О мертвых либо хорошо, либо...

Возвращаясь к вышеописанному, хочется сказать несколько слов о том, почему же великий подрывник всех времен и народов лишился своей замечательной глины. Конечно, счета, приходившие за неё, поражали воображение своей безысходностью и силой, однако дело было не только в презренном металле и истериках Какудзу.
Эта умопомрачительная история началась не так давно, а именно со дня поминок злосчастного Сасори, чей обезображенный труп и так и оставался неприкаянным валятся в пещере, а все потому, что никому и в голову не пришло хоронить зажравшуюся марионетку, постоянно обирающую организацию на личные нужды, под которыми обычно подразумевались покупки средств от паразитов, любящих объедать у некоторых деревянные конечности, а также совершенно ненужных компонентов для ядов, большая часть которых давно перекочевала на свалку, по причине непригодности для использования и неверного результата экспериментов кукольника.
Все мы понимаем, что сей факт транжирства не мог долго оставаться безнаказанным, и даже знаем, чей зоркий глаз следил за исчезновением имущества организации, потому как внезапно поднявший шум Итачи сделал для себя неожиданный вывод, что пропали все его подручные инструменты для борьбы с окружающим миром, у Кисаме оказался отломан кусок с рукоятки Самехады, а Зецу пострадал от отсутствия пакета навоза, тщательно очищенного и переработанного им собственноручно. У Хидана пару раз пропадали конечности жертв, за что ему приходилось расплачиваться собственной кровью (в прямом смысле этого слова), а Лидер однажды очнулся без любимой сережки в носу, той самой, что подарил ему на день рождения Орочимару. У змеиного саннина были свои мотивы в подарке, по поводу которых он не распространялся, но все и так догадывались, что его попытки задобрить Пейн сводились к одной меркантильной цели - добраться-таки до телес многострадального Учихи, на что Лидер пойти, конечно не мог, поэтому все подкаты Орочимару так и остались неосуществленными. В общем, злы были все. И как-то не сразу сообразили, что в этих беззастенчивых кражах был виноват ни кто иной, как всеми уважаемый (до сих пор) кукольник. Да и как, глядя на это милое личико, можно было подумать, что он может так хладнокровно и бесстыже пизд%$ть столь дорогие и любимые для каждого из Акацук вещи.
В общем, Данна был клептоманом, и клептоманом со стажем: тащил все, что плохо лежало, да и что хорошо лежало, тоже тащил, так как удержаться не мог, - а вдруг пригодится? Его берлога напоминала то ли помойку, то ли склад всякого дерьма, об который бы и сам черт ногу сломал, но для кукольника там был порядок: на каждой спиз%енной вещи висела бирочка с номером и именем того, кому она принадлежала. Сасори любил наслаждаться своей коллекцией и иногда, любовно поглаживая какую-нибудь рухлядь, придавался сладким воспоминаниям о том, как добыл её. Это было его вторым по любимости занятием, после споров с Дейдарой об искусстве, неизменно заканчивающихся жестоким мордобоем.
Особой гордостью его коллекции была здоровенная черная кукла вуду, которую он спер у Хидана (откуда эта кукла взялась у Хидана - неизвестно, но мало ли что могло прийти в голову его строптивому богу). Для чего он её спер, кукольник и сам не знал, но когда, прокравшись на дело однажды ночью в святилище, и увидел её сидящую на алтаре, то понял, что света белого не взвидет, если не сделает её своей, что тут же и осуществил. Этой кукле Сасори клялся в вечной любви и считал её верхом искусства, хотя представляла она собой матерчатый, имитирующий раздутый труп, мешок из-под картошки, выкрашенный гуталином с пришитыми пуговицами вместо глаз и дыркой в виде ротового отверстия, из которого торчали набивавшие её куски соломы. В общем, кукла представляла собой мрак и ужас во всех смыслах.
Но вернемся к нашей истории. В один прекрасный день, а, вернее, одну прекрасную ночь, преступник, в конце концов, был выслежен и наказан. Отметим только, что произошло это после того, как разгневанный отсутствием драгоценности в носу Пейн, приказал бросить все силы на поимку ловкого вора, и грозился сам поотрывать ему руки, голову и ноги (именно в таком порядке, не иначе). Бесились все. Началось ночное дежурство. Хидан подал идею ходить парами. Идея прижилась, и теперь, каждую ночь после наступления темноты, пара бойцов выслеживала по коридорам организации ужасного вора. Преступника поймали с поличным в самый интересный момент, а именно тогда, когда он уже было собрался добраться до следующего пирсинга Лидера, на этот раз в районе пупка, и уже ковырялся в этом самом месте своими грязными лапками. Почему именно там, было понятно без слов, ибо сережка из этой интимной части тела содержала в себе наибольшее количество драгметаллов, сплавленных в кучу для придания пущего лоска, а сверху была украшена синей бусинкой, совершенно бесполезной, но зато выгодно оттенявшей блеск главной железки. Лидер орал (Вы бы тоже заорали, если, проснувшись ночью, обнаружили на своем животе суетливые пальчики, пытающиеся лишить вас самого дорогого). По какой причине Пейн не заметил этого, выполненного с виртуозной точностью маневра, остается загадкой. Его разбудил топот ног и хриплый окрик «Вот оно!», а потом началось что-то невообразимое… По его животу прыгало неизвестной породы создание, пытающееся увернуться от хватавших его рук, а руки были большие и волосатые, и, почему-то синего цвета… Этого Лидер Акацук уже не выдержал, и сознание благополучно оставило несчастного… Наконец, преступник был пойман с поличным и доставлен на допрос. К сожалению, в процессе поимки никто не удосужился поинтересоваться личностью вора, поэтому, изумлению и остолбенению окружающих не было предела, когда это оказалась мастерски сработанная кукла, с длинными тонкими ручками, будто специально сделанными для того, чтобы таскать чужие вещи (и выковыривать сережки из интересных мест). Куда она распихивала награбленное добро, никто не мог понять, ибо у такой малютки не было даже карманов (кукла с карманом называется кенгуру - прим. для Акацук). И естественно, для опознания этого немаловажного вопроса был позван тот, кто, как вы догадались, лучше всех разбирался в куклах, а именно наш незабвенный кукольник.
Сасори знал, что пощады не будет и поэтому приготовил все аргументы в свою защиту (а готовил он их давно и тщательно, чуял, видимо, что рано или поздно придется отвечать за свои злодеяния перед коллегами по цеху), предварительно сложив их в толстую(!) папочку, и приготовился к выходу.
Приняв вид самый благопристойный и умный, он вошел в помещение, где собрались все члены организации, поднятые со своих постелей ревом Кисаме и криком Лидера, временно улетевшим в небытие. Однако к моменту допроса Главный уже пришел в себя, и, прихлебывая стакан минеральной воды с лимоном, пытался восстановить хрупкое душевное равновесие. Все знали, что Сасори будет врать, и врать он будет самым наглым, бесстыжим и хамским образом. К сожалению, уши у деревянной куклы не краснели, голос не заикался, а слезы не капали, поэтому уличить его во лжи всегда было достаточно трудно, а лгал он часто, много и, обычно, с три короба.
Первым держал речь Итачи, который Сасори не любил. Не любил его ехидства, мерзких шуточек ниже пояса, грязных намеков на его «близкие» отношения с синекожим напарником (хм). Не любил вечно ухмыляющуюся под маской морду Хируко, его маленькие глазки, будто постоянно следившие за всем окружающим, давая свою, искаженную оценку увиденному, преломленную через извращенный мозг кукловода. Итачи раздражала манера Акасуны постоянно спорить, причем делать это так нудно и таким вредным голосом, что даже едкая матершина Хидана по сравнению с этими подъе%ками, казалась сладкозвучной речью невинной девы.
В общем и целом, процесс судопроизводства начался, и Итачи, как всегда, высказался в своей фирменной манере, то есть кратко, по делу, и в двух слова, а именно: «Это он!», указав на стоящего перед ним в горделивой позе с видом оскорбленного достоинства Сасори. «Грязная клевета!» - пафосно ответил тот, подбоченясь, и приняв вид ещё более торжественный и важный. «Я бы никогда не пошел на такие низости» - продолжал заливать он (знаем-знаем), переходя на повышенные тона, «тем более, подумайте сами, ну на кой …. мне понадобилась какая-то дурацкая сережка, которых у меня пруд пруди, и которые мне нужны, как, мм, ммм… как Хируко пятая!» - радостно закончил он. Шутку не поняли и не оценили. Всем и без балды было ясно, кто стоял за гнусными преступлениями, тем более что кукла была поймана с поличным. Оставалось только одно - любым образом доказать виновность Сасори и заставить того сознаться и раскаяться (ха!). Лидер, уже вдоволь накушавшийся сасоревской брехни, вспомнил, что он Лидер, в конце концов, и не просто Лидер, а Лидер обобранный. И обобранный ни кем иным, как стоящей перед ним с нахальным видом выпендривающейся деревяшкой, которая смеет утверждать, что не виновата, тогда как сама не далее как полчаса назад пыталась провернуть свое грязное дельце с его чистым и незапятнанным телом. Возмущенный и оскорбленный до глубины души Пейн встал, и, не выдержав, схватил марионеточника за грудки и принялся трясти, приговаривая: «Ты будешь сознаваться, или как?» После того, как эта сакраментальная фраза была повторена раз десять-пятнадцать, Сасори сделал попытку закивать головой, что, правда, не увенчалось успехом, потому что голова его, к тому времени уже разболтавшаяся на сидящих шурупах, немедленно отскочила в сторону, и, совершив межпространственный прыжок, оказалась в руках у Какудзу.
Воцарилось молчание. Какудзу сидел и смотрел в честные глаза нечестного кукольника, пытаясь найти там ответ на извечный вопрос «Почему?», но эти глаза молчали, а лишь окидывали его трепетным и бархатным взглядом из полуопущенных ресниц. По всей видимости, Сасори решил охмурить жестокосердного финансиста, и теперь всем своим жалким видом показывал, что его вины здесь нет, а, мол, само так получилось. И надо сказать, что ему это почти удалось (не хватало только слезу пустить), ибо глаза у него были невинные и с такой надеждой смотрели на Какудзу, что он почти поддался их незамысловатому обаянию. Но фишку просек Хидан, в котором закипела нешуточная злоба, видя, как самозабвенно его напарник рассматривает голову марионеточника, тогда как его, Хидана, голову, финансист ещё ни разу не подвергал такому бережному досмотру и любованию. С криком «Пшел вон, говно!», Хидан с разбегу пнул покоящуюся на руках Какудзу голову, и та, пару раз перевернувшись в воздухе, отлетела в угол, продолжая хлопать широко раскрытыми глазами.
Акацуки совещались. Надо было что-то делать. Ответственным за дело разоблачения Сасори решили было поставить Дейдару, как человека, лучше всего знавшего кукольника и все его грязные секреты. Дейдара долго отнекивался, ибо знал, что потом пощады от Данны лучше не ждать, а уж тот найдет способ расквитаться с ним особо извращенным и гадким способом. Например, положить в штаны особый по своему химсоставу яд, от которого задница покрывается кровавыми волдырями на неделю, причем смыть их никаким образом не представляется возможным (однажды, марионеточник уже провернул такой трюк с подрывником за то, что тот, якобы, не хотел отдавать ему так приглянувшуюся сиреневую бумажку из-под какой-то упаковки, на которую он положил глаз. Зачем Сасори был нужен этот мусор, он и сам не знал, но у него зазудело в одном месте при его виде и клептоманские инстинкты-таки взяли вверх). Так что, Дейдара, в общем-то, не особо жаловал кукольника, и терпел его больше из-за вечных споров, а точнее, финального мордобоя, так как сам был большой любитель хорошего спарринга (P.S. Спарринг - это тренировочный бой в боксе, а не то, что некоторые из вас по простоте душевной подумали).
(К слову стоит отметить, что Сасори вдобавок был ещё и вуайеристом, то есть любил подглядывать за другими членами организации. Особое садистское наслаждение ему доставляло наблюдать за тем, как облапошенные члены Акацук, чертыхаясь и матерясь, ищут свои пропавшие вещи, так замысловато и умело спиз%енные кукольником. Он истекал слюнями и закатывал глаза при виде нервно дергающегося Учихи, метавшегося по комнате в поисках нового набора кунаев, и уже готово отцукиемить совершенно не виноватого здесь Кисаме за то, что тот, видите ли, из вредности спер его драгоценный набор, чтобы досадить Итачи за какие-то прошлые обиды. Акула неумело оправдывался в ответ, ссылаясь на совершенно резонный аргумент в виде Самехады, которая заменяла ему не только маму и папу, братьев и сестер, но и любые колюще-режущие предметы, включая штопор и открывашку. К великому сожалению кукольника, на этом спор обычно прекращался (потому как Итачи обычно ныл для порядка, и только), и он, разочарованный окончанием шоу, полз следить за другими парами. Причем делал он это настолько ловко и незаметно, что застукать его за этим занятием не удавалось ещё никому, хотя о его присутствии знали многие - ещё бы, его разносящееся по пространству хриплое придыхание и нервные подергивания скрипящих конечностей слышали все. Так что, когда Сасори не стало, все перекрестились и вздохнули с облегчением).
В общем, ещё недолго посовещавшись, все пришли к единогласному мнению, а именно пройти в покои кукловода и подвергнуть их тщательному анализу на присутствие следов преступления. Поэтому, завернув отлетевшую голову под мышку, Дейдара с громким вздохом и хмыканьем повел всех присутствующих на экспертизу. Шли долго и молча, а голове, чтобы не высказывалась, пришлось заткнуть рот подвернувшейся тряпкой, ибо Сасори, учуяв, что пахнет жаренным, начал клянчить прощение, но делал это с такой претензией, что от его излияний всем стало тошно.
Наконец, таинственная дверь в подземелья кукольника была открыта (а, точнее, взломана) и всем присутствующим открылась картина, поражавшая воображение своими масштабами и грандиозностью формы. Пол, усыпанный по самое «не могу», представлял собой конгломерат отбросов, среди которых попадались даже картофельные очистки (видимо, он кормил ими свою черномазую куклу), а также различные предметы интерьера пещеры Акацук, которые ушлый мастер добывал по ночам. Чего здесь только не было! И полки, заваленные раскуроченными частями кукол, представляли собой ещё не самое страшное зрелище. Столько хлама в одном месте не видал даже Какудзу, а уж его комната была вместилищем большого количества мусора, который он собирал по помойкам близлежащих деревень, а потом пытался сбыть в пунктах обмена. (Рассказ о том, как на подобное увлечение реагировал его напарник, и что говорили ему в пунктах обмена на принесенную пустую тару, консервные банки и отодранный с мясом алюминий, мы перенесем на следующий раз). Апофеозом данного безобразия был огромный трон, сооруженный мастером для своей обожаемой куклы, на которой, собственно, восседала она в самой непотребной, так сказать, позе (если вообще можно придать мешку из-под картошки такую форму). Это зрелище подвергло психику несчастных Акацук в состояние легкого шока, а Хидан, узнав так нечестно спиз%енную у него куклу, тут же заорал и бросился выручать её из грязных лап извращенца-кукольника (просто он помнил, как Дзясин-сама отомстил ему за отсутствие обожаемой куклы… Господи прости, но, по-моему, эта организация - сборище психов, честное слово). Короче, плененный мешок картошки, оказался, наконец, вызволен, как и другие вещи, найденные и опознанные членами организации как личные. Здесь был и отколотый ломоть Самехады, и мешок с полусгнившим навозом, и, уже успевший изрядно проржаветь, набор кунаев Итачи, да и много чего ещё. Пейн было рыпнулся покопать свою носовую сережку, но потом вовремя одернул себя, ибо не пристало Лидеру копаться в помоях, не находите? А вошедшие в раж Акацуки уже вовсю шуровали заветные уголки сасоревской берлоги, в поисках, чем бы ещё поживиться (ба! да они там все клептоманы!). И вот уже Зецу разжился практически новой рукояткой от тяпки, тоже когда-то принадлежавшей ему, и, не вовремя брошенной в огороде именно в тот момент, когда мимо проходил вынюхивающий новые сокровища кукольник. Итачи, в награду за свои труды (ещё бы, собственнолично перелопатил пол-помойки. Шаринганом, конечно, будет он ещё руки марать…) получил толстую книжку об отцах-основателях Конохи, о которой он так мечтал в детстве, но которую ему читать запрещали (книга повествовала о похождениях этих самых основателей, написанных со слов очевидцев, и представляла их не в самом лучшем свете, а точнее, как порочных, грязных алкашей, одной рукой сосущих сакэ из горла, второй - побеждающей орды врагов, ну а о третей вы и сами догадались).
В этот момент Сасори, выплюнув-таки затыкающий его кляп и увидев, что его сокровищницу разворовывают, поднял крик и визг. Он костерил всех Акацук вместе взятых и каждого по отдельности, клял на чем свет стоит Лидера, обещал всем жестокую и болезненную расправу, грозился уйти к Орочимару, в конце концов. Последний аргумент все таки был услышан и принят к сведению, и потом, при каждом удобном случае, ставился кукольнику в упрек. Наконец, когда вещи были опознаны и найдены, довольные Акацуки, перебираясь через горы хлама, засобирались к выходу. Их карманы ломились от добра, и боевое настроение как-то быстро улетучивалось. Недоволен был только Пейн. Мало того, что он не нашел сережку, но ещё и не принял участие во всеобщей помойкоройке, ему пришлось остаться не солоно нахлебавшись и с угрюмым видом пронзать взглядом веселившихся подчиненных, которые уже принялись радостно обсуждать найденные сокровища и вообще, делиться положительными эмоциями. Дело, похоже, двигалось к братанию, ибо довольный Зецу уже вовсю обнимался с внезапно подобревшим Учихой, который принялся, фальшивя, распевать песенку из только что найденной книжки, в которой говорилось о чем-то вроде поднятия хрустальных бокалов и следовавших за этим нежных объятий боевого товарища. Внезапно появившийся Тоби еле сдержался, чтобы не начать подпевать ему (уж кто-кто, а он эту песню знал наизусть), но увидев складированную помойку, не смог удержаться, чтобы не достать откуда-то из большой кучи маленькую вещицу, так зазывно поблескивающую и выгодно отделявшуюся от общей кучи хлама. Он повертел её в руках, и не найдя в ней для себя ничего интересного (всякие глупости Мадару интересовали мало, он был на порядок выше того мещанства, в котором погрязли остальные), просто-напросто кинул её в сторону выхода. И как вы, наверно, уже догадались, этой вещицей была ни кто иная, как пресловутая сережка Лидера, которую он уже похоронил и теперь скорбно оплакивал, стоя в уголочке и не принимая участия во всеобщем веселье.
Внезапно мимо его носа пролетело что-то, что смутно напомнило ему своей знакомой формой исчезнувшую драгоценность. Он повертел головой в поисках места, куда свалился внезапно появившийся в его поле зрения предмет (для этого ему, правда, пришлось засунуть свою начальственную гордость куда подальше, и, втихомолку, чтобы никто его, не дай бог, не застукал за этим делом, полазить на карачках, тыкаясь мордой в ту грязь, которую развел у себя нечестивый кукольник). Наконец, пошарив в пыльном и грязном углу, он смог вытащить на свет божий свою законную драгоценность и теперь стоял в углу в позе зю и любовно поглаживал свое колечко (не хватало только приговорки «Моя прееелесть»). От этого занимательного дела его отвлек громкий голос, спросивший, долго ли он ещё будет ползать, вытирая своим плащом пыль, по загаженному полу. На голос повернулись сразу все члены организации и в немом удивлении уставились на Пейна, который, поняв, что теперь ему не отвертеться от статуса главного нищебродствующего всея Акацук, попытался быстренько встать и привести себя в порядок. Конечно, не стоит отрицать, остальные члены организации тоже долго копались в сасоревской помойке, но никто из них не додумался лазить на четвереньках по полу, и уж тем более, валятся на нем с таким наслаждением, бормоча себе под нос какую-то ахинею про найденную сережку (а Пейн к тому времени на радостях решил было сделать из своего украшения семейную реликвию и передавать её по наследству...). Голос же, вырвавший Лидера из состояния прострации, судя по нахальным интонациям, принадлежал Дейдаре, который был далек от вселенской радости, охватившей организацию, потому как все его мысли на тот момент времени занимало обдумывание, какой каре его подвергнет взбесившийся напарник за предательство, когда обретет свое тело обратно… Варианты с ядами он уже перебрал, и теперь стоял с кислой физиономией перед Лидером и разглядывал его самым хамским и неподобающим для подчиненного взглядом. Лидер поднялся, демонстративно отряхнул плащ, вздернул подбородок кверху, громко хмыкнул и с гордым видом просочился за дверь (чтобы скорее уйти от позора и броситься в свои апартаменты - продолжать наглаживать любимую сережку и читать ей дифирамбы).
Акацуки, лишившиеся такого задорного зрелища, как развалившийся в пыли Лидер с видом умалишенного разговаривающий с серьгой для пирсинга, как-то быстро успокоились и пришли в себя. Они потихоньку вывалили в коридор, как-то даже забыв для чего, собственно, они поднялись среди ночи и что кукольник, в общем-то остался безнаказанным (если не считать отобранное у него добро).
В комнате оставался Дейдара с головой Сасори под мышкой. Он стоял и невидящим взглядом смотрел на дверь, ибо мысль уже оставила несчастного. Наконец, голова участливым голосом поинтересовалась у него, долго ли он ещё собирается как идиот стоять и пялиться в пространство, или, наконец, займется делом. Под делом кукольник, конечно, понимал приведение его тела в порядок и водружение отвалившейся конечности (?) на причитающееся ей место. Дейдара ещё немного постоял, оттягивая момент, а потом, тяжело вздохнув (уже который раз сегодня), поплелся за деревянным вместилищем черной душонки марионеточника.
Выполнив, наконец, возложенную на него функцию, он предстал пред гневными очами Сасори, который уже предвкушал страшную месть. За время, проведенное в виде головы, он успел многое обдумать (хотя на самом деле, большую его часть он просто бился в истерике, если, конечно, это применительно к отделенной части тела), в основном, его мысли плавали вокруг нечестно (!) отобранных у него сокровищ, оскорбления его невинно осужденного достоинства, и подходящего наказания для Дейдары на закуску. А поскольку выполнить две первые части плана пока не представлялось возможным, он решил взяться за так подло предавшего его напарника. В общем, самые страшные ожидания подрывника оправдались…
На следующий день (вернее, на этот же день, только утром) в общую гостиную вполз с посеревшим лицом Дейдара. Ему было плохо. Нет-нет, не подумайте ничего такого, Сасори не совершил с невинным подрывником ничего противоестественного (не выеб@л в жопу, короче), он отнесся к делу изобретательно и со свойственной ему смекалкой. Осознав, естественно, что неожиданно подобревшие от награбленного у него добра члены организации ещё некоторое время будут находиться в состоянии эйфории, и ему пока ничего не грозит, он решил сменить место дислокации на тот случай, если Акацукам вдруг снова захочется совершить рейд в его апартаменты с целью наживы (а это, рано или поздно, все равно бы произошло). Поэтому он перенес все свои оставшиеся сокровища в комнату Дейдары, обрекая того не только на обилие хлама в пространстве, но и, в случае чего, обвинений в присвоении чужой собственности и выливающихся из этого последствий. Все, приводимые подрывником аргументы, касающиеся нецелесообразности размещения у него спальне сомнительного мусора, который кукольник считал чуть ли не лучшими вещами на свете, были жестко отринуты, а бунт подавлен. Так что, Сасори вылез из этой переделки чистеньким и невиновным, свалив бремя забот на несчастного Дейдару. Тому теперь следовало не только являться хранителем бесконечной помойки, которую уже через два дня после происшествий развел у него в комнате марионеточник (уже, практически, переселившийся к нему), но и терпеть бесконечные стоны и завывания, которыми Сасори осыпал свои экспонаты, исходивший на нет от любви к ним. В общем, спокойная (относительно) жизнь Дейдары подошла к концу…
А яд ему в штаны Сасори не стал класть. Он ему его в полотенце для рук подсыпал… В воспитательных целях.
P.S. Возвращаясь в началу истории: Акацки в один-таки далеко не прекрасный момент, буквально сразу после ухода из жизни кукольника, обнаружили в спальне Дейдары массу принадлежавших им занимательных вещичек, от которых подрывник, к сожалению, пока не успел избавиться. Что из этого вышло - понятно без слов...