История Четвертого (ч.1)

Лица присутствующих были суровы как никогда. Сразу же становилось ясно, что их обладатели переживали не лучшие времена. Темные синяки под глазами свидетельствовали об усталости и долгих бессонных ночах. Глубокие морщины, залегающие на переносице, не думали расправляться и на секунду. Каждый из них, словно одел грубо вытесанную деревянную маску, такую суровую и неподвижную. Никто не шевелился. То, что это все же были живые люди, а не застывшие статуи, было ясно лишь по мерно поднимавшимся и опускавшимся грудным клеткам, хотя это движение и было едва уловимо – за всепоглощающей слабостью не оставалось сил даже дышать.
Один из старейшин все же собрал оставшуюся волю в кулак и сделал глубокий вдох, который сопроводил глухой хрип протестующих легких:
- Так больше продолжаться не может.
Его сосед вздрогнул от внезапного звука, который так долго не удостаивал эту комнату вниманием, и перевел ставшие совсем белесыми глаза на человека, посмевшего нарушить часовое молчание. От жажды, голода и истощения сил мозг отказывался нормально функционировать, и каждая новая более или менее законченная мысль давалась ему все труднее. Прошло несколько минут, прежде чем смысл сказанных слов дошел и усвоился в его искалеченном сознании.
- Но что же нам делать? – на этот раз сиплый звук нетренированных голосовых связок заставил придти в себя и всех остальных.
- Похоже, мы вновь возвращаемся к тому, на чем остановились.
- Ну, господа, у вас было достаточно времени подумать, - усмехнулся один из сидящих за громоздким столом. Судя по складкам у губ говорившего, раньше он часто улыбался, но не теперь. Больше по старой привычке, нежели по реальной потребности в смехе, он все же пытался шутить. – У кого есть предложения?
Мужчина откашлялся, прежде чем начать говорить:
- Как нам всем известно, деревня приходит в упадок: мы воспитываем все меньше и меньше хороших шиноби, проваливаем все больше заданий, из-за этого феодалы перестают нам доверять и поручать какие-либо миссии. Казна истощается, с каждым днем ограничения становятся все более жестокими. Продовольствие выдается правительством лишь в ограниченном количестве, его часто не хватает…
- Ближе к делу, - перебил один из старейшин. – Мы все это слышали и не один, и даже не десяток раз. Все это пустые слова. Сколько еще можно ходить вокруг да около? Хватит демагогии, пора действовать. У вас есть какие-либо реальные предложения?
Бесцеремонный член совета был удостоен лишь гневного взгляда.
- Не хватает продовольствия, - настойчиво повторил мужчина, - снижается уровень жизни, падает рождаемость, а вследствие этого мы лишаемся надежды на создание будущего и более сильного поколения, которое смогло бы дать отпор уничтожающим нас варварским набегам. Дети растут слабыми и неприкаянными, родители многих из них погибли. Мы же, из-за нехватки средств даже на пищу, не в состоянии потянуть дополнительные расходы на их обучение и повышение квалификации в качестве шиноби. Как вы видите, замкнутый круг.
При его последних словах один из присутствующих обреченно положил голову на руки, ладонями же зарылся в волосы, будто прячась от навалившихся на него проблем и безысходности. Оратор тем временем продолжал:
- Но давайте подумаем, с чего все это началось. Найдем корень проблемы.
В нескольких парах глаз затаился тусклый интерес – похоже, сейчас их обладатели услышат что-то новое.
- Когда Четвертый приступил к своим обязанностям правителя селения, у нас были весьма натянутые отношение с деревней Скрытого Камня, мы были вынуждены приступить к военным действиям, так как безопасность Суны была поставлена под угрозу.
- Как раз тогда все и началось, - вставил другой мужчина.
- Именно. Несмотря на то, что конфликт был быстро улажен с помощью переговоров, Четвертый не пожелал прекращать военные действия…
- И тем самым вовлек нас в затяжную, бессмысленную и такую истощающую войну, - неожиданно раздался голос самого старшего, и именно поэтому, уважаемого участника собрания. Девяностолетний иссохший старик расположился у самого окна. Против света был виден лишь его скрючившийся силуэт, на котором мешком висела износившаяся ряса. – Как мы смогли допустить такое?
Вязкая угнетающая тишина, уже ставшая такой привычной, вновь окутала помещение. Никто не мог найти ответа. Но его дал все тот же старик:
- Его авторитет и величие ослепили нас. Любимец народа, столько раз проявивший себя как доблестный шиноби, спасший десятки жизней. Его слово было непогрешимой истиной. За ним были готовы пойти и в огонь, и в воду… Разве мог хоть кто-нибудь предположить, что за его добротой, благородством и самоотверженностью скрывалась вовсе не забота о благополучии деревни, а нечто другое…
По тому, как изменились лица окружающих, стало ясно, что они постепенно начали понимать то, о чем он говорит, хоть и не хотели в это верить.
- Недуг, которым страдают все правители… В ком-то он сидит достаточно глубоко, чтобы не вырваться наружу, но у других же… Однажды освободившись он уже не может быть загнан обратно, это неизлечимая болезнь.
- Когда ему сообщили, что экономические и человеческие ресурсы, как наши, так и противника, полностью истощены и что необходимо подписать мирный договор, он не хотел слушать и обвинял во всем совет…
- Да, но, несмотря на это, - подхватил другой шиноби, - любовь и доверие к нему не убавились. А мы так и остались слепы.
- При всем желании, мы не смогли бы свергнуть правителя, народ поднял бы бунт. Во всех неудачах он винит не Казекаге, а старейшин, - казалось, что разумы участников собрания слились воедино, так точно они понимали и дополняли мысли друг друга.
- Нужен сильный человек, который сможет взять ситуацию под контроль, разработать программу, повысить роль Суны в международных отношениях. И Четвертый явно не тот человек. После поражения он стал слишком пассивен, все-таки это нанесло видимый отпечаток на его психологическое состояние. Вот уже несколько месяцев он бездействует…
- Свергнуть правителя? – задумчиво протянул старейшина, откидываясь на спинку стула и поднимая голову, словно надеясь, что сквозь потолок сможет увидеть яркое голубое небо, на котором облаками будет написан столь необходимый им ответ. Но решение оказалось намного ближе, и его огласил простой смертный:
- Свержение? Нет, не думаю… Скорее отстранение от должности… Во имя всеобщего блага.
- Но он все также популярен среди народа. Боюсь, что жители отрицательно воспримут наше решение.
- А что нам еще остается делать? – проскрипел старик. – Ждать полнейшего увядания деревни? Не примут, да. Но люди сейчас ослаблены навалившимися на них проблемами намного больше, чем прежде, у них не хватит ни воли, ни сил для восстания.
- А где мы возьмем такого человека? Который бы заменил Четвертого? Разве у нас есть какие-либо кандидаты?
- Пока нет, так прямо сейчас и начнем поиски.
И вновь молчание, и вновь болезненная работа мысли, и вновь сомнения…
- Но, быть может все-таки дать ему шанс…

_______________________________
Короткие темные тени, отбрасываемые полуденным солнцем, выглядели такими нелепыми и неправдоподобными, прямо как и то, что он сейчас услышал. Недоумение накатило на него, подавляя все мысли и оставляя лишь одно короткое слово, которое верещало истерикой. «Как?!». Как такое могло произойти?
Горячий ветер обжигал спину и ворошил волосы спутанными прядями, трепетавшими перед глазами. Как раз то, что нужно. Скрыть этот мир, скрыть смысл только что произнесенных слов, ведь они не могли быть реальными и уж тем более правдивыми.
Правитель деревни Скрытого Песка стоял спиной к своим владениям, руками вцепившись в перила, отделяющие его от долгого падения. Ноги были неспособны стоять прямо, и, навалившись на заграждение, он поясницей чувствовал раскаленное железо. Из-за того, что голова была опущена, он мог лишь видеть все ту же жалкую скрюченную тень, такую же жалкую, как и он сейчас. Обычно привычная жара, теперь казалась нестерпимой, белый плащ был в темных разводах пота. Неровное дыхание судорогой сводило грудь. Он отказывался верить.
- Казекаге-сама, - голос был тверд. Четвертый остатками воли заставил себя поднять голову – при этом шея, сопротивляясь, дрожала – и посмотреть на говорившего.
Старейшина чуть отшатнулся, увидев маленькие и лишенные какой-либо мысли зрачки правителя.
- К-казекаге-сама, - его уверенность моментально исчезла.
Застывшее каменное лицо с прилипшими к скулам мокрыми волосами безучастно взирало на него.
- Н-но затем, посовещавшись, мы решили внести некоторые поправки… Мы дадим вам шанс.
Несмотря на то, что на ладонях уже были ожоги, и кожа буквально припеклась к железу, мужчина сжал перила еще сильнее. «Шанс». Такое простое слово. Всего четыре буквы. Но такие значимые, вселяющие надежду, придающие силы, и даже возвращающие возможность выслушать и понять, что же хочет сказать старейшина дальше:
- И тот шанс будет заключаться во времени, отведенном вам. У вас будет год. Ровно двенадцать месяцев на то, чтобы хоть как-то улучшить положение деревни, если по истечении этого срока показатели уровня жизни населения не увеличится хотя бы на пять процентов, то вы будете отстранены от должности главы селения.
«Год, - лихорадочно билось в мозгу Казекаге. – Год – это достаточно долго. Пять процентов – довольно мало, - казалось, что из-за шока он мог рассуждать исключительно как пятилетний мальчишка. - Я смогу что-нибудь сделать, хоть что-нибудь».
- Но если за это время дела ухудшатся, - продолжал старейшина, - то совет будет вынужден привести свое решение в исполнение досрочно, и тогда…
- Этого не будет.
В карие глаза вернулось осмысленное выражение. Спина, хоть голова и оставалась слегка опущенной, выпрямилась. Четвертый исподлобья смотрел на старейшину, отчего у того по телу пробежал неприятный озноб.
- Довольно. Я все понял. Незачем продолжать этот разговор, если у вас есть какие-либо советы, то можете оставить их при себе, я сам разберусь.
Человек, стоящий напротив правителя, изначально не хотел добавлять, кроме оглашения решения совета, что-либо еще, передумал – была уязвлена его гордость.
- Но я еще не закончил…
- Меня это не интересует. Вы сообщили мне итоги совещания, на этом ваши обязанности заканчиваются.
- Но от имени совета я хочу предложить вам возможные варианты.
- Я в этом не нуждаюсь. Пока я здесь правитель, и мне решать, что предпринять.
Два самонадеянных человека, невообразимо преувеличивавших свое собственное значение и преуменьшавших значение других, стояли на крыше резиденции, напряженно вглядываясь в застывшие лица друг друга. Никто не хотел уступать – гордость и самолюбие не позволяли это сделать. Логика здесь была бессильна, каждый, даже во вред самому себе, хотел отстоять свою значимость.
Но ничто, даже лилеяние своей гордыни, не может продолжаться вечно.
Белый плащ, развевавшийся на ветру, скользнул по ноге старейшины, и Казекаге, ощутимо коснувшись плечом своего «оппонента», покинул крышу. Старик же так и остался стоять, в недоумении осознавая, какой глупой была только что развернувшаяся прямо здесь сцена, и в которой он, к сожалению, участвовал.

Его трясло. Паника холодным душем окатила мысли. Эйфория от окутавшей было надежды прошла, и реальность, казавшаяся теперь еще более суровой, темными красками заплясала перед глазами. Нестерпимая ломка диктовала свои правила – импульсы работающего мозга, разносились по всему телу, не давая Четвертому даже нормально им владеть. Руки тряслись, плащ вновь стал влажным, движения – порывистыми, хаотичными, и не несущими в себе и капли смысла, а совершающиеся абсолютно автоматически. Все, о чем он мог сейчас думать, можно было бы сформулировать в одно единственное предложение. «Что делать?»
Все, все что угодно.

_______________________________
Из-за морщин, тонкой сеткой покрывавших лицо старухи, было невозможно определить его выражение. Но, несмотря на это, две глубокие складки на переносице все же выделялись на общем фоне трещинок.
- Этим дзютсу не пользовались уже много лет… Третий счел его слишком опасным…
- Третьего уже нет в живых, и его законы так же канули в прошлое…
- Как раз если бы те законы все еще были живы, то, возможно, ничего бы такого и не было, – невнятно проскрипела старуха. В слух же сказала другое:
- Совет будет против…
- Совету вовсе не обязательно об этом знать, Чиё-баачан. Это можно скрыть… До поры, до времени, разумеется.
Непроизвольно поднявшиеся плечи выдали напряжение, которое испытывала сильнейший медик Песка. Этот человек… Сейчас стоящий прямо перед ней и добродушно улыбающийся… В нем сквозила неискренность. Фальшь, хоть он и пытался ее скрыть, была видена налицо. За его добротой и отзывчивостью стояло нечто иное, и это навряд ли можно было отнести к положительным качествам. Она была обязана согласиться. Не имея альтернативы, невозможно сделать выбор. Четвертый ее принудит, заставит. Это вполне в его полномочиях, но самое ужасное – в его силах.
- В обряде требуется жертва.
- Найдем.
- Шуукаку может быть запечатан лишь в новорожденного.
- Достанем.
- Но как? Бесследное исчезновение беременной женщины не сможет остаться незамеченным.
- Этого и не будет. Те дети предназначены для того, чтобы жить, чтобы продолжать род. Им уготовлена другая участь, другое предназначение, и менять его слишком жестоко, - при этих словах глаза Чиё расширились, а рот приоткрылся от удивления. Пару мгновений она силилась что-то сказать, но голос отказывался повиноваться. Наконец у нее получилось задать один короткий вопрос:
- А как иначе?
- Об этом я позабочусь, ваша задача – выполнить дзютсу печати.
Ей показалось, или Четвертого действительно трясло? Но от чего? От гнева, страха, нетерпения… Ясно было одно – он не остановится не перед чем, лишь бы привести задуманное в исполнение. Но помимо этой очевидной истины, оставались миллионы вопросов.
- Что вы будете делать, когда Совет обо всем узнает?
- Ничего, – наигранная холодность и спокойствие. – Когда старейшины об этом узнают, уже невозможно будет что-либо предпринять. Все уже будет сделано.
- Совершенное оружие…
- Именно, и оно будет принадлежать мне.
Чиё передернуло от последних слов правителя, но Четвертый, не замечая ничего вокруг, и лишь слегка покачиваясь на ногах взад вперед, словно пребывая в некоем трансе – трансе от уже сейчас опьяняющего будущего могущества – продолжал:
- Остальные деревни как можно скорее должны будут узнать эту новость.
- Но ведь это секретное оружие.
- Наши враги и так прекрасно представляют его мощь.
Женщина на мгновение замерла: Четвертый прекрасно отражал все ее атаки, причем абсолютно точно и бескомпромиссно. Ей нужно было придумать новые способы наступления:
- Носитель Шуукаку – младенец. Даже несмотря на то, что в нем будет сидеть огромнейшая сила, он все равно не сможет ей управлять и, пока что, будет безобиден и бесполезен.
Да, она была довольна таким аргументом: он должен был заставить Четвертого задуматься хоть на секунду, и кто знает, быть может как раз в эту секунду на него снизойдет просветление и он откажется от этой идеи. Но вопреки ее надеждам, ответ последовал незамедлительно:
- А как раз сама техника им неведома. Вот ее-то удалось оставить секретной.
Он был прав, снова…
- Они узнают, да…Они испугаются, ведь они все еще помнят тот трепет, который испытывали при одном лишь упоминании о Третьем Казекаге. Их страх еще усилится, ведь за этим новым монстром буду стоять я, и именно я буду дергать за ниточки, протянутые к моему оружию… Наши враги затрепещут перед моей силой.
Зрачки с безумным удовлетворением бегали по видимой лишь одному ему картине будущего – бесконечного процветания и славы. Да, это будет чудесно…
Медик с ужасом смотрела на человека перед ней. Такого молодого, но уже насквозь прогнившего. Честолюбие съедало его – за опытом прожитых лет это было нетрудно определить.
Она все прекрасно видела. Понимание, что именно тянет Казекаге совершать такие поступки, врезалось в сознание даже сильнее, чем хотелось бы. Но что могла сделать старая женщина?
Он правитель.
Он закон.

_______________________________