Так легче. (Гаара)

«Герой нашего времени»

Маленький грязный медведь лежал, а точнее валялся на улице. Пустынной улице.
Никого не было видно, в столь поздний час все разошлись по домам,
возвращаясь к своим семьям: мужьям, женам, детям. Лишь несчастные черные
глаза, потускневшие из-за толстого слоя пыли и многочисленных царапин,
взирали на широкую дорогу из своего укрытия. Из тени дома, куда запинали его
бесчисленные ноги. Ноги равнодушных окружающих, которые вечно заняты
исключительно своими делами, заботятся только о своих проблемах и не
замечают страдания даже других людей, не то, что бедного медвежонка. Им
было плевать. Они без тени жалости втаптывали мягкие лапы в пыль. Жестокие.
Невидящие даже самых очевидных вещей.
Но были и другие… Существа, которые еще не успели отдалиться от неба,
откуда пришла их душа, слишком далеко, и именно поэтому более чутко
воспринимавшие все, что случается на земле. Дети… Они его не топтали, а
обходили стороной или аккуратно перешагивали. Пара из них задерживали на нем
сочувственный взгляд, но быстро отвлекались на какие-то другие, более
интересные вещи. И неглубокая ранка, которую оставляло в их сердце
сострадание, затягивалась так же быстро, как и возникала. Но он помнит, как
один раз его взяли чьи-то маленькие ручки. Он тогда, словно нехотя,
отлепился от едкой грязи, и первый раз за много часов увидел свет, солнечный
свет, а не тоскливый мрак земли. Сжалившимся над ним человечком, оказалась
маленькая девочка. У нее были невероятно светлые волосы, заплетенные в две
косички. Глаза ярко-голубого цвета были полны грусти. А курносый носик
усыпали веснушки, которыми ее щедро одарило любящее солнце. Казалось, что
она была ангелом, спустившемся на землю. При виде этого чудесного создания
где-то в глубине, где должно было быть плюшевое сердце, затеплилась надежда.
Девочка прижала игрушку к груди.
Счастье было недолгим. На мгновение вспыхнувшая искра, которую затушил
пронзительный крик: «Брось!». Мамаша подбежала к отставшей дочке и схватила
ее за руку, слегка встряхнув. Какое отвращение было написано на ее лице,
когда она взглянула на грязную разорванную игрушку! Ребенок в испуге разжал
пальчики, и медведь с легким стуком упал на землю. Лежа на боку, он видел,
как ножки девочки быстро отдалялись. Она уходила от него, унося с собой и
надежду. Его глаза заблестели.…Слишком ярко для бусинок…Они были точно живые
и в них блестели слезы.
Люди….Сами в себе подавляют человечность, заставляя делать тоже самое и своих детей. Испепеляют их доброту. Сами губят и разрушают их невинность, а понимают, что наделали что-то ужасное слишком поздно.
Но были и другие.…Которые впитали в себя всю злость еще с молоком матери.
Игрушка печально посмотрела на свою правую лапу, которая валялась посреди
дороги. Один из проходящих мимо мальчишек, не удержался и начал прыгать на
нем, ему нравилось, как пружинила, набитая плюшем голова. С каждым прыжком
черненький, не в чем неповинный носик, утыкался в грязь все глубже.
Песчинки заползали в разошедшиеся швы и царапали бусинки глаз. Затем хулиган
начал вытирать об него ноги и с интересом наблюдал, как при каждом его
движении нитка, прикреплявшая конечность к телу, медленно растягивалась.
Наконец раздался звук лопнувшего шва, который, кажется, очень понравился
подростку, так как при этом он довольно улыбнулся, и лапа беспомощно упала
около мишки. Паренек еще раз счастливо подпрыгнул и побежал дальше, оставляя
позади себя искалеченное беспомощное существо.…
Но были и другие.…Те, которым можно было верить. Его хозяин. Этот милый и
тихий мальчик, который заботился о нем. Все эти три дня, что игрушка провела
на дороге, пинаемая в разные стороны, она ждала, что он придет за ней. Он
просто обязан был это сделать, он не мог не придти. Медведь точно знал, что
он бы его никогда не бросил…Просто в ту ночь случилось что-то ужасное, он не
видел что, а лишь почувствовал, как Гаара резко обернулся, выпуская его из
рук.… Затем последовало долгое падение. Казалось, ему не будет конца. Но
конец все-таки был. Горький... Болезненный…
Вот в темноте мелькнула чья-то тень, совсем крохотная и едва различимая в
тусклом свете луны…

_____________________________________________________________

Гаара бесцельно брел по улице. Он не знал, что привело его именно сюда. Его
словно притягивала какая-то невидимая сила. Здесь его предали. Здесь он убил
единственного близкого человека. Здесь его судьба была окончательно
поломана. Вот этот дом. Это отвратительное тучное здание. Вон там его навеки
окровавленная крыша, которая впитала в себя все горе. Луна, которая стала
свидетельницей развернувшихся недавно ужасных событий. Дорога, ведущая к
страданию.
Но Песчаный все равно был здесь. Ему казалось, что он был мертв, боль убила
все…. Он не мог что-либо чувствовать, казалось, что из него высосали душу.
Но он хотел ощутить жизнь, хотел думать, что он все еще живой человек, а не
хладный труп… для этого нужны были хоть какие-то эмоции. Так пускай это
будет ненависть, которую в нем пробуждало это место. Он ненавидел каждый его
клочок, каждый сантиметр. Он задыхался, когда бывал здесь и чувствовал, что
хоть он и мертвый, но все-таки еще не до конца… Ноги его еле держали, они
отказывались двигаться, нахлынувшие воспоминания прижимали его к земле.
Гаара упал на колени, нестерпимая боль, которая, он надеялся, уже прошла,
вновь овладела им. Голову изнутри разрывали в беспорядке мелькавшие картины.
Ночь пронзил душераздирающий крик. Крик страдания. Песчаный локтями
повалился на землю, а лицо, неожиданно для него самого встретилось не с
твердой поверхностью улицы, а с чем-то мягким, что показалось ему до боли
знакомым. Мальчик слегка приподнялся и в темноте нашарил руками какую-то
вещь.… То была лапа. А точнее наполовину опустошенный клочок коричневой
ткани. Он его видел так много раз. Ребенок прислонил его к своему лицу,
вдыхая запах. Да, это был он, его мишка, любимый и единственный подарок
Яшамару. Гаара начал оглядываться по сторонам, судорожно напрягая глаза и
пытаясь увидеть хотя бы силуэт. Вон у стены дома, кажется, что-то темнеет.
Он с трудом поднялся на ноги и направился в ту сторону. В руке Песчаный
сжимал оторванную часть игрушки. Вот он, сидит, прислоненный к стене и
слегка накренившийся на левый бок. Песчаный взял его в руки и внимательно
вгляделся в игрушечную морду.
Он встретился глазами с черненькими пуговками.
В неясном лунном свете мишка увидел лицо мальчика. Взъерошенные красные, а в
темноте практически черные, волосы. Огромные синяки под бирюзовыми глазами.
Да, это был он. Его хозяин, его друг, единственный, кому он мог верить.
Такой знакомый, такой родной. Но в любимых чертах было что-то новое.…
Слева.…На лбу…Ужасающая рана. Толстый слой запекшейся темно-бордовой крови,
было сразу ясно, что она долго не могла остановиться. Увиденное напугало
мишку, но он вспомнил, КТО это был, и радостный блеск, пробиваясь сквозь
пыль, озарил его маленькие глазки.
Гаара в недоумении наблюдал за ним. Почему он на него так преданно смотрит?
Шов, который изображал рот, чуть разошелся вверх, изображая подобие улыбки.
Этот чертов подарок.… От того человека.… Почему он счастлив?
Песчаный прижал игрушку к себе, и та словно в ответ опустила сохранившуюся
левую лапу ему на грудь, казалось, он его обнимает. Почему он верит?
Почему он не страдает? Почему он не так же одинок?
Почему? Почему? Почему? Почему? Почему?
Этот вопрос бился в висках с каждым ударом пульсирующей крови.
Почему так плохо только Гааре? Почему предали только его?
Почему только он? ПОЧЕМУ ВСЕГДА ТОЛЬКО ОН? Почему другие достояны лучшей
жизни, а он нет? Почему его считают хуже?
Почему этот чертов клочок улыбается? Почему он смеется над ним?
Песчаный выпрямил руки, поднимая игрушку над собой. ПОЧЕМУ?!
Его глаза расширились. Сосуды налились кровью. Рот исказил безумный оскал.
Какое право имеет это отродье, когда-то всем сердцем любимое, на счастье? Он
тоже обманет эту тряпку. Он тоже предаст.
Морда мишки стала совсем темной, тоскливой…Глаза потускнели.…Кажется, он
понял.…У ног Гаары зашелестел песок и плавно пополз по ним вверх. Он
обволакивал его ступни и устремлялся дальше по его телу, пряча под собой
нежную, детскую кожу и светлую ткань одежды. Вот он уже совсем высоко,
тонкими струйками, словно гладя, оплетает руки ребенка. Гибкая песчаная
змея все ближе подбиралась к своей цели.
Зрачки Гаары стали совсем маленькими. Изо рта потекла вязкая слюна. Это
боль…Она разрывала его изнутри. Почему больно только ему?
По кончикам пальцев песок добрался до мишки. Он проникал в разорванные швы,
еще сильнее растягивая их и медленно заполняя игрушку. Еще.…Еще не до конца…
Нитки жалобно затрещали. Голова и тело зверька набухли, словно от
отвратительной опухоли. Его бусинки непонимающе торчали в разные стороны на
растянувшейся ткани. Еще плотнее.… Казалось песок будет бесконечно
набиваться внутрь…
Но вот прозвучал громкий хлопок, и ошметки материала и плюша разлетелись в
разные стороны. На мгновение они зависли в воздухе, а затем начали медленно
падать вниз, плавно опускаясь на голову и плечи Гаары. Мальчик тяжело дышал.
Его глаза, не мигая, смотрели на грязную потрескавшуюся стену дома перед
ним. Они были пусты, в них не было и намека на разум. Просто стекло. Он все
сделал правильно. Он не должен страдать один.
Песчаный повернулся к зданию спиной и тяжело на него оперся. Закинул голову
назад, закрыл глаза. Его ноги неожиданно подкосились, и он осел на землю,
прямо на то место, где еще совсем недавно сидел несчастный медвежонок. Его
больше нет, как и самого Гаары. И так будет со многими…
Ребенок обхватил колени и уткнулся в них лицом, задев еще не зажившую рану
на лбу. Кровавая корка треснула, и из-под нее, пробиваясь наружу, потекли
горячие красные струи. Он облизал губы и почувствовал металлический привкус.
Он был таким аппетитным, его хотелось еще. Не прекращавшая бежать кровь
плавно стекала на его ноги и дальше, на землю. Она оставляла на его коже
яркие следы, а пыль напротив делала невероятно темной. Она застилала левый
глаз Гаары, которым он уже ничего не мог видеть, и смешивалась еще с
какой-то жидкостью, такой же горячей. Слезы.
Песчаный все еще держал в руке лапу медвежонка – все, что от него осталось.
И это было правильно, так было нужно, потому что так становилось легче…лучше…
Эта игрушка…
…Ее тоже предали.
…Ей тоже больно.
Безумный смех огласил пустую улицу.