История моей мести (Глава 3)

За три месяца, которые Сасори провел в Конохе, он успел разузнать огромное количество разнообразных сведений, как полезных, так и не очень. Последними его с большой охотой снабжали многочисленные поклонники: так Генма объяснил удобство и выгоду держать сенбон во рту как оружие (Сасори, решивший, что маневренность лишней не бывает – а, по авторитетному мнению джонина, именно это качество являлось сильнейшей стороной сенбона – затем целых полчаса пытался остановить кровь из порезанной десны), Киба показал их комбинационные с Акамару атаки (тут кукловод еще раз мысленно порадовался, что бабушка так и не разрешила ему завести собаку), Наруто пытался угостить раменом очаровательную Айлин-чан (каждый раз, услышав эту замечательную вариацию его временного имени, марионеточник скрипел зубами и напоминал себе, что хорошо смеется тот, кто смеется последним, а день извлечения Кьюби уже не за горами).
Из всех молодых людей отношения у Сасори не заладились только с Саем, который упорно не хотел признавать, что искусство – это нечто вечное и прекрасное; здесь последний был скорее согласен с Дейдарой, утверждая, что истинная красота – это лишь мгновение, правда, не взрыва, а превращенных в живых существ чернил, которым так или иначе суждено было распасться на мелкие темно-прозрачные капли (или кляксы, ехидный кукловод все же не сумел сдержать рвущееся с языка замечание). Сасори, который сознательно не упоминал марионеток, а делал упор на скульптуру, музыку и живопись (которая должна была быть близка молодому АНБУ), так и не удалось убедить Сая в неправильности его суждений, а потому он с мстительной улыбочкой пообещал себе, что обязательно представит несносного темноволосого паренька своему еще более несносному бестолковому напарнику.
Девушки, поначалу не очень жаловавшие красноволосую Айлин, со временем привыкли к ней и тоже старались помочь гостье адаптироваться к жизни в новой среде: Ино, которой Сасори периодически помогал с цветами в магазине (это было единственное место, где он мог спрятаться от Наруто), снабдила его полезнейшей информацией о символике растений, о языке цветов и других немаловажных фактах, от которых Зецу непременно бы пришел в восторг. Хината и Тен-Тен обучали различным техникам ближнего боя (это как раз относилось к разряду полезных сведений), а так же спасали милую девушку от посягательств «этих ужасных извращенцев» (а именно Кибы и Неджи, поскольку первый применял свой феноменальный нюх, а второй не менее феноменальный Бьякуган в поисках девушки).
Но больше всего Акасуна но Сасори (или же Айлин Акира) сблизился со своей учительницей – он с удивлением обнаружил, что с ней можно говорить обо всем на свете, а можно просто молчать и это будет не менее приятно, что она никогда не утаивает своих мыслей и всегда говорит правду в лицо, какой бы жестокой она не была, что она очень любит своих друзей, особенно непоседливого Наруто и всегда ехидную Ино, и, что она готова пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы найти Саске. Почему-то последние слова особенно задевали Сасори, заставляя сердце непроизвольно сжиматься, а кровь приливать к горлу, отчего ему было очень трудно дышать, в глазах появлялись столь ненавистные слезы, и каждый раз он был вынужден отворачиваться, чтобы Сакура не заметила этого.

Вот уже два месяца его мучил один и тот же вопрос, вопрос, который он не мог задать, потому что боялся вызвать ненужные подозрения. Он понимал, что все уже привыкли к его внешности и, что если Сакура не узнала его сразу, то еще менее вероятно, что она сведет концы воедино теперь. Но он все равно боялся. Уже не того, что его могут убить – нет, за два месяца он окреп, чакра полностью восстановилась, а тренировки с Хинатой, Тен-Тен и Сакурой позволили даже немного улучшить тайдзюцу, которым он никогда особо не блистал, в его арсенале имелась большая коллекция марионеток – пусть и не таких сильных как Третий Казекаге, но все еще достаточно мощных, чтобы справиться с любым противником в Конохе.
Он понимал, что тогда бой выиграла не Сакура, и даже не его бабушка Чие, а проиграл он сам – проиграл с первой же минуты, когда уверовал в свое всемогущество и безнаказанность, проиграл, когда сорвал свое покрывало и с ухмылкой смотрел на двух женщин, проиграл, когда позволил Сакуре подставиться под его меч. Потому что уже тогда, видя, как самоотверженно совсем юная девчонка и уже дряхлая старуха сражаются против него, как яростно они защищают друг друга, как легко отражают его атаки и молниеносно наносят свои, где-то глубоко в остатках его искалеченного тела родилась уверенность в том, что он не сможет их убить. Уверенность, которую он до конца так и не осознал, но которая не позволила ему уклониться от последней атаки Чие.
Сасори ворочался в постели, пытаясь придумать, как задать столь интересующий его вопрос. Трус…чертов трус…всего лишь один вопрос и никакой недосказанности…и все закончится…ты же так этого хочешь…чего же ты боишься…
Он боялся, что узнав правду, догадавшись или просто почувствовав, она больше не посмотрит на него, не расскажет о своей боли, о своих чувствах, о любви к Саске, которая доводила Сасори до еще большего бешенства, чем бесконечные пространные намеки Наруто. Он боялся, что она ни о чем не догадается, и он услышит, что не значит ничего для нее, что она уже обо всем забыла, что это был лишь небольшой шаг на пути к спасению Саске. И Сасори, который больше всего на свете ненавидел ждать, оттягивал момент, откладывал этот чертов вопрос, который молотом бил в его голове. Он, конечно, спросил…непринужденно, с легким ничего не значащим любопытством…во всяком случае он хотел верить, что сделал это именно так.

- Сакура, ты же сражалась с одним из Акацуки, - он сглотнул, когда увидел обращенный на него взгляд враз потемневших глаз, - расскажи об этом.
Полдень; они сидели вдвоем на столь полюбившейся ему полянке под одним из широких деревьев. Сасори, наконец, решившись спросить то, что так долго его мучило, предусмотрительно сел так, чтобы его лицо было скрыто тенью дерева – глупо, но возможно она не сумеет с точностью воспроизвести в мыслях его облик, а значит ни о чем не догадается.
Все эти предосторожности были лишними, так как Сакура даже не взглянула на него, а просто уставилась куда-то вдаль странным невидящим взглядом. Они молчали, можно было услышать крики ребятишек, игравших в какую-то веселую игру на площадке, или тихий шорох листьев у них над головой, или легкое размеренное дыхание сидящего рядом. Через минуту, которая молнией пронеслась мимо Сакуры, погрузившейся в воспоминания, а для Сасори тянулась долгие часы – в этот момент он как никогда ненавидел вечность и, наверно, согласился бы с Дейдарой, что мгновение прекрасно, девушка вздохнула и как-то печально произнесла:
- Сасори из Красных Песков, Акасуна но Сасори, гений из Сунны, внук одной из старейшин, - она немного помедлила, как будто подбирая нужное слово из тысячи убийственных для его сердца характеристик, - и самый красивый человек, которого я видела…хотя, - еще одна пауза, Сасори на секунду показалось, что в глазах девушки стояли слезы, - человеком он как раз и не был.
Кукловод непроизвольно выдохнул, так сильно этот ответ отличался от того, что он представлял в своих самых страшных кошмарах. Сакура же приняла этот вздох за побуждение к продолжению рассказа.
- Знаешь, ты на него очень похожа – такие же глаза, волосы, черты лица, жесты…Я даже посылала в деревню Песка запрос о семье Сасори. Думала, что ты приходишься ему родственницей, - Сакура в упор посмотрела на кукловода. – Но нет. Единственный ребенок, родители которого погибли в войне с нами. Жертва недосказанности и жестокости законов Сунны, как сказала Чие, и хладнокровный убийца с лицом ангела.
Сакура резко встала и пошла в направлении деревни, бросив холодное «до завтра», а Айлин-Сасори так и смотрел ей вслед, не смея пошевелиться и оторвать глаза от грациозно тающего силуэта.

Она все поняла…и даже не показала виду…рассказала Хокаге и они теперь готовят контратаку против организации…или же промолчала…но почему…последнее время этот вопрос Сасори задавал себе все чаще.