхнуло и погасло два противоречивых желания — оттащить подальше и толкнуть вниз. Второе принадлежало Кьюби.

Саске постоял так ещё минуты две и только затем обернулся. Его глаза мерцали в темноте красным.
— «Дерево Саске», значит? — фыркнул он, поддев носком деревянную табличку. — Что за чушь...
Наруто молчал. Не потому, что сказать было нечего, а потому что знал — не поймёт. Фыркнет презрительно, вот как сейчас, или и вовсе утопит в пафосе.
Не понять Саске смысла в дереве Саске. А, может, оно и к лучшему...
— Зачем ты посадил его здесь?
Наруто удивлённо моргнул, переваривая услышанное. Учиха, как всегда, сказал не то, что можно было бы предугадать. Ладно «зачем?», но почему именно «здесь»?
— Что... ээ?
— Объясняю для тупых: зачем ты посадил его здесь, на вершине холма, поодаль от других деревьев?
— А! Ну так, тут места больше, есть куда расти!
Есть куда расти... Есть к чему стремиться, то есть.
— Но при грозе, — вдруг прервал его Саске, — намного больше вероятность, что тут в него ударит молния. Ты сможешь справиться с этим?
Узумаки посерьёзнел, вспомнилась та самая буря.
— Оно выдержит.
«Как я».
— Уверен? Деревья сгорают в огне.
— Я потушу его своими собственными руками!
Молнии-вызывают-огонь-который-сжирает-всё-на-своём-пути. Как я. Как Кьюби. Как ты. Как мы. Шиноби Страны Огня, пусть и бывшие.
— Это не «дерево Саске», Наруто. Это твоё дерево. И не надо выдумывать глупых историй.
Не надо выдавать желаемое за действительное. Не надо... постоянно думать обо мне. Не надо.
«Как ты».
— Это всё, что ты хотел сказать? — с вызовом спросил Наруто, скрестив руки на груди.
— Это то, что я не хотел говорить. Пока.
Он дал знак, три тени мелькнули в кронах близ растущих деревьев, замерев над ними хищными чёрными птицами. Наруто поджал губы, но спустя секунду уже улыбался привычно открытой улыбкой.
— Да. До встречи, Саске!
«До встречи, когда ты окончательно вернёшься», — добавил он про себя.

Снова потекли дни, недели, месяцы, но теперь уже — наполненные ожиданием. Однообразие сковывало мысли, действия свелись к автоматизму — помочь там кому-нибудь, сходить на миссию, получить компенсацию, поесть, поспать. Изредка — прогулки по Конохе в компании Какаши-сенсея или Сакуры, вызовы к Цунадэ... Наруто ждал, но это ожидание не было привычным, оно отдавало тревожностью и уже успело изрядно исколоть и без того уставшие нервы.

Ярчайшая вспышка голубоватого света пронзила мозг, заставив Наруто шарахнуться в сторону и упасть с кровати. Сердце колотилось как бешеное, но понять причину он пока не мог. Почти не соображая, Наруто выпутался из одеяла и, подбежав к окну, высунулся наружу.
Ночь точь-в-точь напоминала ту, когда Саске решил почтить деревню своим нежданным присутствием — такая же тёмная и тихая. Давящая, мертвенная тишина. В груди заболело сильнее.

Почему-то первая мысль, которая мелькнула в сознании за секунду до второй вспышки, была о Саске. О нём или о дереве, Наруто додумать не успел — бежал в сторону утёса.

Затем ударило — ярко, по глазам. Наруто зажмурился, но свет никуда не делся, наоборот, прорастая всё новыми и новыми нитями. Где-то на краю сознания мелькнуло воспоминание о том, что только одно в мире способно так сиять. Чидори.
А значит, он был прав: Саске вновь вернулся и он здесь, в Конохе. Вот только вряд ли затем, на что надеялся Наруто. И, судя по оранжевым отблескам на востоке, совсем не за этим. Старая рана в груди развёрзлась шире, и где-то под печатью, чувствуя приближающуюся волну ярости, предвкушающе завозился Лис.

Впереди, за чёрными стволами показался просвет, и Наруто ещё успел заметить ослепительно-белый шар света, неспешно плывущий вдоль обрыва. Через пару мгновений над ним громыхнуло так, что заложило уши. Наруто посмотрел вверх — над лесом закручивалась серо-фиолетовая воронка. Он был в самом эпицентре бури.
Секунды иссякли, под натиском ветра с громким треском ломались ветки и сучья. Наруто видел рассекающие древесину порывы — тонкие, аккуратные надрезы на светлом фоне, постепенно наполняющиеся соком.

Следующая вспышка ударила уже сверху — и по гладкому светлому стволу поползло зарево тлена; кора потемнела, будто кто-то разом стёр с листа верхний слой, обнажая чёрную изнанку. Огонь лениво лизнул ветви, и те вспыхнули мгновенно; затрещала, поддаваясь, кора, и огненные потёки смолы заструились вниз, расцвечивая серое красным.

Наруто не мог больше стоять в стороне. Наплевав на сметающий всё на своём пути ветер, он выскочил из леса как раз тогда, когда гинкго был полностью объят пламенем. Но горело даже не дерево — горело что-то внутри Наруто.

Он протянул было руки, чтобы остановить, потушить, — когда резкий окрик сзади заставил его обернуться.
— Стой!
— Что?
— Не подходи к нему, — повторил Саске, подходя ближе, готовый схватить Наруто за руки и удержать. Не дать коснуться стремительно лопающейся коры и уже вовсю охваченных пламенем ветвей.
«Деревья погибают в огне».
— Почему? — выдохнул Наруто, неверяще глядя на тлеющее дерево. Тонкие ветки иглами алели в темноте. — За что? Что это?
Слишком много вопросов сразу и слишком беззащитно раскрытые голубые глаза.
— Шаровая молния.
При слове «молния» в голове у Наруто что-то щёлкнуло. Мозаика рассыпалась на кусочки, тут же став одним целым.
Не думая, он рванулся вперёд, к краю, увлекая за собой.
— Это ты сделал?
— Вот ещё.
— Я. Спрашиваю. Это. Ты. Сделал?!
— Нет.
— Врёшь! Я видел!
— Что ты видел?
— Твоё Чидори!
— Нет. Не я.
Неожиданно Наруто успокоился.
— Ладно, не ты, так не ты, — как-то слишком уж легко и не сопоставимо с недавней вспышкой согласился Узумаки. — Но если всё-таки ты, то верни его!
Брови Саске взлетели вверх:
— Что, прости?
— Что слышал. Верни мне его. Верни дерево Саске!
— Я уже сказал, что оно не моё, а твоё. И раз оно сгорело — что ж, значит, судьба у него такая.
— Предавать Коноху у тебя тоже судьба была такая?
Учиха только хмыкнул — и откуда только так язвить научился.
— Я никому ничего не обещал. То, куда и зачем я иду — только моё дело.
— Ну вот, а моё дело — это знать, что, куда бы тебя ни занесло, ты жив-здоров, ясно? А это дерево мне это показывало.
Гон чистой воды, но что уж тут поделаешь...
Саске устало вздохнул. Помолчали.
— Знаешь, что?
— Чего?
— Я вот всё думаю, почему именно гинкго.
— Э? Ну я просто нашёл его в лесу и подумал, что было бы здорово его прорастить!
— Я не об этом...
— А про что?
— А про то, что гинкго символизирует преданность. — Наруто собрался было перебить, что он в курсе, но не успел и рта раскрыть, как брюнет продолжил: — И, по легенде, готово умереть за своего хозяина. А в данной ситуации... это более чем говоряще.
— Это просто совпадение!
— Возможно. В любом случае... ты был прав, это из-за меня в него ударила молния. Поэтому...
— Заткнись. И убирайся.
Спорить с дрожащим от ярости Узумаки Учиха предусмотрительно не стал — мало ли. Однажды он уже видел, чем это может закончиться.
— Хорошо.
И только когда Наруто остался на обрыве один, он понял, что вокруг больше нет ветра, а туча, которая была над ними, давно ушла на северо-запад. На востоке медленно светлело небо — там занимался рассвет. О буйстве стихии напоминал только чёрный остов застывшего в нелепом положении дерева — обугленный скелет того, что совсем недавно было живым.

Он не приходил туда месяца два — просто не было сил вспоминать. А потом пришёл — совершенно спонтанно, будто его толкнули в спину и сказали идти. Там, у основания чёрного ствола тянулся вверх крошечный зелёный росточек. Наруто улыбнулся — Саске сдержал слово.
Он стал бывать там чаще — только наблюдал, не делая попыток выкопать и принести домой. И лишь позже, когда он подрос увидел, что ростков было два. Просто они настолько переплелись, что стали неделимы. Он не знал, специально ли Саске так сделал, да и делал ли он это вообще, но те два ростка были как они сами — если одно из них ослабнет, то второе всегда даст ему опору.
Как помогают друг другу друзья. Как было. И как будет.
А в том, что ещё «будет», он был уверен.

Далеко оттуда, на какой-то из стоянок в чужой стране Саске сейчас сидел у костра и, вертя в руках наполовину обгоревшую табличку с выцарапанной на ней надписью, усмехался. У Наруто было дерево, носящее имя в честь Учихи, а теперь и у него будет его собственное. И даже не одно.

Я посажу дерево. И назову его именем друга. И когда оно вырастет, Саске вернётся.