День Подражания

День Подражания был неофициальным, но одним из любимых праздников в Конохе. Отмечали его второго апреля, хотя подготовка начиналась еще первого. Традиционно участвовали только шиноби. На главной площади ставили большую урну и каждый, кто хотел, бросал в нее маленький свиток со своим именем. Когда истекала последняя стража, Хокаге торжественно вынимал один свиток из урны и объявлял Короля Подражания. Тот, кого назначали Королем, выбирал Костюм, в котором на следующий день должны были ходить все жители деревни.
Обычно это был веселый праздник; в том году повезло Какаши, и все шиноби второго апреля разгуливали в масках, угадывая друг друга и дурачась. Но на этот раз руку в урну запустила Годайме – Цунаде-химе – также известная, как Легендарная Неудачница. И еще раз подтвердила свое прозвище. На свитке стояло имя Гая. Все на площади вздохнули как один, и только радостный вопль победителя прорезал гнетущую тишину и устремился ввысь, в ночное небо.
На следующее утро, очень рано, когда еще не сошел туман, по улицам Конохи кралась подозрительная темная фигура. Крадущийся ступал очень тихо и прятался в тени, поминутно оглядываясь. Это Саске пытался избежать позора и смыться из деревни на целый день. Внезапно деревянный забор перед ним приобрел рельефность, и юный гений чуть не упал от испуга, поняв, что его обнаружили. Очертания рельефа вдруг стали знакомыми - Какаши-сенсей поспешно приложил палец к губам. Понимание загорелось в глазах Саске, он мрачно кивнул, и две фигуры растаяли в тумане.
Как в тот день ни искал Гай, Какаши найти не удалось. Впрочем, как и Саске. Под вечер оба появились, отчего-то с довольными лицами. На все вопли Гая Какаши жмурился и отвечал, что приболел и весь день провел в постели. Гай бы в это никогда не поверил, но его «вечный соперник» не так уж и врал.
Но пока до вечера было далеко и, отчаявшись найти Какаши, Гай на пару с Ли сосредоточили свое внимание на остальных. Но единственный, кто горел желанием нарядиться в зеленое трико и оранжевые гетры, был Узумаки Наруто. Да и с тем не сложилось: едва Наруто переоделся и гордо вышел вместе с Ли на улицу, сверкая обтянутой задницей, как вдруг, по словам Ли, его «словно корова языком слизнула». Никто не понимал, что это значит, но Ли только пожимал плечами и не знал, как объяснить еще. На самом деле слизнула Наруто не корова, а жаба. Которая затем словно испарилась вместе с сидевшим на ней Дзирайей, так что Ли успел увидеть только длинный язык и исчезающего Наруто.
Саннин приволок отбивающего Наруто в свой дом; хоть тот и не знал, но Дзирайя всегда верил в блестящее будущее ученика, поэтому со словами: «Ты мне за это потом еще спасибо скажешь. Тебе сейчас кажется, это шутки, а испортить репутацию может даже такая мелочь. Знал бы, что Орочимару и Цунаде до сих смеются над тем, как в четырнадцать лет я… впрочем, тебе еще об этом рано. Но я не могу допустить твоего позора», - связал Наруто, усадил его на кровать и приказал снимать трико. Наруто никогда не сомневался, что учитель его извращенец, но тут его осенило, что он и близко не подозревал, насколько… Он разинул рот, приготовясь завопить что есть силы. Дзирайя ловко сунул ему в рот онигири. Потом сообразил, что ляпнул, расхохотался (но довольно нервно) и принялся уверять Наруто, что не имел в виду ничего такого и просто хочет избавить его от этого ужасного наряда. Связанный подросток рвался как дикий зверь, полыхал красной чакрой и вопил, что сам решает, что ему носить. Наконец Дзирайя сообразил, что надо делать. Ухмыляясь, он развязал Наруто и сказал ему только одну вещь… В праздничный день Узумаки Наруто в Конохе больше не видели, ни в оранжевом виде, ни в зеленом. Он же в это время сидел в спальне Дзирайи и запоем читал его последнюю книжку, ту самую, в которую ему никак не давал заглянуть Какаши-сенсей. К вечеру Наруто узнал много нового и интересного, и ему уже было не до зеленого костюма Гая-сенсея.
Тем временем Ино и Сакура примеряли перед зеркалом новые обтягивающие наряды, украдкой поглядывая, у кого где нарос лишний жирок. Ино налепила на гетры стразы, чтобы выделиться на фоне Сакуры. Когда они попадут в поле зрения Саске, конечно. Сакура же про себя злобно радовалась, что блондинкам очень не идет зеленый. Их труды не остались невознагражденными – только увидев Сакуру, Ли в буквальном смысле слова пал к ее ногам. И провалялся там минут пятнадцать, пока на него не вылили кружку горячего чая. Саске же, увы, не удалось оценить обтянутые формы обеих. В то время как они наряжались, он был очень занят, кстати сказать.
Обрядив Сакуру и Ино, но упустив Какаши, Наруто и Саске, Гай вместе с Ли пошли по Конохе, отлавливая всех несчастных подряд. Улицы молниеносно пустели, стоило им показаться. Гаю и его верному ученику удалось обнаружить только Гаару (который гостил в деревне Листа), невозмутимо разглядывающего витрину цветочного магазина. Но тут Гая и Ли ждал полный провал. Потому что Гаара, едва увидев зеленое трико, заявил, что не оденет это даже на их похороны. При этом он сдвинул брови и скрестил руки на груди, показывая, что разговор об одежде закончен, а вот о похоронах можно и продолжить.
Тогда неутомимые учитель и ученик отправились к Неджи. Но тот издалека заметил их Бьякуганом и подло предал команду, сообщив об этом всему клану. Ли и Гая встретили запертые двери. Слуга, сидевший у ворот, сообщил, что сегодня профилактический день, во всех домах клана травят тараканов, никого нет и вообще «пускать не велено».
Но и это не поколебало их энтузиазма. Следующим пунктом были Киба и Шино. Оба вроде как наряжаться не отказывались, однако стоило Шино взять трико в руки, как на нем обнаруживалось множество мелких дырок. «Тьфу ты, молью поедено», - кривился Гай-сенсей и протягивал другое. Но и очередное трико тоже оказывалось дырявым. Шино невозмутимо смотрел через очки и собственную причастность к этому признавать не торопился. Киба же радостно хватал трико и, казалось, спешил переодеться, но обнаружилось препятствие в виде Акамару. Щенок почему-то сразу проникся ненавистью к зеленому куску ткани, прыгал на него и старался изгрызть в клочья.
- Ты науськиваешь собаку, - бушевал Ли.
- Ничего я его не науськиваю, - огрызался Киба, - я не виноват, что у Акамару природный вкус… в смысле, что ему это кажется вкусным.
Кончилось тем, что Акамару пометил гетры Гая-сенсея, и Зеленым Зверям Конохи пришлось уйти несолоно хлебавши.
Шикамару тоже не отказывался надевать костюм. Он валялся на крыше и безразличным голосом заявил Ли и Гаю, что ему лень, но если хотят, могут сами его переодеть. Для Ли это не было преградой. Они с учителем честно пытались – сорвались, только когда Шикамару стал просить снять с него носки и немного проветрить ноги. Не дожидаясь просьбы поменять ему нижнее белье, они ретировались. Тен-тен долго искали в лесу, но не нашли. На Чоджи костюм не налез.
Наконец со льстивой улыбкой Гай постучал в кабинет Годайме (втайне истекая слюнями при мысли о том, как она будет смотреться в трико). Открыла злая Шизуне, сообщила, что Цунаде-сама очень занята и находится в реанимации, и хлопнула дверью, пресекая вопросы Гая. Она, конечно, не сообщила, что в реанимации с горящей красной лампочкой «Не входить, идет операция» лежала сама Цунаде-сама. Лежала она на операционном столе, подпершись рукой, читала новый роман Дзирайи, изредка неодобрительно покачивая головой, и потягивала саке. Годайме считала, что в ее годы уже поздно менять имидж и экспериментировать с гетрами.
Солнце клонилось к закату; все остальные, кого удалось поймать, были переодеты: уговорами, приказаниями и психологической атакой зубов Гая-сенсея, который чувствовал себя счастливым и довольным. Праздник Подражания подходил к концу. На высоком холме стоял злодейский Орочимару со своими приспешниками. И планировал в очередной раз подло напасть на родную деревню. Но тут дрожь ужаса и отвращения пробежала по его бледному лицу – в глазах позеленело. Он вспомнил, какой сегодня день. Присмотревшись, он понял, чье имя было вытянуто вчера. Орочимару представил во всех красках, как за ним бежит Гай, грозно потрясая зеленым трико, и от внезапно накатившей слабости едва не сел на землю. Он решил, что его нервная система не выдержит такой нагрузки, и дал команду к отступлению. Последние солнечные лучи осветили Коноху и исчезли за лесом, деревня укладывалась спать, большинство надеялось забыть сегодняшний день как страшный сон (хотя кто-то совсем наоборот), а Орочимару сидел в своем уютном кресле в любимом кимоно с фиолетовым оби и строил злодейские планы, радуясь, какой опасности удалось избежать сегодня.