Белый – красный (2 часть)

Ночь... Я иду через лес. Сквозь густые кроны деревьев светит белая луна. Я иду... нет, я не иду, я, будто плыву. Я смотрю на свои руки, точнее, сквозь них. Я – призрак. Замка? Города? Да нет, я – призрак своей собственной души. Смерть ещё не трогала меня, но я уже не живу. Как человек, душа которого попала в Ад до того, как он умер.
Мне странно легко. Меня не тянут цепи, как других. Но, кто знает, может, меня скоро закуют, слишком уж тяжёлыми были мои кандалы в реальности.
Мне не страшно, хотя, лес сам по себе жуткий: кривые деревья тянущие, чёрные ветви со зловеще шелестящей листвой к бездонному лунному небу, скользящие вокруг тени. А чего мне бояться? Я слишком давно перестал бояться чудовищ. С тех самых пор, как стал одним из них.
Тени злобно смотрят на меня сияющими в темноте глазами, а я в ответ мягко улыбаюсь. Они тают от моей улыбки. Растворяются, не издав ни звука. Мне их даже жаль...
Навстречу выходит серебристая лань. Маленькая, тонкая, словно сотканная из паутинок. Я протягиваю к ней руку, касаюсь её бархатного носа. Она тёплая... Она рада... Почему? Я чувствую странный запах, похожий на горелое дерево. Сильный, резкий. Перед глазами начинает всё плыть. Лань обеспокоено трётся мордочкой о мою ладонь. Я не хочу уходить. Прикрываю глаза, поглаживая пальцами тёплую шерстку. Ощущаю её атласное прикосновение.
Как-то отчаянно меня выдирает из вязкого бреда.
Это всего лишь простыня...
И первое, что я ощущаю, кроме, кажется, преследующей меня по жизни боли, это то, как ты пальцем чуть надавливаешь на мои губы. Я, пытаясь сглотнуть, непроизвольно провожу по нему языком, а потом, повинуясь совершенно необъяснимому чувству, чуть прихватываю зубами и тут же отпускаю.
Открываю глаза.
Ты нависаешь надо мной, уже полураздетый. Я позволяю себе секунду рассматривать тебя: плавная линия плеч, аристократически бледная кожа, выступающие ключицы, чуть наклонённая шея, точёные черты лица и тёмные провалы внимательных глаз. Ты иногда пугаешь, Итачи. Но именно сегодня почему-то мне не хочется бояться. Я хочу, чтобы ты знал…
Поднимаю здоровую руку, чуть касаясь твоей щеки. Что со мной? Почему мне так нужно, чтобы ты понял? Почему я не могу сделать вид, что всё, как обычно, что ты меня принуждаешь? Что изменилось? Почему я так хочу, чтобы ты…
…Прости меня за то, что я не люблю тебя. Прости за то, что не ненавижу. Прости меня за то, что не могу забыть, за то, что хочу помочь и отчаянно верю в серебристо светлое облако, где-то там, за поворотом. Мне не положено быть таким, я знаю, но ведь внутри у каждого из нас есть ребёнок. И своего я бережно охраняю, несмотря на искорёженные ударами, ржавые шипастые прутья его детской кроватки. Насколько хорошо у меня это выходит – не мне судить. Шиноби не должен иметь на это права, да вот беда, я всегда брал в привычку только плохие примеры.
За мою надежду и несбыточные изорванные мечты…
– …прости меня, – еле слышно выдыхаю, притягивая тебя к себе за шею, приподнимаюсь, к чёрту боль! и впиваюсь в твои губы своими.
Ты можешь переломать мне все кости, можешь затрахать меня до смерти, но тебе всё же придётся меня простить, потому что сдаваться я не собираюсь.
Во время поцелуя я не закрываю глаза. Больше я не буду их закрывать. Наше «как всегда» закончилось, братец.

POV Итачи.

—…прости меня… - хм, даже знать не хочу за что.
Смотрю холодно, кроме физического интереса у меня больше интересов к тебе не осталось.
Притягивает меня за шею, приподнимается, целует.
…И вновь я трахаю его рот.
Надо же, твои глаза открыты даже, когда я поднимаю тебя с постели.
Поцелуй прекращается, когда ты садишься на пол у моих разведенных ног.

…Все будет как всегда…

Я запускаю руку в твои волосы. Позволяю себе секундную улыбку. Притягиваю твою смазливую мордашку к паху. Ммм…
Твои ладони проходятся по внутренней стороне бедер, по грубой ткани штанов.
Смотрю сверху вниз…
МОЯ игрушка…
Вынимаешь разгоряченную, влажную от смазки, плоть. Теперь твой взгляд устремлен на малиновую головку моего орудия. Нерешительно проводишь кончиком языка по всей длине. Приоткрытые губы, горячие дыхание на столь чувствительной коже… Ты — садист.
Хватит, грубо насаживаю твой ротик на свой член. Запрокидываю голову, закрывая глаза. В-е-л-и-к-о-л-е-п-н-о, великолепно. Надеюсь, я все же подавил довольный рык. Хотя если даже и нет, будет даже лучше. Пора знать, братишка, кому ты принадлежишь, кто твой хозяин.
Направляю его голову грубыми движениями, заставляя вбирать до самых гланд. Приоткрываю глаза и любуюсь его личиком, из его глаз слезы текут. Ну, еще бы, двадцать с половиной сантиметров в горло с непривычки трудно.
Царапает зубами мой член. Неприятно. Зря я тогда не захотел его ротик выебать, сейчас было бы лучше. Совсем в минете неопытен.
—Зубы… - шиплю я.
И снова. Это, конечно, остужает пыл, и, все же, понежнее можно!
Мда… Просто выдираю у него свой член. Похоже это твоя самая сладкая конфетка, глупый маленький брат…
Вожу головкой фаллоса по его алым и припухшим губам. Первое время он не может понять моих действий, потом он томно прикрывает глаза и гоняется за ней своим проворным язычком. Не смог сдержать глухой грудной стон. Он нежно вбирает его как можно глубже в себя. Его язычок пробегает по всем вздутым венам, обводит головку, затем… Затем по моей спине пробегает электрический разряд… Ааагх!!... Еще чуточку, и я кончу.
Разочарованно простонав, я все же смотрю в глаза этому юному садисту. Ну, и почему ты мне не дал кончить? Как бы красиво на твоих волосах выглядели белесые капельки моего интереса к твоей заднице… Всего лишь картинка в мозгу, а как возбуждающе.
Саске отпускает мои яйца и мучительно медленно проводит по длине всего ствола теплой шершавой ладонью. Какая у него шея…
Затем снова это… АААаа!... Кончик язычка, пытающейся проникнуть в отверстие на головке… ммм!...

…Сколько длится эта пытка?... Он мне не дает кончить… Я откинулся на кровать… Шнурок на волосах развязался, из-за чего волосы лезут в рот.
Слишком большое напряжение…Побелевшие костяшки пальцев перед глазами… Я так сильно держу покрывало?... Почему?...Что происходит?... Слишком много вопросов, пора…
Еще раз выгибаюсь в слепой попытке кончить, и вновь отказ. Твоя месть… Сладкая… Изощренная. Снова эти шершавые и такие податливые губы. И это только минет. Что будет дальше, Саске?

Чувствую, как по внутренней стороне бедер скользят его тонкие прохладные пальцы. Достигают пояса, развязывают, снимают… Что…?... Я… беспомощен…
Все тело напряжено до грани возможного, мышцы свело настолько, что уже больно, и тело мне не пренадлежит, а конца пытки еще не видно…
—ААах!... - дожил. Превращаюсь в грязную шлюшку.
Поясница нещадно болит, когда я вновь выгибаюсь от прикосновения его пальцев к моему судорожно сжавшемуся сфинктеру.

А теперь все будет КАК ВСЕГДА!...

С рычанием сажусь на кровати, и, грубо схватив эту тварь за волосы, до упора вхожу в его сжавшееся горло. На глазах слезинки. Ты единственный кому так идут эти капельки влаги на пушистых ресничках.
– Глотай!
Он судорожно пытается делать глотательные движения. Руки он робко кладет мне на колени. Грубо держу его за волосы на затылке, еле сдерживаясь, чтобы не затрахать до потери пульса.
Зажмуривает глаза. Наверное, больно при поврежденных-то связках.
Трех движений хватает, и я с грудным рыком кончаю глубоко в его прелестный ротик.
—На кровать! - рявкаю я, а сам пытаюсь выпутаться из штанов, которые обматывают щиколотки.
Наверное, это единственный в моей жизни столь сильный оргазм. Голова кружится, перед глазами все плывет, тело как ватное.
Сорвав-таки эти несчастные штаны, оборачиваюсь. Саске, обняв колени, смотрит в точку на стене, точнее он в прострации. Хмыкаю. Подползаю к нему, скользя по черному шелку. Люблю удобство в сочетание с роскошью.
Убираю прилипшую к щеке прядь волос за ухо. Все-таки он красивый!
– Саске… - зову его хриплым, от нового желания, голосом.
Вздрагивает.

POV Саске.

И всё же ты садист.
Эта мысль крутится в голове, пока твой член скользит у меня в горле. Казалось бы, должно быть мерзко и отвратительно, но меня не тошнит, мне просто неудобно.
Дыхания не хватает, слёзы выступают на глазах – ты слишком большой для меня. При попытке нормально вдохнуть, случайно чуть сжимаю челюсти. Ты шипишь: «Зубы!» Виновато отстраняюсь, но ты сам быстро отодвигаешься, вынимаешь член и водишь головкой по моим губам. Секунду сижу без движения. Я знаю, чего ты хочешь. Ты так предсказуем. Я пытаюсь ртом поймать горячую плоть, глядя на тебя откровенно блядскими глазами. Тебе ведь это нравится, да? Конечно, братец, это ведь ты меня учил.
Ты не знаешь, что такое нежность, Итачи. Ты ненавидишь нежность. Я попробую показать тебе, может, когда-нибудь ты поймёшь. Может быть, когда-нибудь кто-то, встретившийся тебе на пути, ощутит на себе это понимание, и я буду страшно завидовать ему, потому что этим «кем-то» вряд ли буду я сам.
Я снова ласкаю тебя губами и языком. Никогда ни для кого такого не делал, никогда больше не сделаю. Ты – первый и последний.
Я нежен. А ты стонешь так, что низ моего живота наливается предательским жаром. Как же ты красив сейчас – раскинувшийся на кровати, с закрытыми глазами и страдальчески сведенными бровями, сжимающий побелевшими пальцами складки покрывала. Ты почти страдаешь, потому что я несколько раз довожу тебя до предела и не даю перешагнуть грань. Ты хочешь кончить. Ты думаешь, я мщу тебе. Нет, я просто очень нежен. Ты никогда не был таким со мной, и не будешь. А я уже и так стал замыкаться в себе, хочу поделиться остатками нежности с близким человеком.
Я поклялся, что никого больше не подпущу к себе, так что ты – единственный, кому я могу отдать эти последние искры угасающего пламени. Потому что скоро я стану таким, как ты: холодным, равнодушным, и, пока ещё могу, я хочу успеть…
Медленно стаскиваю с тебя штаны, провожу руками по внутренней стороне обнажённых бёдер, не переставая мягко сжимать губами твой член, скольжу пальцами между ягодиц. От этого касания, там, у напряжённого кольца мышц, ты выгибаешься на пределе возможностей человеческого позвоночника. Ну, давай, позволь мне…
Внезапно ты вздрагиваешь и резко приподнимаешься. Я всё понимаю по твоим разъярённым глазам.
Жаль. Я не успел…
Жёсткая хватка в волосах, глубокие толчки. Я снова задыхаюсь, а от острой боли в горле с ресниц срываются редкие слёзы.
– Глотай! – приказ.
Пытаюсь выполнить его, но получается не очень. Осторожно кладу руки тебе на колени, надеясь чуть сдержать тебя. Кажется, ты не теряешь контроль. По крайней мере, несмотря на злость в глазах, не пытаешься окончательно порвать мне глотку. Зажмуриваюсь, стараясь сморгнуть слёзы. Больно. Всё равно больно. И рука опять беспокоит, будто молниями прошивает через всё плечо.
Ещё несколько движений и ты кончаешь. Горьковато-солёный привкус, вязкая тягучая жидкость на языке. Вот теперь действительно противно. Даже на мгновение желудок скручивается узлом в позыве. Только мгновение.
– На кровать! – ты злишься. Сильно. Значит, сейчас мне будет очень больно. Больнее, чем обычно.
Я осторожно забираюсь на постель и сажусь, обнимая колени руками. Я так устал, Итачи.
Я бы мог броситься на тебя, пока ты стоишь ко мне спиной, но у меня не осталось сил даже на это. Хочется свернуться в клубок и тихо заскулить. У меня внутри что-то давным-давно надорвалось, но только сейчас я ощущаю, как обрывки этого «чего-то» осыпаются белым мёртвым пеплом. Он кружит, как снег, только ни прохлады, ни радости не приносит.
Я хотел бы перестать надеяться. Я хотел бы не уметь верить. Я хотел бы бояться без страха и страдать без боли.
Я хотел бы, чтобы меня любили, чтобы, когда я вернусь, измученный и усталый, меня бы приняли в тёплые объятия.
Я хотел бы, чтобы был кто-то, кому я мог бы уткнуться в плечо, когда мне невыносимо больно, страшно…просто плохо.
– Саске… – ты зовёшь меня. Я смотрю тебе в глаза.
Мне не нужна жалость. Мне нужно всего лишь понимание и…быть может…прощение.
Я хотел бы быть цветком…камнем у реки…бабочкой на стебле травинки…
…Я хотел бы жить…и хотя бы раз посмотреть на людей с высоты журавлиного клина.

POV Итачи.

Вздрагивает. Смотрит на меня. Как много мыслей, эмоций… Мне все равно. Мне нужно только твое тело, глупый маленький брат. Пристально смотрю ему в глаза.
Укладываю податливое тело на простыни, он как будто под гипнозом. Из-за моего взгляда? Лестно. Едва заметно, пошло улыбаюсь.
…забудь… …забудь другой вариант…
Сажусь на его бедра, медленно провожу ладонями от его щек и до низа живота. Он несмело дотрагивается до моей щеки кончиками пальцев здоровой руки.
Разочарованно стонет, когда моя рука проникает под ткань штанов, но не дотрагивается до его эрекции.
«Нееет», - одними губами говорю я. Грубо переворачиваю его на живот, заламывая руку за спину, она хрустит. Вскрикнув от неожиданности, утыкается лицом в жесткий матрац. Стонет от боли. Я тихо смеюсь. Еще сильнее выкручиваю руку. Хруст. Как человеческие тела все же хрупки. На этот раз он молчит, только судорога проходит по его телу.
Ему тяжело дышать.
Так хочется его мучить…

Распарываю одежду кунаем прямо на нем. Дотягиваюсь до катаны. Ставлю братишку на колени, болезненный стон. С размаху вгоняю, в сжатое отверстие рукоять катаны до основания, разрывая кольцо мшыц. Крик. Музыка для моих ушей.
—НЕТ!!! НЕ НАДО!!! МНЕ БОЛЬНО!!! ОТПУСТИ!!!!! - а это любимый текст для этой мелодии.

Резко вытаскиваю катану, судорожный вздох. И вновь еще жестче и глубже ввожу.
—ААААА!!!...

…

Из него льется кровь, одним тягучим потоком, он давно не издает каких-либо звуков. Только судорожно шепчет: «Хватит…Мне больно…Отпусти…Прости меня…».

…—Прости меня… - чуть громче, чем раньше, злит. Вот тебе! Не смей просить у меня прощения!...

…

Ммм… Ааах!... Какое блаженство.
Переломанные руки связаны шнурком для волос, на щеках слезы, а эти алые пухлые губы скользят по моему разбухшему члену, в то время, как мой клон продолжает иметь его растраханное отверстие катаной.
Вожу членом по его лицу.
Мы с клоном кончаем одновременно с той лишь разницей, что я забрызгиваю густым семенем губы, щеки, глаза, волосы Саске, а семя клона оросило спину и голую задницу братишки.
Клон с хлопком исчезает.

Эта картина настолько развратна, что я снова готов.
Сажусь позади Саске. Вытащив катану, я подтягиваю обессилившее тело к себе, удобно устраивая для себя. Откидываю мешающие волосы за плечо.
Медленно ввожу член в «подготовленное» тело. Головка члена легко проскальзывает благодаря крови. «Кровь лучшая смазка», - хм… слова Орочимару к Кабуто. Теперь я с ним согласен. Кровь лучшая смазка.
Не могу сдержать стон, когда полностью оказываюсь в нем. Несмотря на его растраханность, меня все же сжимает горячая упругость. Фантастически, даже лучше, чем в прошлый раз.
Начинаю ритмичные, глубокие и грубые толчки, задевая его простату. По его телу будто ток пустили, он стонет сквозь сжатые зубы. Чуть позже его стоны становятся отчетливее. Еще немного и он буквально кричит от удовольствия. В этот момент я, еле себя сдерживая, останавливаюсь.
—Кто твой хозяин?
Мотает головой. Не пойдет, подчиняйся мне.
—Так кто же?!! - грубо хватаю его за волосы, оттягивая голову назад. Тихий стон боли и разочарования срывается с его прокушенных губ.
—Пожалуйста… - дрожащим тихим голосом произносит он, пытаясь смотреть мне в глаза. Подается своим тощим, но аппетитным задам назад, глубже насаживаясь на мой член. Еле сдерживаю стон.
—Повтори.
—Пожалуйста, - совсем тихо, на грани слышимости.
—Громче! Что бы услышала вся эта гребаная пещера!
—ТРАХНИ МЕНЯ, УЧИХА ИТАЧИ, ПОЖАЛЙСТА!!! - думаю, его все его услышали.
—Тебе остается лишь призн… - не успеваю дошептать до конца.
—О, господин, мой хозяин, возьми меня! - громко и отчетливо произносит он.
Отпускаю его волосы, и начинаю еще более грубые движения, толчки стали хаотичными. Он громко стонет, уткнувшись головой в матрац и выгнув спину, открываясь мне полностью. Чем я немедленно пользуюсь, стараясь еще грубее вдалбливаться в его тело.
То и дело слышится его «хозяин» и мое, даже сейчас холодное, «сучка». …

Саске кончает первый с каким-то мокрым и откровенно блядским стоном.
Я еще продолжительное время пытаю его тело. А он, не переставая, шепчет: «Хватит. Прости. Отпусти. Хватит. Прости меня. Отпусти меня».
…Ненавижу…
…себя…
…Прости …
Грубо притянув его за бедра к себе, изливаюсь глубоко внутри него.
Вытаскиваю свой окровавленный член и откидываюсь назад, блаженно закрывая глаза. Низ живота, паховая область, немного бедер —

Выхожу из состояния покоя, когда слышу всхлип и тихий мат и опять это глупое «прости меня». Морщусь и поднимаюсь.
Глупый маленький брат лежит на боку, с этой подстилки натекла лужица моей спермы и его крови. Отвращение. К нему.
Поднимаюсь с кровати. Одеваю чистое бельё, свежую одежду. По пути нахожу черти откуда взявшийся черный теплый плащ.
Укутываю бессознательного Саске в этот плащ. Наверно, болевой шок и кровопотеря сильно ударили по истощенному организму. Не мои проблемы.

Незамеченным выхожу из пещеры, на руках неся Саске.
На улице гроза. Сильный ветер воет подобно волку-одиночке, капли дождя похожи на иглы, молнии то и дело высвечивают скользкую траву и меняют реальность до неузнаваемости, портя ее уродливыми тенями при своем исчезновении и резком появлении. Как это похоже на меня. Стоит мне появиться, и я меняю твою реальность, страшно искажая ее, иногда тенями прошлого, иногда тенями настоящего. А гром настолько силен, что, кажется, наступает конец света.

Оставляю Саске в самой чаще леса, где все гудит от ветра и уродливо искажается от неверного света молний.
Вспыхивает молния, гремит гром, в ушах гудит сильный ветер, а по лицу жестко бьют капли ледяного ливня. Еще одна вспышка, Саске мертвенно бледный.

Он выживет. Он отомстит. Он не забудет. Он…
Будет жить, мститель, волк-одиночка.

А я прощу. Хватит себе лгать, Итачи, ты ведь прекрасно знаешь, за что его прощать.
Я умру. Я забуду. Я прощу. Я…
Буду мертвым, предатель, чужой среди своих.

POV Саске.

Ты снова терзаешь меня. Болью, страстью, грубостью, разочарованием, равнодушием. Последнее самое страшное. Я рад, что не вижу твоего лица, когда ты рвёшь меня рукоятью катаны. Я рад, что могу уткнуться лицом в сгиб локтя, размазывая слёзы, и не смотреть в твои глаза.
Огненные цветы боли оплетают меня со всех сторон. Кажется, ты сломал мне вторую руку. Не знаю. Боли так много, что я перестаю ориентироваться – где же повреждённые участки.
Я – дрожащий комок, истекающий кровью внутри и снаружи. Теперь я сам – боль. Я кричу? Умоляю? Вероятно. Какая-то часть меня остаётся снаружи, там, с тобой, и, прекрасно зная, чего ты хочешь, играет роль послушной твоим желаниям куклы. Даже, когда голос хрипнет, мои губы, словно отдельно от меня самого, шепчут какие-то дурацкие слова.
И сквозь это бормотание прорывается то самое «прости». Тебя это раздражает, я знаю. И снова повторяю: «Прости меня». Тебя это просто бесит. Не выходит из меня полностью послушной куклы, да, братец?
Вижу твои взбешённые глаза и… теряюсь в ослепительном сиянии боли.
Вспышка.
Крик.
Боль.
Тьма.
Кровь.
Огонь.
Злость.
Шёпот.
Жалость.
Слёзы.
Булавки.
Стрекозы.
Ленты.
Смех.
Хохот.
Слепота.
По щекам текут слёзы. Не ощущаю. Знаю.
Красные цепкие ленты боли. Хруст кости. Стук капель.
Кровь, стекающая по неестественно белой коже тонкой руки. Словно дорогой фарфор в ярко-алых лентах, а пальцы сжимают что-то. Какой-то комок, исходящий теми самыми ярко-алыми лентами. Комок, ритмично сокращающийся в фарфоровой руке. Комок боли. Моё несчастное сердце…
Боже, за что?! Стальной обруч стискивает виски, застилает глаза нестерпимый слепящий свет. Боль. Боль. Боже мой! Море, океан боли. Воздух. Земля. Не дышать, не говорить. Только впиваться ногтями в ладони и слушать свою боль.

Часть сознания возвращается, когда ты входишь в меня сзади, поддерживая моё изломанное тело под живот. Стонешь. Ты же разорвал меня там в клочья, неужели тебе приятно? Хотя…у каждого свои понятия об удовольствии.
И снова, как ТОГДА, на мягких кошачьих лапах вкрадывается новое, тёплое ощущение. Собирается тугим комком внизу живота.
Ты двигаешься сначала медленно, потом чуть быстрее. Я ощущаю кровь, текущую по моим ногам, но теперь это меня не волнует. Да хоть разорви меня, только…
Неужели может быть так? Когда почти забываешь боль, когда она отходит далеко-далеко на задворки сознания?
Как же так? Зачем, Итачи?
Я…боже…как же…ммм…
Пытаюсь сдержаться, но тело предаёт меня. Стоны рвутся сквозь сжатые зубы. Сильнее…сильнее! Твою мать, Итачи! Сильнее!
Пытаюсь податься назад, но ты жёстко удерживаешь меня и останавливаешься.
Чёрт тебя возьми, братец!
– Кто твой хозяин? – твой шёпот проникает в затуманенное сознание, как холодная ядовитая змея. Качаю головой. Нет, пока нет. Ты же не хочешь, чтобы я сразу сдавался? Любишь, когда кукла пытается трепыхаться?
– Так кто же?! – больно тянешь за волосы. Не хочу больше боли, не хочу…
– Пожалуйста… – тихо выстанываю, подаваясь назад, заставляя тебя проникнуть глубже. Слышу, как ты судорожно вздыхаешь.
– Повтори, – какой же ты тиран, братец.
– Пожалуйста…
– Громче! Что бы услышала вся эта грёбанная пещера! – ты раздражён, ты хочешь продолжить, но прежде, жаждешь получить от меня признание. Думаешь, мне стыдно? Не смеши меня, Итачи! Какой, к чёрту, стыд, когда я САМ пришёл к тебе, прекрасно зная, что будет?!
Ты хочешь громче? Ну, что ж…
– ТРАХНИ МЕНЯ, УЧИХА ИТАЧИ, ПОЖАЛУЙСТА!!! – это достаточно громко?
– Тебе остается лишь призн…– шепчешь, но я не даю тебе договорить до конца, я хочу скорее вернуть то жаркое ощущение удовольствия. Я превратился в шлюху?
– О, господин, мой хозяин, возьми меня! – я даже не краснею, когда говорю это. Мне не стыдно. Я хочу получить от тебя хоть что-то хорошее, и если для этого нужно назвать тебя хозяином, то для меня это не проблема. Я действительно превратился в шлюху. Готов ползать на брюхе за жалкие крохи. Ну и пусть, я могу себе это позволить. В последний раз. Почему последний? Не знаю. Просто…как-то так…
Ты начинаешь двигаться. Резко, жестоко. Мне всё равно. Я выгибаюсь, как кошка в брачный период, впуская тебя глубже. Сильнее. Сильнее, мать твою! Я первый раз в жизни хочу! Ну, давай же!
Мне должно быть стыдно. Должно. Но это не значит, что так и есть.
Чувствую, словно оголёнными нервами, внутри себя твёрдую горячую плоть. Выскальзываешь и вновь врываешься. Сильно, безжалостно. Кровь тонкими ручейками течёт по ногам. Плевать! Лишь бы ты не останавли…вал…ся…ммм…боже…нн…ааах!
На излёте, когда оргазм уже заливает золотистым светом глаза под закрытыми веками, мои губы послушно шепчут :
– Хозяин…
Это правда. Сейчас, по крайней мере. В данный момент ты владеешь мной безраздельно.
– Сучка, – жёстко припечатываешь ты.
И, я не могу не согласиться, это тоже правда.
Кончаю с громким стоном. Я действительно шлюха.
Ты не останавливаешься, продолжаешь двигаться, причиняя мне острую режущую боль, которая теперь ничем не перекрывается. Боль…
Утыкаюсь лицом в сломанные распухшие руки, снова превращаясь в зажатый дрожащий комок. Ты толкаешься особенно сильно, и я опять проваливаюсь в полубред. Мои губы что-то шепчут. Я чувствую, как они двигаются, но не слышу звука.
Я тихо тлею. Я – чёрный съёжившийся огарок. Всё, что от меня осталось.
Я – кусочки мозаики, половина из которых утеряна, а другая половина складывается в нечто уродливое и совершенно дикое.
Смотрю в зеркало и удивляюсь: это действительно я? И пугаюсь. И злюсь. Как маска, звериная рожа вместо отражения. Это я?
Да. Эта мерзкая тварь по ту сторону зеркала – я. Со всеми своими ранами, страхами, обидами и болью. Такой, какой есть. Слабый, несдержанный, с искалеченным внутренним миром и системой ценностей. И страшной рожей истинной сущности в отражении. Кто меня таким сделал? Окружающий мир? Ты? А, может, я сам?
Тело тяжёлое. Свинец.
Красный туман. Хохот. И голоса ветра.
…..Нет! Оставь меня! Не хочу! Не….не надо!
Зубы впиваются в нижнюю губу, прокусывают до крови. Пальцы сжимаются, царапая ногтями кожу ладоней. Новая боль не отрезвляет. Её и так слишком много.
А потом слепящая вспышка и благословенная тьма.

Я пришёл в сознание от ощущения мелкой холодной мороси, покалывающей кожу лица. Меня чуть покачивает. Сильные руки держат за плечи и под колени. Ты несёшь меня, закутанного в тёплый плащ. Куда? Впрочем, уже не важно.
Чуть притупившаяся боль медленно, с оттяжкой, облизывает огненным языком всё тело. Я даже не морщусь. Кажется, только она напоминает мне, что я всё ещё жив.
Мне уютно. Хорошо. Тепло твоего тела, словно лечит. Даже после всего, что ты со мной сделал, мне сейчас спокойно на твоих руках. Горбатого могила исправит, да? Слабо улыбаюсь самому себе – я безнадёжен.
Вокруг беснуется ветер, вспыхивают молнии.
Я устало прикрываю глаза и до самого конца пути прижимаюсь пылающим виском к твоему плечу.

Эпилог 1.

Гремит гром, сверкает молния, гудит весь лес вокруг уязвимого юноши, льет холодный осенний ливень.

Пейн недовольно хмурится при виде спокойного Итачи, возвращающегося из леса, уже без своей ноши. Пейн понимает, что это не его дело и не ему их судить. Но это жестоко.
Итачи не знает, что на него осуждающе смотрят. Иачи не знает, что половину пути его молча сопровождали. Но Итачи точно знает, что глупый маленький брат будет жить.

Итачи не хочет кого-либо видеть и слышать, поэтому он закрывает дверь на ключ. Итачи не хочет помнить сладость младшего брата, поэтому меняет постельное белье. Итачи очень устал от чувств и мыслей, слишком большой бум сегодня случился, поэтому он ложится спать.

Пейн осуждает сам себя, но не может ничего с собой поделать. Пейн всего лишь хотел проветриться перед сном и после встречи с Мадарой, поэтому он пошел в лес.

Когда Пейн находит Саске, мальчик смертельно бледен, тело все в синяках и ссадинах, дыхание затрудненно, а по щекам текут кристальные дорожки, явно не от капелек дождя. Обветренные пухлые губы шепчут «прости».

На следующее утро буря только усиливается.

Эпилог 2.
…Какое-то время спустя…

Каркнул ворон, застывший на нижней ветке чёрного покорёженного дерева.
Сидевший на земле Саске обернулся к нему.
– Охраняешь? – иронично усмехнулся уголком рта.
Ворон склонил голову, разглядывая ночного гостя рубиновыми бусинками глаз, будто впервые.
– Уходи. Я хочу быть один.
Ворон перебрался поближе, скакнув на плиту ближайшей могилы. Снова каркнул, будто спрашивая что-то.
– Я сказал, уходи, – юноша смерил птицу холодными тёмными глазами.
Ворон попятился, съёжился, совсем по-человечески вжимая голову в плечи, царапая когтями по граниту, взмахнул крыльями и исчез в спутанной верхушке веток и звёзд.
Саске проводил его взглядом, чуть улыбаясь чему-то своему. Опустил глаза, разглядывая пожухлую ржавую траву под ногами.
Холодный ветер тихо шелестел, касаясь голых веток обожжённых деревьев, шептал совсем-совсем неслышно: «Мыши…мыши…мыши…». Луны не было. Только с запада очень близко подползали дымчатые ленивые тучи.
Саске откинулся спиной на могильную плиту.
– Прости меня, Итачи… – он посмотрел в небо и вытянул руку ладонью вверх.

...Пошёл снег...