Соус

Кисаме жарил рыбу. На столе уже стояла тарелка, полная плотвы, но сей факт ни в коей мере не успокаивал отступника Воды, а наоборот, придавал ему сил и амбиций для новых достижений. Сидевший за столом Итачи успел уже выхлебать третью чашку крепкой ухи, в ожидании окончания заветного действа, которое его напарник обозначил как «Акт созревания плоти» (похоже, в организации Акацук намечается приверженец новой религии Рыбы). Видимо, под громким словом «Акт» акулообразный подразумевал именно процесс жарки, особенно, момент кипячения на сковороде расплавленного рыбьего жира, в котором потом жарился улов. Надо отметить, что запах в помещение стоял изрядный, и виной тому был не только потекший рыбий жир, но и ароматы экзотических специй (являющихся на самом деле особой вытяжкой из пород тропических рыб), которыми Кисаме щедро подчивал скворчащую на сковороде плотвичку.
Стоит сказать, что после тех порций ухи, приготовленной «по особому рецепту», Итачи вряд ли смог в себя впихнуть ещё и рыбу, какой бы маленькой она не была. К тому же, процесс приготовления доставлял Кисаме видимое удовольствие, поэтому он стремился продлить его как можно дольше, что не могло не огорчать его напарника. Но ссориться с акулообразным у Итачи настроения не было, поэтому он терпеливо ждал, сложив в фирменной учиховской манере руки под подбородком, то и дело бросая укоризненные взгляды в сторону Кисаме, который, весело напевая продолжал колдовать над уже почерневшей сковородой.
На огонек было заглянул Дейдара, но поводивши носом в разные стороны, решил, что такое испытание его нервные рецепторы не выдержат. Он громко чихнул, втянул сопли, и, чертыхаясь, убежал собирать глину (дело происходило в те счастливые времена, когда подлый песчаник ещё не засыпал сакральное место глиносбора). Кисаме вдогонку ему пробормотал что-то о чистоте и порядке на кухне, где некоторые позволяют себе совершать грязные надругательства над процессом приготовления пищи, путем распространения болезнетворных бактерий в пространство. Итачи все так же молчал. Он терпеливо ждал, лишь периодически морщась (к этому моменту Кисаме уже стал закругляться, что обозначало добавление последнего секретного компонента - соуса, настоянного на высушенном перегное водорослей, смешанном с вытяжкой все тех же рыб). Наконец, настал момент икс, и акула грохнул перед напарником тарелку, наполненную с горкой свежеизжаренной плотвой, политой незабвенным соусом. «Угощайся!» с придыханием произнес он, и подвинул тарелку поближе к носу Итачи, дабы тот оценил изумительный по своей гадости аромат, исходивший от блюда.
Обижать напарника Итачи опять-таки не хотел, и поэтому, взяв одну из плотвичек за полупрозрачный хвост, и рассмотрев её на свет, взял себя в руки и отправил её в рот. С головой. Ибо это предписывал ритуал поглощения «Плоти». Ничего страшного не произошло. Мир не рассыпался, потолок не упал на голову, и даже завывания Тоби, убегавшего стремительными прыжками по коридору, показались Итачи нежными переливами, как и мат Хидана, летящий следом. Да, мир показался ему райским местом, все было прекрасно и здорово, за исключением одного - вкуса жареной рыбы. Итачи был бы готов сейчас выслушать поучительную и высокопарную речь Лидера о процессе построения мира во всем мире, или о чем там ещё он болтал на последнем собрании, пообщаться за жизнь с Орочимару, съездить в Коноху, в конце концов. Все что угодно. С кем угодно. Как угодно. Не хотелось только одного - жрать эту мерзкую, провонявшую гнилыми водорослями и дохлыми рыбами плотву. Но, глядя на лицо внимательно следившего за его реакцией на стряпню Кисаме, он понял, что просто не в праве отказать тому в поедании блюда, с такой любовью и заботой приготовляемого вот уже в течение последних трех с половиной часов. К тому же, напарник так долго и усердно готовился к этому дню, что даже забыл почистить свой меч, что было для него в высшей степени несвойственно.
И теперь Итачи сидел перед ПОЛНОЙ тарелкой зловонной плотвы, которую ему, судя по взглядам Кисаме, предстояло съесть в одиночестве и полностью, ибо другого ритуал «Созревания плоти» не предписывал. По словам акулообразного, этот особый рецепт передавался из поколения в поколение всем членам его семьи, и был способен поставить на ноги даже мертвого (уж в этом Итачи как-то не сомневался, единственное, что беспокоило его, так это не отправит ли ЕГО на тот свет это блюдо). Поэтому, пришлось призвать на помощь всю учиховскую выдержку и с каменным выражением продолжать процесс поглощения рыбы.
Но, к счастью Итачи (и несчастью Кисаме), этот занимательный процесс был прерван на самом интересном месте, когда акула уже собрался спросить у напарника мнение о своей стряпне (готовясь услышать похвалу, естественно, а также бурю оваций вдобавок… ха). Дело было в том, что, не смотря на закрытую дверь и открытую форточку, запах готовки проник в коридоры организации, и стал со стремительной скоростью распространяться по всем помещениям, что, конечно, не могло не привести в восторг остальных обитателей дома. Первым пришедшим узнать в чем, собственно дело, оказался Какудзу. Он прекрасно помнил, что в списке закупок на месяц не значилась ни рыба, ни уж тем более другие ингредиенты, которые примешивались к острому запаху. Он так и остался стоять на пороге, уперев руки в боки, тяжелым взглядом окидывая открывшуюся картину. А картина была ещё та: кухня, полностью заполненная дымом, сквозь который туманными очертаниями вырисовывалась фигура Итачи, меланхолично поедавшего плотву с видом смирившегося мученика, и массивная фигура Хошикаге, высившаяся над всем этим действом, напоминавшая древнего рыбьего бога, с умилением и интересом наблюдавшего, как его подданные давятся рыбой, дабы угодить своему хозяину. В голове Какудзу это зрелище вызвало массу странных эмоций и ассоциаций (в первую очередь, с богом, научен он был горьким опытом, что поделать). Он громко прочистил горло и поинтересовался, а что, собственно, здесь происходит. Ответом ему было молчание и тихое похрустывание вгрызаемого в плотву Итачи. Размашистым шагом (насколько это было возможно в условиях задымленной кухни), Какудзу подошел к столу с яством и спросил, дескать, откуда взялись продукты для приготовления сего блюда. Ответом ему был наполненный праведным гневом взгляд Кисаме, и брошенный, как плевок, ответ, что для «Акта созревания плоти» требуется только свежевыловленная рыба, которая только с утра плескалась в близлежащем водоеме и была поймана опытной рукой акулы, освежевана, частично сварена в уху, а частично ушедшая на приготовление таинственного блюда. Это несколько успокоило финансиста, уже подумывавшего устроить головомойку (похоже, Какудзу большой любитель этого дела, вспомним несчастного Дейдару) расточительным компаньонам. Но тут его осенило, что запах, витавший на кухне, и уже успевший залезть во все щели жилища Акацук, был не только рыбный. К нему примешивался ароматный душок, показавшийся Какудзу странно знакомым (ещё бы, дохлые рыбы и Ко). На очередной, и, совершенно бестактный, с точки зрения Кисаме, вопрос по этому поводу, был дан не менее меткий ответ в виде большой трехлитровой банки с соусом (тем самым, да), который акулообразный сунул в руки опешившего финансиста, предварительно отвинтив крышечку.
Здесь стоит сделать оговорку и сказать, что Какудзу был привычен к разным вещам не только как бухгалтер крупной организации, но и как человек, занимающийся медициной (назовем это так). На своем веку ему удалось повидать многое, и не только повидать, но и попробовать, но когда свинченная крышка открыла содержимое банки, до этого хранившейся плотно закрытой (аромат - штука специфическая, имеет свойство быстро выветриваться) и открывавшейся до этого чуть-чуть и ненадолго, Какудзу понял, что сейчас он в первый, и, как он надеялся, последний раз в своей жизни грохнется в обморок. Вся прелесть смачно прогнивших на солнце водорослей, перемолотых с железами рыб (естественно, взятых для придания аромата), замешанных в густую, плотно сбитую, черного цвета массу, открыла всю свою благоуханную прелесть перед лицом финансиста, заставив того дернуться и попятится назад. Падающую из его рук емкость спасла только великолепная реакция Итачи, который, видя белеющее при виде совершающей кульбит банки лицо напарника, успел-таки схватить её в последний момент и водрузить на место - то есть на стол. Однако он не учел одного - банка все ещё оставалась открытой, демонстрируя несчастным своё темное нутро.
Следующим, пришедшим узнать, что происходит на кухне у шарингана и рыбы, был ни кто иной, как Лидер. Да-да, до его, расположенных на нижних уровнях апартаментов тоже дошел слух, а, точнее запах необычного кушанья. Однако, как заметил про себя Пейн, уже успевший подвыветриться и смешаться с чем-то ещё, прежде чем дошел до его жилища, аромат, силой своей интенсивности по мере приближения к многострадальной кухне уже не просто висел в воздухе, а пропитывал и наполнял его. Казалось, что запах жил собственной жизнью и теперь вдруг ему вздумалось заменить весь кислород в помещении. Глухо откашлявшись, Пейн, превозмогая себя, все-таки вошел на кухню для того, чтобы стать свидетелем картины под названием «Остолбеневшие члены Акацук, нюхающие черную банку». Это зрелище придало экс-Лидеру немного сил, и он, закрыв рукою нос, тихо поинтересовался, что же здесь происходит и почему это никто не работает. Но, к сожалению, ответа ему никто дать не мог: Хошикаге глотал ртом воздух, переживя сильнейший стресс, видя, как его заветная банка чуть не стала кучей осколков, Какудзу держался за сердце и тоже тяжело дышал (ещё бы, в таких-то условиях!), один лишь Итачи состроив очередную учиховскую гримасу тихо сидел за столом, и то, как выяснилось потом, находясь в жесточайшем трансе, в который его поверг соус. Пейн попробовал приблизиться к своим подчиненным и узнать-таки причину внезапно обрушившегося на них столбняка, но преодолев пару метров пространства, решил, что дальше он не пойдет.
«А что это у вас тут, @ть, происходит?» - веселым голосом спросил проходивший мимо Хидан. Его хорошее настроение было объяснимо: изобилие жертв, поливавших своей кровью алтарь Дзясин-самы, всегда приводило его в отличное расположение духа. Однако это самое настроение стало быстро улетучиваться, едва стоило ему вдохнуть шикарного аромата, глубокими волнами исходящего из кухни (напомним, что баночка пока стояла открытой). Хидан скривился, и беззастенчиво ткнув Лидера пальцем в бок (какая фамильярность!, и что-то подсказывает, что Пейн ему это не простит), спросив, какого ….. они здесь собрались. Лидер лишь мотнул головой, потому что открывать рот в сложившейся ситуации было неразумно, так как лишний глоток воздуха мог посодействовать преждевременной смерти, чего ему ну никак не хотелось. Он лишь указал рукой на собравшихся за столом Акацук, продолжавших стоять в позе «нюхавших банку». Хидан быстро смекнул, что создавшаяся ситуация не принесет ему лично никакой выгоды, и лучше смотаться, пока не пришедший в себя Лидер не потребовал у него подойти поближе к столу разведать обстановку. Но только он надумал сделать шаг в сторону выхода, как схватившая его за плечо рука Пейна развернула несчастного обратно, и случилось то, чего Хидан боялся: жест Лидера явно указывал на желание, чтобы священник собственнолично узнал, что же происходит в глубине кухни. И хотя это было жестоко, Хидан, в общем-то, привыкший к разнообразным «ароматам», на которые его обязывали ритуалы, подчинился и осторожным шагом подошел к столу. Стоило ему приблизится, как в него тут же вцепился Какудзу, и, повиснув на руке, прохрипел, чтобы его вывели отсюда СРОЧНО, иначе за последствия он не ручается. Что именно собирался сотворить измученный всеми и вся финансист, так и осталось тайной за семью печатями, потому что в этот момент пришел в себя и Кисаме, и первое, что он сделал, это издал громкий рев, направив в сторону пытавшихся незаметно улизнуть Хидана и Какудзу, свой синий перст. В этот простой и нескромный жест он вложил все свое возмущение сложившейся ситуацией, в которую его втянул слабый организм Какудзу, не выдержавший столкновения с запахом и практически расплескавший банку заветного снадобья по всей кухне (скажем спасибо Итачи). Что произошло в случае, если бы приснопамятный соус растекся по чистому кухонному полу и заляпал бы все вокруг, остается только гадать, но, скорее всего, шиноби Конохи и других близлежащих стран уже не пришлось бы охотится за преступниками класса S под названием Акацуки, потому что за них это сделала бы черная жижа, убившая насмерть все живое в радиусе ста квадратных метров. Может не все, но уж большую часть это точно.
Тем временем Лидер, так же вышедший из состояния ступора, в который его вогнал соус, решил все-таки взять ситуацию в свои руки, тем более, что угрожающий жест Кисаме явно указывал на то, что тот собирается перейти к более конкретным действиям, не сулившим финансисту и священнику ничего хорошего. Откуда-то вдруг выросла нечищеная сегодня Самехада, наперевес с которой акулообразный уже было двинулся в сторону пятившихся от него напарников.
Ситуацию спас Тоби, как всегда незаметно появившийся из-за спины Пейна. Где он прятался до этого, и почему не «унюхал» ситуацию, всем оставалось только гадать, хотя мы-то с вами знаем, что Мадара был далеко не дурак, и лезть в смертельно опасные для здоровья апартаменты не входило в его планы на сегодня. Однако у него было то, чего не было у других - а именно маски, которая хотя и не спасала от удушливого смрада, но плюс три защиты и плюс два ловкости своему обладателю гарантировала. Смекнув, что открытая банка является символом разрушения только недавно установившегося мира в организации (после случая с глиной), и что Кисаме сейчас собирается припомнить Какудзу испорченную прическу напарника, а заодно и отыграться за смачные подъеб@&ki Хидана, которыми тот периодически осыпал остриженного Итачи, Тоби быстренько протиснулся мимо опять впавшего в состояние лёгкого транса Пейна, успевшего к тому времени вдохнуть немного благоуханного воздуха (видимо, у Лидера хорошо развито обоняние!), и аккуратненько завинтил лежавшую к тому времени под столом крышку. Для этого ему, правда, пришлось полазить под ногами у Итачи, уже некоторое время находившегося в глубокой отключке (бедняга все это время располагался ближе всего к проклятущей банке), но для Тоби это были семечки. Однако и он, после процедуры освобождения несчастных подчиненных чувствовал себя не в лучшем виде, ибо запах-таки успел пробраться под маску и угощал отважного спасителя своим липкими миазмами.
Нельзя сказать, что на кухне сразу вдруг посвежело и запахло бодрящим лимонным ароматом, но все же злосчастная банка с не менее злосчастным соусом оказалась укрощена, и к присутствующим стало возвращаться нормальное состояние духа (каков эфмеризм!). Воспользовавшись паузой, Хидан и Какудзу быстренько выскочили в коридор не дожидаясь, пока к Кисаме вернется его боевое настроение. Дело осталось за малым - а точнее, за приведением в чувство улетевшего в райские кущи Итачи, на что и переключился Кисаме. Тоби также шмыгнул в коридор, вслед за ним, хлопая себя по щекам, вытирая выступавшие слезы (и подтирая текущие сопли), выплыл Пейн. Разборку за произошедшую газовую атаку экс-Лидер Акацук решил перенести назавтра, потому как чувствовал, что, не смотря на глотки поступавшего в его измученный организм свежего воздуха, ему ещё долго придется приходить в себя (и нюхать одеколон, подаренный Конан, и долгое время пылящийся в старой пока(!) ванной, дабы выбить из носоглотки прилипший к ней запах 0_0).
Кисаме долго морщился, чесал репу, и вообще соображал, каким способом привести измученного напарника в чувства. Трясти его он себе, конечно, не позволил, так же, как испробовать метод полива холодной водой. И тут его вдруг осенила великолепная идея. Он быстренько подошел к одной из кухонных полок, протянул туда руку, и, покопавшись немного, достал небольшую синюю банку с массой желтых иероглифов на пузатом боку. С громким щелчком открыв крышку, вдохнув из баночки и немного поморщившись, Кисаме поднес сие произведение к многострадальному носу Итачи…
P.S. Проходивший мимо кухни Дейдара, возвращавшийся с процесса глиносбора, и пропустивший все самое интересное, застыл у дверей, и, схватившись за драгоценную сумку, быстро попятился назад. Его можно было понять: на кухне орудовал Итачи, а то, что ещё недавно было мечником тумана, тихой лужицей растекалось по полу…