Вслед за закатом. Часть 1.

День подходил к концу. Солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в желтые, оранжевые, багряные тона. Сумерки быстро окутывали пустыню. От раскаленной за день земли ещё поднимался полуденный жар, но в воздухе уже витала ночная прохлада. Подчиняясь законам сумеречного света, зыбкие и в то же время вечные песчаные дюны отбрасывали сейчас косые неестественно длинные тени на постепенно остывающий песок. Последние лучи заходящего солнца придавали пейзажу фантастический, нереальный и вместе с тем пугающий вид. Стоящая посреди пустыни деревня только подчеркивала мрачное впечатление. Безмолвная, окруженная высокой стеной, наполненная густыми непроницаемыми тенями, она бы казалась мёртвой, если бы не светящиеся кое-где фонари и горящий свет во многих окнах… В воздухе висела тяжелая, гнетущая тишина, лишь изредка нарушаемая тихими стонами раненых, треском догорающего кое-где пламени и редкими словами бесшумно снующих по месту битвы шиноби. Деревне повезло – основное сражение прошло в стороне от нее, лишь слегка зацепив. Селение отделалось разрушенным куском стены и несколькими уничтоженными зданиями. Зато поле боя представляло собой страшную картину: огромное количество обожжённых, истерзанных тел, укрытый гарью и копотью, местами оплавленный, превращенный в стекло песок, щедро орошённый бурой запекшейся кровью… На искалеченной земле, усеянной всевозможным оружием, рваными ранами отпечатались последствия мощнейших техник… В небо то тут, то там поднимался довольно густой, ещё заметный в наступающих сумерках сизый дым. Его клубы подхватывал легкий свободный ветер и уносил куда-то вдаль, рассеивая в темном небе…
А на каком-то расстоянии от этого страшного места виднелся одинокий тёмный силуэт, слабо освещённый вечерним светом. Силуэт принадлежал высокому воину. Он неподвижно сидел на вершине песчаного холма спиной к деревне и месту сражения, подогнув под себя одну ногу и опираясь рукой о колено другой ноги. Сидел и немигающим взглядом смотрел на закат… О том, что это именно воин, говорил весь облик мужчины: чёрные достаточно свободные штаны, черная обтягивающая мускулистое тело водолазка и такая же черная куртка сверху. Сбоку, у бедра, небольшая обычная для шиноби сумка с кунаями, сюрикенами и прочими стандартными для ниндзя предметами. За спиной длинная изящная катана. Облик дополняли светлые растрепанные волосы, черная повязка вокруг головы и длинный вертикальный шрам с правой стороны сурового и вместе с тем открытого лица. Шрам начинался на лбу, под повязкой, рассекал правую бровь, прерывался и вновь начинался на щеке под глазом, доходя до подбородка. На вид воину было лет тридцать, и только немногие живущие здесь люди знали, что на самом деле ему нет и двадцати. Лицо парня было напряженным. Впрочем, оно становилось таким после каждой битвы. А за последние годы битв, похожих на эту, у него было немало. И каждую из них он ненавидел. Ненавидел, потому что любая битва нагоняла на него воспоминания… Страшные воспоминания, которые вновь и вновь рвали на части его и без того навсегда изувеченное сердце… Хотя эта битва была особенной – ее он ненавидел больше всех, потому что именно из-за этой войны ему пришлось вернуться в знакомые места, вернуться туда, куда он совсем не хотел возвращаться… Небесно-голубые глаза парня потемнели от боли.
«Как же давно я здесь не был, - с горечью думал он. – Почти три года, а кажется – вечность». Вечность мучительного существования, вечность, наполненная пустотой, отчаянием и болью… Вечность с тех пор, как он потерял все… Как же он хотел остаться там, с ними… Как же он хочет туда каждый день, каждую минуту… Но он не может… Не может, потому что обещал… Обещал ей…
«Не знал, что ты можешь быть такой жестокой, Хината. Зачем… Зачем ты тогда попросила меня об этом? Ты же прекрасно знала, что я не смогу тебе отказать. И не смогу не сдержать обещания. Неужели ты не понимала, на что меня обрекаешь?!»
Какими-то застывшими, словно остекленевшими глазами воин пристально всматривался в горящий над горизонтом свет заходящего солнца, словно надеясь увидеть там ответы… Весь его облик сейчас выражал бесконечное страдание. Жуткие воспоминания снова захлестнули его с головой, немилосердно выдергивая из реальности и погружая в пугающее прошлое…
***

Это был страшный бой… Самый тяжелый и самый ужасный бой за всю его недолгую жизнь… …Крики, стоны, взрывы, лязг металла и грохот рушащихся зданий – все сливается в единую дикую непередаваемую какофонию. Пыль и гарь смешиваются с ядовитыми газами и парами, испаряющимися от столкновения с огнем воды. В воздухе витает устойчивый запах дыма и свежей крови… А посреди этого адского хаоса стоит он: черно-оранжевый костюм, длинная тонкая рана через всю правую половину лица, начинающаяся над бровью, где-то под наполовину разрубленной пластиной протектора, и заканчивающаяся над нижней челюстью. Хлещущая тонкой струйкой кровь заливает чудом уцелевший глаз, лишая его правостороннего зрения, и, смешиваясь с его же слезами, частыми каплями капает с подбородка… Но ему плевать, он даже не обращает на это внимания… Дрожащими руками он очень бережно и в то же время крепко прижимает к себе израненное тело девушки… Самой прекрасной для него, единственной и любимой. Душа рвется на части, сердце бешено колотится, словно стараясь выпрыгнуть из груди, он готов выть от отчаяния и бессилия…
- Хината, держись… - даже не говорит, а жалобно стонет он.
- Наруто… - тяжело дыша, девушка смотрит на него перламутровыми полными безграничной нежности глазами, изо всех сил отчаянно борясь с пронзающей все тело острой болью. – Ты удивительный… Не знаю, как… Но ты меняешь всех, кто тебя знает… Делаешь их лучше, счастливее…
Хьюга закашлялась, из уголков рта снова потекла кровь.
- Ты никогда не сдавался… Не отчаивался… - девушка замолчала, судорожно сглотнув – каждый вздох ей давался с трудом, а каждое слово еще тяжелее. – Обещай… что не сдашься… и на этот раз… чтобы не случилось… Обещай… что будешь… жить… И улыбаться…
Хината все так же смотрит ему в глаза, ее нежный взгляд проникает в самую душу… Она вдруг сама еле заметно улыбается…
- У тебя такая… красивая… улыбка… - девушка закрывает глаза, борясь с навалившейся вдруг огромной усталостью…
- Нет, Хината, не сдавайся! Все будет хорошо! – в страхе умоляет Узумаки, легонько встряхивая девушку. Он не замечает, что ее кровь уже пропитала его куртку…
Хьюга медленно открывает глаза – ставшие странно тяжелыми веки почему-то плохо слушаются… В отличие от Наруто, она чувствует, как горячая жидкость медленно сочится из ее ран, тут же впитываясь в пыльную одежду, а вместе с кровью из тела по капле вытекает жизнь… Она это чувствует и боится… Боится не смерти – боится не успеть… Окровавленной рукой она слабо сжимает рукав его куртки…
- Наруто… Обещай… - дрожащим голосом просит она, взгляд становится умоляющим…
- Не надо, любимая, все…
- Обещай! – собрав остатки сил, почти кричит она и тут же непроизвольно выгибается от дикой боли, изнуренное лицо искажается страданием…
- Я обещаю! – в отчаянии кричит он. – Обещаю, только не волнуйся… Пожалуйста… Тебе нельзя…
- Хорошо… - Хьюга прерывисто с облегчением вздыхает, на бледном лице вновь появляется слабая улыбка, а в перламутровых глазах нежность…
- Хината, я люблю тебя, – судорожно глотая слезы напополам с собственной кровью, тихо шепчет Узумаки.
- И я… тебя… люблю… Наруто… - из последних сил еле слышно отвечает Хьюга. – Всегда… любила…
Еще один прерывистый судорожный вздох, дрожащие веки медленно закрывают жемчужные глаза, и она затихает со счастливой улыбкой на изможденном лице…
- Хината!!! – вне себя от горя кричит Узумаки, еще крепче прижимая к себе бездыханное тело и зарывшись окровавленным лицом в длинные спутанные волосы на ее плече, разражается безудержными рыданиями…
- Ну, ну, не убивайся ты так! – раздается недалеко насмешливый жестокий голос. – Очень скоро ты к ней присоединишься.
Узумаки вздрагивает, поднимает искаженное горем лицо, ища взглядом говорящего…
- Ты! Это ты! Ублюдок… Ты заплатишь за ее смерть!!! – полным ярости и ненависти взглядом он смотрит на рыжеволосого мужчину со множественным пирсингом на лице. Голос Джинчурики становится похож на рычание, голубой цвет глаз сменяется желтым, зрачки сужаются, превращаясь в две тонкие вертикальные щели, тело начинает покрывать странная красная чакра…

***

Воин вздрогнул – мучительное наваждение вдруг исчезло так же резко, как появилось… Впрочем, как всегда… Он снова видел перед собой пустыню и закат. Шиноби судорожно провел рукой по напряженному лицу, пытаясь унять предательскую дрожь во всем теле… Какая ирония судьбы! Самого бесстрашного ниндзя бросает в дрожь от собственных воспоминаний! Пальцы вдруг касаются шрама на лице, на миг замирают, потом проводят по нему, словно изучая…
«Саске», - приходят в голову горестные мысли. Всегда, с самого детства Учиха во всем превосходил его, а он всегда завидовал этому гению и всю жизнь упорно работал, пытаясь не только осуществить заветную мечту, но и догнать и превзойти надменного парня, ставшего ему лучшим другом и оставшегося вечным соперником… Но Учиха снова и снова опережал его на шаг…
«Подумать только, Саске… Я снова тебе завидую, - губы воина скривились в горькой ухмылке. – Даже сейчас… Даже в этом ты меня обставил».
Тяжелые, мучительные воспоминания накатывают с новой силой, вновь выворачивая наизнанку душу и раздирая сердце на части…

***

Ночь… Вторая ее половина – самое сонное и изнуряющее время… Лучшее время для неожиданной атаки… Но шиноби Деревни Листа не так-то просто застать врасплох… И вот в темноте и абсолютной ночной тишине уже раздаются звон металла, неясные еще шумы то тут, то там завязывающихся схваток, еле слышный местами топот ног, тихие голоса, резко отдающие короткие приказы… Бой только начинается… Пока что лишь стычки вслепую, когда точно знаешь, что перед тобой враг, но понятия не имеешь, что он собой представляет, сколько их еще и какой силой обладают… Но приходит рассвет… И все сразу становится ясно… И от этого становится хуже… Акацуки… Все, кого они еще не успели добить… И не одни… Два хвостатых демона… И довольно многочисленное войско.
«Но откуда? Протекторы… Звук? Не может быть».
Солнце поднимается все выше, бой стремительно набирает обороты… Светловолосый парень яростно дерется сразу с несколькими противниками и при этом, наплевав на всякую осторожность, в который раз лихорадочно шарит взглядом по окрестностям…
«Шиноби звука… А значит и ОН должен быть здесь… Он ведь, кажется, предводитель? А значит не может не быть…»
И вот напряженный взгляд сосредоточенно замирает на каком-то силуэте там наверху, над высеченными в скале лицами Хокаге…
«Это он!» - молнией проносится в голове стремительная мысль. И Узумаки, самым бесцеремонным образом перестав обращать внимание на оставшихся противников, попросту сбегает и сломя голову несется туда… Еще несколько минут, и они стоят лицом к лицу – два бывших друга и нынешних врага…
- Почему, Саске… Зачем? – руки блондина нервно сжимаются в кулаки, во взгляде сквозит неприкрытая боль, в голосе – горечь…
- Почему? – язвительно переспрашивает Саске. – Потому что пришло время ответить за все! Знаешь, а ведь Итачи был невиновен – просто старейшинам мой клан не угодил…
- Пусть так, но при чем здесь остальные? При чем деревня? – отчаянно пытается достучаться до бывшего друга Узумаки.
- Наруто… - обреченно вздыхает Учиха. – Ты как был идиотом, так и остался… А как, по-твоему, мне еще добраться до правящей верхушки?
- Но, Саске…
- Хватит, Наруто! Мне надоел этот бесполезный разговор! – резко прервал парня Учиха. За все это время ни один мускул не дрогнул на его равнодушном лице, ни одна искра не проскользнула в черных, как ночь, и холодных, как лед, глазах. Именно этот ледяной, абсолютно непроницаемый и бесстрастный взгляд пугал Узумаки больше всего…
- Ты прав… - глаза Джинчурики вдруг наполнились горькой решимостью. – Пора…
И они сошлись в яростном, жестоком поединке – два бывших друга и нынешних врага… Да, Саске действительно стал очень силен, но и Узумаки времени зря не терял… Они кружились в диком смертельном танце на верхушке холма под лучами уже высоко висевшего солнца, круша и сметая все на своем пути…
… Но вот Учиха ловко уходит из-под очередной атаки и вдруг исчезает, вводя противника на секунду в замешательство, и тут же появляется у него за спиной… В ярких лучах солнца блеснуло лезвие катаны, занесенной для смертельного удара… В этот момент Узумаки разворачивается, приподнимает голову, его глаза расширяются при виде стремительно опускающегося клинка… Молниеносно блондин выкидывает вперед руку, перехватывая кисть, сжимающую рукоять меча… Он слышит резкий звон металла – прорубившее пластину протектора лезвие вонзается в кожу… Но Джинчурики все же удается остановить клинок, не давая стали разрубить кость… Во второй руке появляется слабое свечение, и он тут же делает резкий выпад…
… Бесстрастные, непроницаемые глаза Саске вдруг расширяются, сильное тело резко дергается, из уголков рта тонкими струйками течет кровь…
- Надо же… - в холодных глазах Учихи на миг проскальзывает удивление. – Рассенган одной рукой? Научился-таки…
Узумаки отпускает, наконец, кисть бывшего друга, рука тут же безвольно опускается, с глухим звоном падает в траву катана, и Саске медленно оседает на землю…
Какие-то минуты блондин неподвижно стоит над распростертым на земле телом бывшего друга. Кровь заливает правую половину лица, но он этого не замечает…
«Саске… Почему… Почему все именно так? Все это время я верил, что смогу вернуть тебя… Я обещал… себе… и Сакуре… Почему ты не слушал меня?! А я сам… Как я мог?!!» - на миг перед глазами всплыл образ опускающегося клинка, слаженная работа его реакции и чувства самосохранения, рассенган… «Все произошло молниеносно, само собой… У меня не было выбора… Неужели? Тогда почему мне так плохо?»
Но бой продолжается, и он не может терять время… Джинчурики поворачивается в сторону Конохи, окидывая мутными от выступившей влаги глазами творящийся там кромешный ад… Вдруг взгляд замирает на нескольких до боли знакомых ниндзя, мелькающих среди общего хаоса – они яростно с кем-то дерутся… Вот на миг появляется какая-то фигура с рыжими волосами… Так и есть – их противник…
- Нет… - выдыхает вдруг Узумаки, во взгляде появляется испуг… Он видит, как один из шиноби падает на одно колено, оказываясь под прямой атакой рыжеволосого… Но вдруг перед раненым другом появляется еще одна фигура, принимая на себя всю силу атаки…
… Глаза блондина расширяются от ужаса, дыхание замирает, сердце пропускает удар…
- Хината!!! – во все горло орет он и опрометью бросается вниз…
… В тот день он освободил все девять хвостов… В тот день он научился их контролировать…

***

Воин с силой сжимает кулаки, на глаза в который раз наворачиваются слезы… Воспоминания не хотят его отпускать… А может он их отпускать не хочет?

***

Солнце клонится к закату… Его теперь уже косые лучи освещают царящий вокруг хаос… Жуткий бой продолжается… Но дерущихся теперь только двое… Огромный огненно-рыжий лис, глухо рыча, выслеживает последнюю жертву… Желтые звериные глаза полыхают ненавистью, с острых устрашающих клыков капает кровь… Нет, не его – это Джинчурики поймал, наконец, измотанного и уже основательно потрепанного им убийцу его любимой и убил… Жестоко, по-звериному – просто порвал когтями и клыками на части… И теперь ловил последнего, какого-то одноглазого типа, которого не смог одолеть Каташи… И вот Кьюби вновь заметил фигуру в черном плаще с красными облаками – она на миг показалась среди руин и снова исчезла, вновь появившись на холме, на котором когда-то были высечены лица Хокаге, а теперь красовались лишь бесформенные остатки камня… Грозный рык огласил окрестности…
«Не уйдешь!» - пронеслось в голове у Джинчурики, и лис одним огромным прыжком оказался на вершине, преграждая акацушнику путь. Фигура в черном плаще и странной оранжевой маске инстинктивно отступила, закрываясь руками от летевших в нее кусков дерева, мелких камней и пыли, поднятых приземлением зверя. Но, наступив вдруг на что-то непонятное и поскользнувшись, человек самым постыдным образом растянулся на земле. Молниеносно вскочив на ноги, он грязно выругался и мельком глянул на опозорившее его препятствие… Им оказалось тело молодого черноволосого парня в окровавленной рубашке. Еще раз выругавшись, последний из Акацук зло пнул неподвижного Учиху и, бесцеремонно переступив через него, пристально воззрился на лиса, делая пару шагов навстречу монстру…
Не ожидая такого казуса от противника, лис на минуту остановился, с интересом наблюдая ситуацию… Это было его ошибкой. Теперь Кьюби стоял, странно напрягшись, широко расставив все четыре лапы и нервно шевеля всеми девятью хвостами… Враг же заметно осмелел…
- Мадара… - глухо прорычал лис, сверля фигуру в плаще яростным взглядом. – Надо же, до сих пор жив…
- Как видишь, – насмешливо ответил тот. – И ты снова мой.
- Это мы еще посмотрим… - зло прорычал зверь.
- Да ну? – веселился Мадара. – Да, ты очень силен, раз смог победить сразу двух своих соплеменников… Но против шарингана даже ты бессилен!
«Мадара? Шаринган? Да кто он такой?» - носились мысли в голове Узумаки – он впервые слышал об этом человеке. Зато лис его прекрасно знал.
- Послушай, зверюга! – теперь в голосе акацушника звенела злость. – Последним обладателем шарингана, способным тебе помочь, был тот придурок, что валяется сейчас за моей спиной в луже собственной крови! Так что лучше смирись – ты мне еще пригодишься…
- Что? Да кто ты такой? – раздался голос Кьюби. Хотя было похоже, что говорит не он.
- Так… Кто тут у нас? Джинчурики? Ты что, контролируешь лиса? Ну надо же! – Мадара не скрывал удивления. – Ну что ж, отвечу. Я Учиха Мадара, являюсь пра-пра-прадедом того мертвого неудачника…
Человек в маске не глядя небрежно махнул рукой в сторону Саске.
- Что… Но как… - услышанное никак не укладывалось в голове Узумаки. – Но тогда почему ты так говоришь о Саске, если он твой потомок, и… И он был заодно с вами, помогал вам! – Последние слова дались блондину с трудом.
- Помогал, говоришь? Был заодно? Ну разумеется! – в голосе Мадары сквозило неподдельное самодовольство – разговор явно его забавлял. – А знаешь почему? Да потому, что этот желторотый юнец дальше своего носа никогда ничего не видел! Впрочем, как и его брат, и весь клан в придачу! Мне не составило труда убедить каждого из них в том, что мне было нужно.
- Но зачем? – в голосе Кьюби слышалась человеческая боль. – У тебя же были родные, друзья, клан, деревня…
- Деревня? Нет, деревни у меня не было! Но ты абсолютно прав – она должна была быть моей! Но меня не поддержали! Никто! Ни старейшины, ни даже собственный клан! – злобе старого Учихи не было предела. – Ну что же, они все поплатились за свою тупость! А я, я добился своего! Теперь у меня в руках огромная сила всех оставшихся Биджу, а, значит, неограниченная власть. И придет время, когда я буду править миром!
- Так значит все из-за власти? – теперь говорил лис. – Это из-за власти ты когда-то натравил меня на деревню? Это из-за власти ты подбил свой клан на заговор, организацию восстания? А еще я почему-то уверен, что именно ты исподтишка убедил старейшин вырезать собственный клан. Именно ты убедил тех же старейшин уговорить Итачи взять всю вину на себя. Я не удивлюсь, если окажется, что впоследствии опять же ты ненавязчиво навел Итачи на мысль рассказать брату о том, что виноваты, якобы, во всех бедах старейшины. И Саске ты убедил в том, что единственный способ отомстить старейшинам – напасть на Коноху, только чтобы заполучить в свое распоряжение его армию ниндзя звука… И тех двух Биджу сегодня контролировал тоже ты… Что ж, ты силен… и хитер… Признаю – очень хитер…
- Да, ты прав, это все я, – довольно произнес Мадара – признание лиса тешило его самолюбие. – А с твоей силой я смогу…
Договорить он не успел – его тело вдруг резко дернулось, голос сорвался, обрывая фразу на полуслове, красный глаз расширился от удивления… Старый Учиха медленно опустил голову, недоуменно наблюдая, как из его груди появляется длинное острое лезвие…
- Ублюдок… - услышал Мадара за спиной хриплый полный ненависти голос.
«Саске… Живой! Но как?! - сердце Джинчурики учащенно забилось, он не мог поверить своим глазам. – Он боролся все это время… Он все слышал!»
А Саске с усилием вытащил из тела предка вогнанную по самую рукоять катану. Непроизвольно подавшись вслед за лезвием, бывший Тоби рухнул на спину, уставившись потухающим глазом на стоящего над ним пра-пра-правнука с окровавленным мечем в руке.
- Это… тебе… за… все… - с усилием произнес младший Учиха.
Мадара хотел что-то сказать, но из горла вырывались только хрипы. Его пронзенное насквозь сердце уже не билось, тело в предсмертной агонии дернулось еще раз, и старый Учиха затих навсегда, уставившись остекленевшим взглядом в вечернее небо…
А Саске вдруг скривился от резкой боли и упал на одно колено, быстро теряя остатки сил, с таким трудом собранные для последнего удара… Он тяжело и часто дышал, ухватившись обеими руками за рукоять воткнутой в землю катаны. Внезапно Учиху накрыл новый приступ боли, вырывая из груди глухой стон. Пальцы непроизвольно разжались, и он снова рухнул на землю.
Тем временем лис нервно тряхнул головой, сгоняя остатки оцепенения, вызванного шаринганом, уселся на землю и, протянув вперед огромную лапу, бережно сгреб в охапку распростертое на земле тело Учихи.
- Саске… - раздался приглушенный звериный голос – но теперь говорил не зверь.
- Я глупец… - Саске, не отрываясь, смотрел в огромные желтые глаза Кьюби, в его тихом голосе сквозила глубокая нескрываемая горечь, а во всегда непроницаемых глазах бесконечная, беспощадная боль. - Какой… же… я… глупец…
Нельзя передать словами, что творилось сейчас в душе Узумаки… Не было слов, мысли путались, бушующие чувства разрывали душу на части… Все, что он смог, это снова повторить:
- Саске…
Младший Учиха закашлялся, мертвецки бледное лицо снова исказила боль… А взгляд всегда холодных черных глаз непередаваемо, удивительно менялся… Теперь похоже впервые после гибели клана в нем сквозила целая буря чувств: бескрайняя боль, бесконечное сожаление и непередаваемый ужас…
- Что… я… наделал… Я… все… погубил… Свою… жизнь… брата… друзей… Ради… лжи? – уголок губ Учихи пополз вверх, очерчивая кривую и очень горькую ухмылку. - Какой… же… я… дурак…
Саске вдруг закрыл глаза и замер – эта тирада дорого ему обошлась.
- Саске… Не говори так… - в грубом зверином голосе лиса вновь сквозила человеческая боль. – Ты не виноват… Ты же не знал… И… У тебя есть друг! Ты всегда был моим лучшим другом и навсегда им останешься!
Учиха открыл глаза и взглянул на Кьюби, но его полный боли и сожаления взгляд словно проникал в самую душу Узумаки.
- Наруто… прости… меня… если… сможешь…
Джинчурики похолодел от ужаса, увидев новое чувство, появившееся у друга в глазах – Саске хотел умереть…
- Саске, пожалуйста, не надо! – в отчаянии зарычал парень.
Учиха вдруг улыбнулся… Да, именно улыбка появилась на пересохших обескровленных губах. На удивление добрая, очень теплая улыбка…
- До встречи… друг…
Саске еще раз глубоко прерывисто вздохнул, медленно закрыл глаза и вдруг затих… Сильное тело как-то сразу обмякло, безвольно распластавшись в огромной слегка согнутой звериной ладони… Что ж, Учиха всегда получал то, чего хотел… Тем более с его раной это было не сложно – достаточно было просто перестать бороться… И он перестал.
А Джинчурики… Джинчурики бережно прижал к груди мертвое тело лучшего друга и, подняв лисью голову вверх, уставился вдаль немигающим, полным безграничной тоски и неописуемой боли взглядом. А вдали, окрашивая темнеющее небо теплыми красками, алел волшебный закат… Солнце медленно садилось за горизонт, забирая с собой последние лучи дневного света и вместе с ними – душу убитого бесконечным горем голубоглазого парня. Неподвижным взглядом желтых звериных глаз Узумаки провожал закат… А по грозной темно-оранжевой звериной морде крупными каплями стекали прозрачные слезы…