О её запахе, вкусе, цвете и непостоянстве...

Твои руки пахнут по-разному... Чаще всего горькими медикаментами, настойками на травах. В такие моменты ты очень уставшая, обессиленная, но довольно счастливая – ещё одного (двух или даже трёх?) пациента удалось спасти. Иногда они пахнут полевыми цветами. Тогда ты довольно бодра и тоже улыбаешься – работа была не столь трудной и, вроде, всё в порядке. Ещё реже твои пальцы, ладони пахнут розой или ландышами. В такие моменты ты счастлива до слёз – на улице праздник, ты снова, как в первый раз, влюблена (в одного и того же, как ни странно, человека) или по дороге забежала к Ино, которая по старой дружбе всучила тебе твои любимые цветы. Совсем редко, когда мы ссоримся или миримся после длительной ссоры, и я целую твои кисти, они пахнут дождём. Я так и не смог понять, почему твои слёзы пахнут летним дождём. Только однажды твои руки пахли лилией. Лилией и дождём. Тогда лилий в руках было две... Лилии прощались с умершим солнцем. И небо плакало вместе с тобой.
У твоих губ разный вкус... Чаще всего это лёгкий, сладковатый привкус безграничной нежности и любви. И я часто задаюсь вопросом: а достоин ли я такой нежности? Иногда у них резкий, приторный вкус яркой страсти. В такие моменты мне остаётся только одно – позорно сдаться и позволить себе чуть больше чувств, чуть больше любви, чем это возможно в моём случае. Изредка твои губы становятся солёными. И тогда я просто касаюсь их, стараясь заглушить твою боль, а потом тихо говорю с тобой, в надежде, что это поможет. Ещё реже у твоих губ горьковатый привкус – ты сердита. Но после того как я распробую их на вкус, они становятся значительно слаще. И только однажды у твоих губ не было вкуса. Потому что я не решился их коснуться. Они были бледными, в тон лилиям, и немного дрожали. И мне на секунду стало интересно – целовали бы другого эти губы, если бы он сейчас был жив? Да, ты говорила, что всегда любила только меня... Но я никак не могу понять: почему? Как можно было полюбить холодный лёд вместо тёплого солнца?
У твоих глаз непостоянный цвет... Чаще всего они светло-изумрудные, как листья деревьев летом – немножко лукавый взгляд, скорее одобрительный, чем нет, влюблённый и счастливый. Иногда они становятся ещё чуть-чуть светлее, словно в зелёную краску случайно добавили несколько оттенков золотистого – этот взгляд наполнен таким счастьем, что кажется, будто ты светишься изнутри. Изредка твои глаза становятся цвета морской волны, как будто в зелёной воде отражается васильково-голубое небо – ты наклоняешь голову набок, сидя в кресле или за рабочим столом, отвлекшись ото всех дел, и мечтаешь, думаешь о чём-то хорошем. Тогда я сажусь рядом, любуюсь тобой и перебираю твои волосы цвета нежно-розовых лепестков, а ты как-то странно и по-матерински целуешь меня в нос и улыбаешься. Очень редко твои глаза становятся насыщенного, тёмно-зелёного цвета. Ты либо злишься, обижаешься, либо грустишь, и бывают дни, когда даже я не знаю, чем тебе помочь. И только в тот день у твоих глаз был непривычный мне цвет – холодный, серо-зелёный, словно отражение твоего обычного взгляда в безразличной стали. Твои глаза смотрели сначала на белые лилии, потом на меня, с какой-то будто бы просьбой (просьбой помочь? утешить? но я не знал, как), а потом на него. На обычно такое смешное и глупое солнце, запечатанное теперь навсегда лишь в нашей памяти. Наше солнце, которое мы не ценили и которое не смогли уберечь. В тот момент, увидев твои глаза, я испугался: мне показалось, что ты последуешь за ним, ведь он был не просто друг, он был твоей надеждой, но на следующий день у тебя не было этого взгляда, и я успокоился. Хотя кто знает, какие твои глаза, когда я их не вижу... Ты непостоянна – всегда одна и та же, но в то же время хоть чуть-чуть, но другая, разная. И только несколько вещей в тебе не меняются: нежность твоих рук, когда они соприкасаются с моими, мягкость твоих губ, когда я целую их и очень важные для тебя слова во взгляде, обращенном ко мне, которые ты почему-то никогда не скажешь: «Только прошу тебя, не уходи снова! Ведь если и ты уйдешь, то у меня не останется совсем ничего, даже одиночества».