История Четвертого (ч.4, заключительная)

Холодные стены огромного подземельного зала были почти неразличимы в полумраке. Высокий потолок, оставаясь и вовсе невидимым, помогал им отражать эхо. Свечи, расставленные на определенных местах, выхватывали из темноты мельчайшие фрагменты всей изображенной на каменном полу картины. Иероглифы и различные знаки печати были тщательно начертаны на холодных плитах. Все вместе они образовывали своеобразный круг, включающий в себя абсолютно разные составляющие. Где-то узор был плавен, где-то угловат. В одних местах он изображал каких-то животных, в других же были зашифрованы ключи. Но каждый фрагмент был частью единой секретной техники. Ее подготовка длилась много месяцев, и сегодня она, наконец, должна была свершиться, ведь у той, которая должна была занять одно из центральных мест театрального действия, уже отошли воды.
В центре печати, где оставалась единственная свободная от рисунков площадка, рядом с огромным чугунным сосудом, расположился человек, женщина. Ее лицо было до предела сосредоточенным. Она в очередной раз прокручивала в голове все детали дзютсу, которое ей сейчас предстояло осуществить.
Эхо шагов, моментально разнесшееся по всему помещению, возвестило, что теперь Чиё не единственный человек в этом мрачном месте.
Четвертый нес на руках стонущую Каруру. Он прижимал женщину к себе даже сильнее, чем было нужно. Ее плечо побелело, ноги онемели, было неясно, от какой именно физической боли она стонала больше. На секунду могло показаться, что Казекаге, как заботливый муж, от страха за свою любимую излишне заботится о ней, с невероятной силой притягивая девушку к своей груди, но это лишь казалось. У Каруры наконец-то начались схватки. Он просто так долго этого ждал.
- Куда? – коротко спросил правитель.
Женщина в ответ молча кивнула, указывая на очерченный перед ней ровный круг, без лишних узоров, без каких-либо ответвлений, просто гладкий, ровный круг. Казекаге уверенным шагом направился именно в то место и уложил свою жену на пол. Карура в полубессознательном состоянии цеплялась за его плащ, но Исами безжалостно выдернул ткань из ее ослабевших рук.
- Все готово? – осведомился он, повернувшись к Чиё.
Та вновь лишь молча кивнула, она не хотела лишний раз разговаривать с правителем.
- Тогда начнем.
Это не было вопросом, предложением или просьбой, это был приказ, которому, хотела она того или нет, Чиё должна была подчиниться.
Девушка в центре зала корчилась на полу, руками царапая плиты. Она запрокидывала голову назад, словно надеясь, что так боль уйдет или хотя бы ослабнет. И стонала. Непрерывно, ни на секунду не умолкая.
Медик тяжело вздохнула: Карура все еще была одета. Исами, ему так не терпелось, что он забыл даже об очевидных деталях. А что толку от его нетерпения, ее организм от этого не станет рожать раньше времени.
Женщина приблизилась к Каруре и, аккуратно задрав платье, замерла. Тело роженицы пересекали ужасающие лиловые шрамы. Огромное количество рубцов уродовали некогда гладкую и чистую кожу. Чиё отдернула руки.
- Что же ты с собой сделала… - едва слышно прошептала она.
Но времени, чтобы понять весь ужас увиденного не было: роды уже начались. Медик целиком освободила девушку от нижнего белья.
- Терпи-терпи, милая.
Карура вся извивалась. Лоб блестел от пота, ее лицо было невозможно узнать за исказившей его гримасой муки. Громкие крики, исходившие из груди, сотрясали все подземелье, но они были неслышны самой девушке. Сейчас она была в каком-то своем мире. Мире боли, страха, ненависти. И темноты…. Но даже туда проникали картины из прошлого и осознание того, что с ней случилось и что с ней происходит сейчас.
- Ненавижу! – хриплый, отчаянный возглас.
Глаза пожилой женщины с состраданием смотрели на мучавшееся перед ней создание. Она рукой провела по лбу Каруры, убирая прилипшие к нему мокрые пряди, коснулась влажной шеи, на которой выступили вены.
- Терпи, все скоро кончится, ну же, милая.
Уже начала показываться голова. На удивление, на ней были коротенькие огненно-рыжие волосы.
- Ненавижу, ненавижу… - шептала Карура, сил кричать уже не было.
Широко расставленные ноги скользили по полу, руки сжимались в кулаки, а из глаз текли слезы – боль внизу живота, отдающаяся в спине, унижение и страдания не позволяли не плакать. Того счастья, которое обычно помогает матерям при родах - счастья, что они дают новою жизнь, что у них будет любимый малыш - не было и в помине. Была лишь боль и ненависть. Она скорее хотела избавиться от этой отвратительной частицы себя. Вытолкнуть ее наружу, неважно как, главное – очиститься, и как можно скорее. Лишь тогда она освободится, скинет это порочное бремя, навалившегося на нее, лишь тогда она не будет человеком, вынашивающим монстра.
- Вы уверены, что хотите этого? – коротко осведомилась Чиё.
- Исами! – раздался душераздирающий крик, который отнял последние силы. Что она хотела этим сказать? Она и сама не знала. Просто последний крик души, наверное, в нем все же сквозила надежда. Громкий детский плач, перебивая все еще звучащее эхо, огласил подземелье. Ребенок, разорвав плоть матери, все-таки сделал первый глоток воздуха. Его встречал холодный, жестокий мир. Ребенок, судьба которого была запятнана с самого рождения. Запятнана материнской кровью, потоком стекающей в щели между плитами.
- Уверен, - холодно отозвался Четвертый, бесстрастно глядя на свою жену.
- Но дела в деревне уже стали намного лучше…
- Это не имеет значения, деревни нужно оружие, чтобы подняться на ноги окончательно.
Четвертый был прав. Каруре уже все равно не поможешь: беременность протекала с очень большими осложнениями, да и еще такие мучительные роды. Она уже обречена, медик знала это, так пускай хотя бы поможет деревне. Ради этого можно пойти на все. Пусть хотя бы сделает что-то полезное перед смертью, что пригодится селению и ее жителям, что поднимет Песок со дна общественного и мирового мнения. Причитания женщины прекратились: зачем заботиться о человеке, который уже все равно мертв? Таков закон шиноби, таков был закон Третьей Мировой Войны, а для нее он остается таковым и сейчас. Нужно позаботиться о тех, у кого еще есть шанс выжить. Выжить с помощью легендарного оружия, которое она поможет создать.
Вот последнее усилие, и кричащий младенец полностью появился на свет. Худой, с тонкой кожей, имеющей фиолетовый оттенок, оттенок смерти, он казался не живым человечком, а уродливым погибающим существом. Его неокрепший череп был слегка вытянут – деформировался, когда Карура избавлялась от него. Тощие руки сжимались в крошечные кулачки, он словно пытался от кого-то спрятаться. И зажмуренные, словно от испуга, глаза.
Чиё принялась складывать печати, что-то шепча. Ее голос был неслышен за криками ребенка, который корчился на холодном полу в луже материнской крови, он все еще был связан с роженицей, но это никого не заботило.
- Сейчас! – выкрикнула медик последнее слово и приложила ладони к очерченным за ее спиной узорам, тот час от них по всему рисунку начали разливаться потоки чакры, окрашивая его ярким зеленым свечением. Сосуд, содержащий биджу, задрожал. Гул, который издавал дребезжащий металл, быстро нарастал, смешиваясь с эхом и заглушая крики и стоны. Загудело все подземелье, плиты начали трескаться, а рисунок, выходя за изначальные рамки, расползался по стенам, давя своей грандиозностью на четырех жалких людей, находившихся в его центре.
На лице медика выступили капельки пота: эта техника отнимала все силы, осуществлявшего ее.
Массивная крышка с невероятной легкостью распахнулась, а из сосуда хлынул ослепляющих столп белого света. К грохоту, царящему в подземелье, моментально прибавился разрывающий барабанные перепонки визг. Визг очнувшегося монстра. Он хотел свободы, хотел вырваться наружу, хотел вновь вкусить крови, но печати не позволяли ему этого сделать.
От медика требовалось его направить. Вновь хлынувший поток чакры сделал узор еще ярче, но биджу не поддавался. Придется довести себя до предела, до допустимого предела.
Раздался истеричный на высоких нотах смех, и белый поток, изогнувшись, ударил точно в грудь младенцу. Большие глаза широко распахнулись, плач прекратился, а ребенок замер, словно неживой, через грудь вбирая в себя демона, а через живот – материнскую жизнь. В этом и была тайна техники, для этого и нужна была жертва. Один человек ничего не стоит, он слаб, он не выдержит давления этого чудовищного существа. Нужна была еще и вторая жизнь. Жизнь, которую через пуповину, капля за каплей, мать отдавала своему сыну. Именно поэтому демон мог быть запечатан лишь в новорожденного. Карура, как и младенец, замерла - из нее высасывали душу, оставляя бесполезную слабую оболочку.
Поток воздуха, образовываемый стремительным движением света, заставлял хлопать разлетающуюся ткань одежд, волосы – открывать лица присутствующих, глаза слезились.
Но ничего, осталось совсем чуть-чуть, вскоре демон будет запечатан.
Луч, окончательно изогнувшись, покинул сосуд и извивающимся хвостом заметался по всему подземелью, но печать, не давая ему ускользнуть, продолжала тонким светящимся стержнем все глубже вонзаться в тело младенца.
Еще один хлынувший поток чакры, еще один взмах хвоста, еще один высокий вопль, и – все.
Свет моментально погас, знаки печати исчезли, даже эхо, против обыкновения, тут же утихло. Техника была завершена. Биджу приобрел нового хозяина, новую жертву, отныне этот младенец – джинчурики Шуукаку.
Обессилив, Чиё повалилась набок, где встретилась со стеклянными глазами роженицы. Крошечные от яркого света зрачки – последнего, что они видели - не расширялись, они больше не реагировали на него. Сухие губы не шевелились. К белому лицу не приливала кровь, а страдающие и одновременно напуганные черты не меняли свое выражение. Она была…
- Гаара… - просипела Карура. Чиё вздрогнула, эта девушка, она уже не была живой, но и смерть ее поглотила не окончательно. Она находилась где-то между этими двумя мирами, хотя уже должна была уйти на тот свет. Что же, похоже, этот младенец оказался сильнее, чем она предполагала, и даже забрал не всю материнскую энергию.
- Га…а… - силилась сказать Карура. Медик приблизилась чуть ближе, чтобы оказать последнюю честь умирающей: дать возможность ее последним словам быть услышанными. – Гаара… Пусть его будут звать Гаара… демон….
Последний вдох, наполовину омертвевших легких, чтобы сделать последний выдох:
- Он отомстит… обязательно отомстит… всем…
И молчание. Теперь ее голосовые связки никогда не издадут не единого звука. Чиё была похожа на эту мертвую девушку, только ее такой сделала не смерть, а потрясение, осознание того, что она только что услышала…
Четвертый стоял на коленях. Он склонился над крохотным тельцем. Глядя на него, ему хотелось смеяться, ликовать. Дрожащими руками он схватил своего ребенка и поднял над собой.
Вот оно. Это оружие. Эта мощь. Эта сила.
Казекаге не обратил ни малейшего внимания на то, что пыталась произнести Карура. Зачем? Какая ему разница?
Какая разница, что сейчас перед ним лежит бездыханное тело его жены? Какая разница, что человек, выполнявший эту технику, также чуть не лишился жизни? Какая разница, что дома дети ждут возвращения своей мамы «из больницы»? Какая разница, что окровавленный комок с крошечным бьющемся сердечком дрожит от холода? Что он по-прежнему связан с человеком, подарившим ему жизнь? Что он не имеет будущего? Что он обречен на вечную борьбу? Какая разница, что руки и колени Исами все в крови, в крови Каруры? Какая разница, что она все еще теплая? Все это незначительно, неважно, как и то, на что ему пришлось пойти. Интриги, жестокость, лицемерие, обман, предательство. Какая разница? Ведь, в конечном счете, в его руках было главное – сила, которая являлась ключом к власти. А ради власти можно было пойти на все.

Конец