Расцепить руки. Часть 3. Глава 4.1

Учиха Фугаку не мог нарадоваться на сына. За несколько недель службы в полицейском корпусе Саске успел заслужить всеобщее уважение, и коллеги не уставали поздравлять его отца.

В первый же день на юного Учиху свалили кучу бумажной работы, но Саске взялся за нее с энтузиазмом и в итоге вышел в этой схватке победителем. Это испытание было только первым в череде неприятных заданий. Ему – джонину! – поручали в огромных количествах черную работу и нудные рутинные задания, но Саске не жаловался и со всем справлялся с блеском.

Ему объяснили, что полицейский корпус стоял особняком среди организаций Конохи, и в пределах его стен ранги и боевая репутация не значили ровным счетом ничего. Джонин или чуунин - неважно, ты либо хорош, либо нет - и, если верно второе, тебе не место в полиции.

Саске поначалу встретили косые взгляды и перешептывания – еще бы, сын командира и наследник клана Учиха! Были все основания подозревать, что он попал сюда по протекции и звания получать будет тем же способом. Однако сомнения развеялись как дым, стоило Саске показать, на что он способен - любое данное ему поручение выполнялось качественно и в рекордные сроки. Правда, близко ни с кем из коллег Саске не сошелся: он избегал разговоров не по делу, а на предложения сходить куда-нибудь после работы или поболтать в курилке отвечал холодным взглядом угольных глаз и вежливым отказом. И от него вскоре отстали, сочтя просто мрачным и необщительным.

Однако некоторые из старших офицеров, а именно те трое, что когда-то вели следствие по делу о самоубийстве Учихи Шисуи, продолжали перешептываться, пока в конце концов Фугаку это не надоело.

- Прекратите следить за моим сыном, - объявил он, отведя их в сторону в одном из коридоров полицейского управления. – Он ничем не заслужил такого обращения.

- Простите, командир, но осторожность не бывает излишней, - возразил один из офицеров. – Мы уже имели возможность увидеть, к чему приводит преступная халатность и попустительство в отношении таких вот талантливых детей.

- Вы не посмеете приставить к Саске надсмотрщика, - на скулах Фугаку играли желваки.

- Чтобы он закончил так, как Шисуи? Нет уж, спасибо, - бросил самый молодой из офицеров. Старший товарищ осуждающе на него покосился.

Фугаку с трудом подавил вспыхнувший гнев.

- Мне кажется, за десять лет Саске вполне доказал свою надежность и преданность клану Учиха. Вы не имеете права подозревать его в чем-то, основываясь только на чертах его характера.

- Осмелюсь заметить, командир, но вы поручались и за Итачи… А спустя пару недель отказались от него.

- Вы намекаете, что чувства к Саске как к сыну могут ослепить меня? – Фугаку уже с трудом сдерживал ярость. – Полагаю, вы так же сомневаетесь в способности своего командира учиться на своих ошибках? Может, и в моей компетенции?

Трое обвинителей опустили глаза и отступили назад; прямой бунт был совсем не тем, чего они желали.

- Я хочу, чтобы вы внимательно меня выслушали, - Фугаку дождался, когда все его собеседники поднимут на него глаза, и обвел их взглядом. – Если я услышу, что кто-то из вас установил хотя бы подобие слежки за моим сыном, или настраивает кого-то против него, я буду иметь полное право осудить виновного за превышение полномочий и распространение ложных слухов. И будьте уверены, я это сделаю. Вы все поняли? – дождавшись утвердительных ответов, Фугаку кивком отпустил их и, резко повернувшись, направился к своему кабинету.

На пересечении двух коридоров он столкнулся с Саске, спешащим куда-то с пачкой документов в руках.

- Командир, - Саске вежливо поклонился. На работе он никогда не называл Фугаку отцом.

Глава клана Учиха некоторое время изучал юношу взглядом и внезапно тепло улыбнулся.

- Я горжусь тобой, Саске. Ты – лучший сын, какого я мог бы желать.

И, легонько сжав его плечо напоследок, Фугаку прошел мимо.

* * *

Небольшой сарайчик на одной из полузаброшенных тренировочных площадок за пределами деревни был расположен очень удачно: с его крыши открывался прекрасный вид на Коноху. Впрочем, Саске этот самый вид не очень интересовал. К тому же, чтобы им насладиться, юноше пришлось бы круто вывернуть голову.

Итачи сидел на нагретой за день плоской крыше, опираясь спиной на покатую ее часть. А Саске сидел у брата на коленях - лицом к нему, широко расставив ноги и уперев их в крышу по обе стороны от Итачи.

Надо сказать, в первые дни после воссоединения братья предпочли в некотором смысле отступить, сделать пару шагов назад, чтобы привыкнуть к ситуации и оценить возможности. Дикие, отчаянные поцелуи, которыми они обменивались в тот день, были все же слишком резким переходом. В первые дни не было ничего, кроме осторожных объятий и быстрых, робких соприкосновений губами – самых невинных и целомудренных. Они словно обвыкались друг с другом и со своим решением. Но постепенно, понемногу легкие поцелуи становились дольше, глубже; братья больше не отдергивались друг от друга, будто испуганные школьники, и прошло совсем немного времени, как они уже совершенно перестали смущаться.

То один, то другой делал себе крошечные уступки; маленькие, ни на что не влияющие. Что плохого случиться, если пальцы Саске случайно скользнут за воротник рубашки брата, пробегут по его спине? Что дурного, если Итачи, обнимая Саске, опустит руки чуть ниже, чем следует – совсем немного? Но эти едва заметные шажки наслаивались друг на друга, подталкивали дальше; маленькой отдушины, которую они себе ограничили, не хватало, чтобы выплеснуть все эмоции. Пока каждый из них мог достаточно честно сказать, что дальше поцелуев ничего не зашло, что это – просто безобидная игра, но в воздухе словно носились предчувствия, обещая скорое неизбежное, неотвратимое.

Саске как-то попался в руки мамин любовный роман, и из любопытства он его пролистал. Так вот там «погружение в пучину страсти» (в книжке было много забавных метафор) однажды сравнивалось с падением в пропасть. В их же с Итачи случае это скорее был медленный, методичный спуск по стене этой самой пропасти. Со знанием дела и взаимной поддержкой.

Так и получилось, что сейчас братья оказались на крыше забытого всеми сарайчика в столь двусмысленной позе. Правда, больше их нельзя было упрекнуть ни в чем двусмысленном: они просто разговаривали.

- …В общем, мне в скором времени прочат звание лейтенанта, - Саске поерзал на коленях у Итачи, устраиваясь поудобнее. – Так что, глядишь, скоро я и тебя догоню по рангу, - младший Учиха ухмыльнулся и подмигнул.

- Сомневаюсь я что-то, - хмыкнул Итачи, – для этого тебе придется занять пост капитана корпуса. Думаю, отец пока не слишком хочет оставлять свою должность.

- Все приходит со временем, - с наигранной мечтательностью протянул Саске, упираясь подбородком брату в плечо. Теплый ветерок слегка шевелил волосы на затылке, от крыши поднимался запах нагретого дерева и сухого сена, которым были законопачены щели.

- Как дела у Наруто-куна? – голос Итачи звучал прямо у него над ухом.

- Все хорошо. Походил на миссии в разных командах из тех, которые создаются на раз, для одного задания; в итоге у него теперь куча новых почитателей. Ты же знаешь этого Узумаки – он способен сойтись с кем угодно, причем в кратчайшие сроки. Сакура шутит, что скоро вся деревня будет у него в друзьях, и, если честно, я этому ничуть не удивлюсь.

- Она-то сама как, по-прежнему расстраивается из-за распада вашей команды?

- Сакура? Ну, она все еще иногда вздыхает, глядя на меня грустными глазами, но в целом выглядит довольной жизнью. Она теперь постоянно работает в госпитале, набирается опыта. Говорят, прекрасно справляется.

- Да, это я подтверждаю, - Саске почувствовал, что Итачи улыбается. – Она лечила перелом одному из моих подчиненных. Поразительно быстро поставила его на ноги.

- Знаешь, я очень рад, - Саске вздохнул. – Я все-таки волновался, когда объявлял ей и Наруто о том, что ухожу из команды. Не хочется быть причиной несчастия других, тем более – друзей. Но им это только пошло на пользу, да и Какаши-сенсей, похоже, ничуть не огорчен. Ведь так?

- Так, так, - успокоил его Итачи. – Он, наоборот, говорит, что гордится тобой и твоим поступком; правда, замечает, что новую генинскую команду брать не собирается, так как второй такой нервотрепки не выдержит.

- Мы были трудными детьми, да? – пробормотал Саске, улыбаясь в плечо брату.

Итачи только ласково пробежал руками по его спине, перехватывая его половчее.

- Кстати, о Какаши, - помолчав, сказал Учиха-младший. – Скажи, вот ты… Ну… Ты с ним спишь? – получилось как-то грубо и неуклюже.

В последнее время этот вопрос донимал его все больше и больше: чем ближе они сходились с Итачи, тем сильнее становилось горячее желание получить его только для себя. Саске старался бороться с приступами сумасшедшей ревности, но ничего не мог с собой поделать: воспоминания об увиденной им сцене в парке настойчиво зудели где-то в голове, подстегивая воображение, в такие минуты становившееся особенно изощренным.

- С тех пор, как мы снова стали видеться, - нет.

Сердце юноши дрогнуло и забилось быстрее, посылая волну тепла по телу. Впрочем, это не помешало ему настойчиво спросить:

- Но ты с ним спал?

- Да, Саске, спал, - устало произнес Итачи.

На некоторое время воцарилась тишина.

- Что, допрос окончен? – чуть насмешливо поинтересовался старший Учиха.

- А? Ох, прости, - Саске покраснел. – Я не хотел вот так… Ну, то есть, это не допрос, просто я… Думаю, если бы ты был на моем месте, тебя бы это тоже беспокоило.

- Да я все понимаю, не волнуйся ты так, - Итачи ободряюще погладил его по спине.

- Как вы вообще… настолько сблизились? Просто любопытно.

- Долгая история. Я расскажу тебе как-нибудь, если захочешь.

- Угу, - удовлетворенно пробормотал Саске, закрывая глаза. Он понимал, что больше от своего брата он сейчас ничего не добьется – Итачи вообще не отличался разговорчивостью. Зато он принадлежит только ему – и больше никому. Боги, хорошо-то как!..

Не особо задумываясь о том, что он делает, Саске опустил голову и прижался губами к шее Итачи. Какой-то частью сознания он отметил, как напрягся его брат, но не обратил на это большого внимания; теплая сухая кожа под его губами, биение пульса под ней, прядь волос, щекочущая ему щеку… Саске блаженно жмурился от удовольствия, оставляя второй поцелуй рядом с первым, третий – чуть пониже, перемещаясь дальше, целуя плечо…

- Саске… - голос Итачи был едва слышен.

- Ммм?

- Саске, - Итачи резко взял его лицо в руки и заставил посмотреть себе в глаза. Младший Учиха спокойно встретил его взгляд, чуть улыбаясь безмятежной, полупьяной улыбкой: ему нечего было стыдиться и нечего бояться.

Если Итачи и хотел что-то сказать, он не стал этого делать; он просто слегка покачал головой и поцеловал брата в губы. Саске, ничуть не смущаясь, обнял его за шею и с готовностью ответил.

Спуск становился все более стремительным.

* * *

Позже вечером, лежа в горячей ванне, Саске устало откинулся на бортик, наблюдая за облачками пара, поднимавшимися от воды. Ему тяжело было облекать чувства в слова; то, что происходило между ним и Итачи, вообще с трудом поддавалось описанию. А уж случившееся сегодня… Саске поежился от сладкой дрожи, пробежавшей по телу. Было смутное понимание, что он почти перешел какую-то черту; ту самую черту, вдоль которой они ходили уже много дней.

Его охватило нервное предвкушение, вроде того, которое наполняло его, когда Итачи поводил головой, так что кончики его волос слегка задевали открытое плечо младшего брата, или когда его губы застывали в сантиметре от щеки Саске, и кожа юноши ныла от ощущения дразнящей близости и тепла. Итачи нравилось вот так играть с ним – легко, чуть насмешливо, но никогда не переступая границы.

Но Саске – Саске уже было мало. Они зашли слишком далеко, чтобы останавливаться.

И он знал, что в глубине души Итачи чувствует то же самое.

* * *

Это был выходной день – в отличие от обычных шиноби, отдыхавших неопределенное время между миссиями, в полицейском корпусе выходные давались регулярно, раз в неделю. Необычная для весны жара по-прежнему висела над Конохой, и братья предпочли спрятаться от нее в квартире Итачи, тем более, что по причине все той же жары слишком много народу устремилось под тень парковых деревьев.

Они лежали на кровати – лицом друг к другу – и говорили о чем-то (Саске не запомнил, о чем); потом разговор сам собой сошел на нет. Они целовали друг друга, неторопливо и ласково, и младший Учиха нежился, объятый чудесной легкостью и спокойствием.

И он не испытывал ни смущения, ни сомнений, неожиданно прижимаясь губами к плечу своего Нии-сана, – во всем более импульсивный и несдержанный, чем брат.

- Саске, - пальцы Итачи взъерошили упрямые волосы у него на затылке. – Что ты делаешь?

Тот, улыбаясь, поднял на него блестящие глаза.

- Люблю тебя.

- Вот как, - тихий смешок, внимательный, задумчивый взгляд.

Новый поцелуй – в губы.

- Нии-сан… - Саске шептал, продолжая улыбаться и теребя воротник его рубашки.

Рука Итачи, чуть задев подушечками пальцев горло, скользнула по его груди и остановилась. Тяжелое, быстрое сердцебиение… Саске обнял брата за шею, придвигаясь ближе; теплое дыхание обдало щеку.

- Не останавливайся, - шепот.

Итачи вздрогнул и чуть отстранился, встречаясь взглядом с Саске. Темные, так схожие с его собственными глаза… И непроизнесенный ответ на незаданный вопрос.

Старший Учиха чуть сжал пальцы, на секунду опустив веки, - и, резко выдохнув, перевернул брата на спину, накрывая его губы своими. Не помня себя, он целовал его лоб, щеки, шею, прервавшись лишь для того, чтобы стянуть с него футболку, а потом снова целовал, жадно, страстно, до боли в губах. Саске попытался было протянуть руки, ответить на ласки, но Итачи перехватил его запястья и с силой вжал их в подушку у юноши над головой, не позволяя прикоснуться к себе. Слабая попытка протеста захлебнулась в горячем, властном поцелуе. Саске мог только стонать, изнывая под жаром ласк брата, не соображая уже, что с ним делают, попросту не успевая за Итачи.

А Итачи упивался своей давней, небывалой мечтой, вдруг ставшей реальностью. Голова кружилась, пальцы левой руки, удерживающей запястья Саске, побелели, сведенные судорогой. Но, отбросив в сторону последний предмет одежды, он наконец нашел в себе силы остановиться и приподнялся, отпуская своего брата.

Саске, обнаженный, лежал под ним, доверчиво раскинувшись на постели и послушно не убирая рук из-за головы; черные пряди прилипли к мокрому лбу, ресницы дрожали, полускрыв затуманенные глаза. Распростертый, полностью открытый… Невинный. Пока еще – невинный.

- Что теперь, аники? – Саске смотрел на него с радостным ожиданием.

Аники…

«Учиха Итачи, неужели ты сделаешь это? Неужели ты ляжешь в постель с собственным младшим братом?»

Но Саске смотрел на него, смотрел восторженно, влюбленно и призывно. И последние барьеры, выстроенные в душе Итачи, рухнули. Проснулась какое-то дикое, почти злое ликование, и вместе с тем – пронзительная, отчаянная нежность.

«Саске, мой Саске, мой братик… Мой, мой, наконец-то мой!»

Итачи осыпал его поцелуями, стараясь заглушить неизбежные неприятные ощущения, когда его пальцы проникали в тело младшего Учихи. Тот пытался расслабиться как мог, по мере сил стараясь помочь, сделать все правильно; его трясло от возбужденного нетерпения, смешанного с глухим животным страхом, а потом – и от острых вспышек удовольствия.

Итачи почувствовал, что теряет голову; дальше медлить не было сил. Руки дрожали от напряжения, когда он наклонился к лицу Саске, коротко прикасаясь к его губам.

Юноша ахнул и резко выгнул спину.

- Итачи..! Больно!

- Я знаю, - он прислонил лоб ко лбу Саске, с трудом сдерживая тяжелое дыхание. – Я знаю. Потерпи, не волнуйся, все пройдет, обещаю.

Саске зажмурился, кивнул и затих, сминая в кулаках простыню. Он потерпит; ради Итачи, ради Нии-сана… Ради себя. Ему было больно, странно, неуютно – но это чувство, удивительное чувство заполненности... Кровь от крови, плоть от плоти, сейчас – действительно одно целое.

Кулаки Саске медленно разжались.

- Нии-сан, - позвал он, снова открывая глаза.

Итачи кивнул - понял. Неуклюжий поцелуй – и краткое движение бедрами.

- Ах!..

Саске вновь прогнулся, но на этот раз – не из-за боли. Нет, боль осталась – но она отошла на задний план. Его брат… Его брат…

- Итачи, боги!

Младший Учиха сам не заметил, как забыл держать руки в стороне и обхватил брата за плечи; да и сам Итачи, похоже, не обратил на это внимания. В этот момент Саске вдруг отчетливо понял, что не хочет, чтобы кто-нибудь другой делал это с ним. Никогда. У него нет никого ближе Итачи, и никогда не будет – потому что никто, никто не сможет быть к нему ближе, чем Итачи сейчас. Нии-сан. Брат. Любимый.

- Я люблю тебя, - шептал Саске ему на ухо, надеясь одновременно, что тот его услышит и не услышит; узнает, что переполняет его сейчас - и не заметит, как он теряет разум и тает под его прикосновениями.

А потом Саске уже не мог думать – Итачи не давал ему времени. И младший Учиха позволил ему завладеть собой, растворить в себе – единственному, кому он мог это разрешить.

Когда все закончилось и Саске просто лежал, обняв своего брата, расслабленный, усталый, вылюбленный до капли, он слушал мерное дыхание своего Нии-сана и думал, что никогда раньше он не испытывал такого необыкновенного чувства принадлежности другому; он принадлежал Итачи, целиком и полностью, но и Итачи – Итачи принадлежал ему. Это осознание наполняло его восхитительной уверенностью и восторгом, и Саске заснул, улыбаясь, так и не расцепив объятий.

* * *

Он вернулся домой уже под вечер. На улице давно стемнело, и в квартале Учиха горели фонари.

- Саске, ты пришел! – на звук открывшейся двери в коридор вышла Микото. – Как прошел день?

- Нормально, - автоматически бросил Саске. Его голова была переполнена совсем другими вещами, а на лицо так и просилась блаженная улыбка.

- Ужинать будешь?

- Нет, спасибо. Я к себе, - Саске начал подниматься по лестнице, надеясь поскорее оказаться в безопасности своей комнаты, но его остановил обеспокоенный голос матери:

- Саске, ты хромаешь!

- А? – юноша удивленно бросил взгляд через плечо. – А, это… Растянул ногу на тренировке.

Микото укоризненно взглянула на него.

- Ты тренируешься в выходной день? Саске, иногда нужно и отдыхать!

- А когда мне тренироваться, по рабочим дням? – он полностью обернулся и одарил мать улыбкой. – Не волнуйся, я не перетружусь. Передай отцу, что я пошел спать. Спокойной ночи!

- Спокойной, - отозвалась Микото, но тревога из ее глаз не исчезла.