"Сигаретный дым"

Эта ночь пахла развратом. Но это было лишь предположение. За прочной дымкой из сигаретного выхлопа не было видно даже собственной протянутой руки. Окно казалось лишь размытым темным пятном, что виднелось так далеко, было недосягаемо. Прохлады ждать не приходилось. Душно. Внутри что-то стояло комком, мешая дышать. Дым вокруг так мерзко затуманивал сознание, мешал воспринимать все, что происходит. Слегка тошнило, словно от долгой качки. Глаза слезились, стараясь сказать о своей боли, но хозяйка лишь упорно всматривалась в сигаретный дым, пытаясь четче уловить фигуру человека.
Расстеленная кровать напоминала о бурной ночи своей смятой простыней, которой сейчас девушка прикрывалась, и разорванными подушками. Еще одна ночь. Еще одно безумие. Еще одна рана на высохшем, очерствевшем сердце. Она ничего не значила. Девушка привыкла. Крови нет. Боли нет. Нет и слез. Все это таяло где-то внутри ее сознания, что обессилено старалось выровнять мысли, отделаться от влияния этой мерзкой дымки.
Ленивый звук движущегося тела. Он был так уместен в этой мерзкой обстановке. Анко встала. Ноги отчаянно пытались идти ровно, но коленки предательски дрожали. Руки потянулись вперед в поисках чего-то, голос дрожал и слегка охрип. Но тут совсем рядом она почувствовала некое подобие прохлады. Но это был скорее могильный холод. Он пробирал до костей, сворачивал внутренности, заставляя ежиться от неприятного чувства опустошенности. Анко знала это чувство. Знала, что следует за ним, кто источник. Она подошла к широкому письменному столу, тяжело волоча ноги. Дымка в этом месте была почти незрима, словно она боялась парить там, словно что-то пугало ее.
За столом сидел высокий мужчина. Его властная фигура возвышалась над плоскостью стола, его черные, словно смоль волосы ниспадали на его широкие, острые плечи, длинные костлявые пальцы плотно свились в замок, придерживая собой его худой подбородок. Анко осторожно приблизилась к нему и мягко обвила тонкими руками его бледную шею. Она прижалась к мужчине, дрожа всем телом, словно испуганный кролик, но реакции его не последовало. Девушка осторожно поцеловала его в худощавую щеку. Голос. Голос, что так резко разрезал тишину. Голос, от которого даже стены дрогнули. Голос того, кого Анко так беззаветно любила.
- Пошла вон.
Где-то глубоко в горле запершило. Несказанные слова застряли где-то по пути, теряясь в силе этого голоса. Анко лишь крепче обняла своего учителя. Но в ответ получила лишь еще более резкое приказание.
- Ты меня плохо расслышала? Пошла вон.
Ничего не читалось в этом голосе. Лишь презрение. Презрение ко всему, что творилось вокруг: к девушке, что так нежно прижалась к его холодному телу, к стенам, что проявляли молчаливый интерес к происходящему, к людям, что спят где-то в соседних квартирах, к дыму, что так мерзко заволакивал глаза, к воздуху, что мешает ему, великому Орочимару, оставаться полностью независимым от остального мира. Все это раздражало и бесило его. Он хотел быть один, но с ней, злым, но счастливым, гордым, но послушным. Все это так причудливо перемешалось внутри, что сейчас хотелось просто остаться наедине со своими мыслями, со своими представлениями о мире. Но девушка мешала. Она раздражала сейчас хуже всех. Ее прекрасное тело отвлекало его от возвышенных мыслях о сути бытия, и в его голове рождались те пошлые фантазии, что могут возникнуть лишь только в результате животной страсти. Он хотел, чтобы она ушла, он хотел сейчас сделать ей больно, оскорбить ее, унизить. Все это так стремительно нарастало где-то в груди, что хотелось вскочить и разрушить все вокруг, рассеять мерзкую дымку, разорвать чудесное юное тело. Он невольно вздрогнул, услышав хриплые звуки ее нежного голоса.
- Я, наверное…
Анко потеряла остаток фразы где-то внутри своих мыслей. Резкий удар по щеке заставил замолчать. Девушка упала ничком на мягкий ковер и больно ударилась головой об косяк двери. Орочимару грозно поднялся из-за стола и навис над своей ученицей.
- Я же сказал, чтобы ты уходила.
Он уверенной походкой прошел к расстеленной кровати и взял в охапку вещи Анко. Презрительно кинув их ей, он повернулся к девушке спиной и вынул из кармана штанов сигарету. Послышалось приятное жужжание зажженной спички. Дымка оживилась.
Анко крепче сжала зубы, стараясь не заплакать. Орочимару не любил слез. Они его раздражали.

Девушка плохо помнила последующие события. Она кое-как натянула свою юбку и белую блузу, вышла из ненавистной, но в то же время такой знакомой и родной, квартиры и зашагала вниз по лестнице, не обращая внимания на услужливый лифт. Воспоминания дальше обрываются. Анко, словно была дико пьяна. Она не помнила ничего. Размытое пятно внутри ее сознания сменялось на обшарпанную дверь в университетское общежитие. Здесь девушка немного пришла в себя. Она нервно всхлипнула, но взяв себя в руки, обессилено упала на бордюр. Дрожащие пальцы сами невольно потянулись к пачке сигарет в раскрытой сумочке. Лишь с третьего раза Анко смогла зажечь зажигалку. Едкий дым заполнил тело. Девушка почувствовала, как становится легче, как внезапное потрясение уходит прочь.
Анко вздрогнула. Где-то совсем рядом послышались шаги. Девушка обернулась, неловко уронив сигарету на темный асфальт. Она, разбрасывая красные искры, подкатилась к ногам высокого молодого человека. Его серые, мышиные волосы по плечи колыхались, словно не каком-то незримом ветру, на его лице читалось отвращение пополам с жалостью и… любовью? Он смотрел на девушку, как смотрят на любимую зверушку, что так неловко, по собственной глупости измазалось в грязи. Генма протянул Анко руку.
- Вставай.
Девушка проигнорировала его и продолжала сидеть, тупо уставившись куда-то мимо, в темное небо. Парень начал говорить громче.
- Вставай! Посмотри в кого ты превратилась! Опять ходила к этому старому извращенцу! Ты вообще думаешь хоть о чем-нибудь! Он же твой собственный преподаватель! Да, он тебе в дедушки годится! Ты…
Анко заставила его остановиться, не делая ничего особенного. Она просто перевела взгляд опухших глаз на парня и… улыбнулась. Она улыбнулась так, как еще никто и никогда не улыбнулась. В той усталой улыбке читалось столько нежности и тепла, но, в то же время, столько боли и обиды. Она пыталась улыбнуться, но хотелось плакать, хотелось кричать. Не было возможности, не было права. Осталось только улыбаться.
- Да, но ведь… я люблю его.
Генма вздрогнул. Ему эта девушка всегда казалось гордой и неприступной. Может поэтому она и привлекла внимание такого, как Орочимару, может по тому она привлекла внимание его самого. Но сейчас она выглядела такой разбитой, униженной, лишенной последней капли чести и гордости, но все равно она улыбалась. Она улыбалась так горько, но так искренно, так красиво, но так пугающе. Парень застыл, не заметив, как Анко медленно поднялась и направилась к двери общежития. Он уже не хотел продолжать разговор.
В своей комнате Анко уронила на пол сумочку, быстро сняла одежду, направляясь прямиком в душ. Там, захлебываясь ледяной водой, смывая грязь сегодняшней ночи, смывая усталость с опухших, остекленевших глаз, девушка мечтала о спокойном сне, подобному сладкому забвению, где она счастлива, где нет этой мерзкой пошлой жизни, где она летает, расправив красивые белые крылья…

Следующим утром Анко прошла мимо Генмы, не поздоровавшись, прошла мимо всех подруг, мимо всех учителей, направившись прямо в знакомую аудиторию. Там она нарочно уронила книгу у неприступной фигуры своего учителя. Поднимая ее, девушка тихо прошептала: «Я приду сегодня вечером.» Орочимару коротко кивнул и презрительно толкнул Анко от себя.
- Осторожнее, мерзкая девчонка.
Он прошел мимо. И тогда Анко невольно улыбнулась…