Нас двое (остаток)

44. Война
Четвертая война шиноби больше всего похожа на большое и неповоротливое животное, загнанное в тупик лесным пожаром. Необязательно хищное. Просто большое и тяжелое, совершенно обезумевшее от страха. Которое, ворочаясь в поисках спасения, сворачивает и ломает все вокруг себя.
Эта война задела куда больше, чем нужно было. Убила куда больше людей, чем участвовало в ней. И уничтожила морально очень многое.
Однако, как ни парадоксально, хорошее на счету этой войны тоже есть. Начавшиеся на ней отношения оказались необычайно крепкими. Браки – на всю жизнь. Дружба – тоже.
Суйгецу познакомился с Карин еще задолго до войны. Сошлись они спустя год после ее окончания. Но все было решено, по трезвом рассуждении осознает он, именно в те, кровавые, наполненные ужасом за себя и близких минуты. Именно тогда, когда от резкого облегчения и еще не отступившего страха (кстати, когда это он начал бояться смерти?) он ляпнул ей, что любит, а она поцеловала его в ответ. Год оба отчаянно открещивались от произошедшего. Но в их прошлом стояло печатное слово «война», уже решившее их будущее.

45. Судьба
Карин – не фаталистка. Познакомившись впервые с Хьюгой Неджи и послушав его умозаключения, она присвистнула про себя. И хоть гений Бьякугана и пытался оспорить сам себя, приводя в пример Удзумаки Наруто и свой плачевный опыт в его отношении, все было понятно и так. Родившись фаталистом, ты им и останешься. Такова судьба, простите за иронию.
Ну а Карин в неизбежность судьбы не верит. Правда и в то, что меняешь ее сам, без посторонней помощи, тоже. Судьбу помог ей изменить Учиха Саске, придя в один прекрасный день в Северное убежище и позвав ее с собой. Помог Удзумаки Наруто, предложив ей новый дом. Помогла Харуно Сакура, исподволь, но четко дав понять, что фамилию Учиха Карин носить не будет никогда. И, наконец, помог ей изменить свою судьбу Ходзуки Суйгецу, впервые отчаянно выкрикнув ей в лицо правду о своем к ней отношении.
Нет, фаталисткой она не родилась, слава Ками-саме. А то получалось бы, что тупой каппа был предрешен ей судьбой, а такой расклад звучал не слишком-то оптимистично.

46. Ванна
- Выходи уже, черт бы тебя подрал, каппа! Ты там третий час сидишь!
- Не бойся, я не утону. – невозмутимо откликается с недавнего времени сожитель, о чем Карин уже начинает жалеть.
- Нет, я не боюсь, что ты утонешь! Я боюсь, что ты не доживешь до завтра после встречи с моим кулаком, если не выйдешь немедленно! – рычит красноволосая.
- Вот он, еще один повод не выходить. – смеется Суйгецу через закрытую дверь.
- Открывай, или я убью тебя! – голос реально передает жажду убийства.
- Ну хорошо-хорошо. – бормочет Ходзуки, и дверь открывается.
Карин влетает внутрь с четким желанием выбить всю дурь из наглой рыбьей башки, обладатель которой предусмотрительно целиком ушел в мыльную пену, так что видна только макушка.
- Готовься к смерти, идиот! – ярость переходит в мрачно-веселое предвкушение мести, но тут приговоренный неожиданно поднимается во весь рост и жалобно смотрит на своего жестокого палача.
- Ну, куколка, не злись! Иди лучше ко мне! – он протягивает руки, и яростная отповедь, уже готовая слететь с языка, куда-то пропадает.
И Карин, не понимая, когда успела стать такой безвольной, снимает одежду и шагает к нему.

47. Банка
- Слушай… - лицо, странным образом сливающееся с окружающей его жидкостью, тщетным образом пытается изобразить заискивающую улыбку. – Выпусти меня, а?
- Не пойдет. – усмехается пятнадцатилетняя надзирательница из Северного убежища.
- Ну чего ты хочешь? – с оттенком усталости в голосе спрашивает заключенный. – Денег у меня сейчас нет, но достану, если хочешь… Другие вещи… Скажи, я тебе потом принесу… - и сам же понимает абсурдность. Она прекрасно знает, что поверить Суйгецу – это продемонстрировать непростительное, а может и фатальное легковерие.
Она усмехается.
- Может, тебе мужик нужен, а? – вздыхает он. – Я и тут могу помочь, наверное… - и выпаливает уже от отчаяния, видя, что его доводы на нее не действуют:
- Я тебе пригожусь!
- В банке больше! – она безжалостно качает головой и нажимает на какую-то кнопку.
- Стой! Стой! Мне нельзя повышать температуру! Я могу умереть! – голос Суйгецу от острой боли переходит в крик.
Спустя четыре минуты мучений он с трудом формирует лицо, чтобы посмотреть на нее с презрением.
- Сочувствую я тому мужику, что решит на тебе жениться.

48. Ночь
Суйгецу яростно дергает за какие-то тесемочки в надежде, что они порвутся, наконец, сами. Он не понимает, почему за один вечер на ее свадебном кимоно стало гораздо больше завязок, чем накануне. Причем все они хитрейшим образом переплетены друг с другом. От нетерпения пальцы дрожат, и развязывать еще сложнее. А параллельно он умудряется еще и покрывать ее поцелуями и бормотать без перерыва:
- Милая моя… Самая красивая… Самая добрая… Самая умная… Неповторимая… Моя красавица… Моя самая лучшая на свете девочка… - Карин смеется и путается пальцами в его волосах, зная, что на утро не сможет поверить, что он ей ТАКОЕ говорил. – Черт! – ткань рвется с противным треском.
- Ну вот чего ты? – она начинает помогать ему. – Откуда такая спешка?
- Ты еще спрашиваешь! – выдавливает он.
- Между прочим, сейчас ты меня еще будешь уговаривать. – она придвигается к нему вплотную и тут же со смехом уклоняется от его нетерпеливых губ.
- Это еще почему? – он хрипло дышит.
- Потому что это первая брачная ночь. – она снимает очки. – Я стесняюсь.
- Ну-ну, то-то ты три года до нее стеснялась!

49. Крик
- Я предлагаю спуститься вниз. Оттуда и видно все, да и пейзаж там покрасивее. – предлагает Сакура, завязывая волосы в небрежный хвостик.
- Хм. – кивает ее без пяти минут спутник жизни и, взяв девушку за руку, выжидающе смотрит на вторую пару.
- Раньше ты это не могла сделать, а четырехглазая? – морщится Ходзуки Суйгецу, глядя, как его девушка заплетает косу.
- Нет, не могла! – огрызается она в ответ. – Если б ты не торопил меня, каппа, я бы успела еще дома!
Саске и Сакура, переглянувшись, сбегают вниз по солнечному склону. Аромат полевых цветов щекочет ноздри. Когда тебе девятнадцать, а жизнь последний год преподносит только приятные сюрпризы, начинает казаться, что ты всесилен.
Именно поэтому, наверное, Суйгецу хватает Карин на руки и, игнорируя ее возмущенные вопли о том, что она еще не закончила, тоже бежит вниз и, глядя в бескрайнее бесконечное синее небо, кричит во весь голос:
- Я счастли-и-и-ив! – и, наверное понимая всю особенность момента, Карин обнимает его за плечи и вместе с ним смотрит в небо.

50. Вечность
В слове «вечность» есть что-то пугающее. Что-то отдающее необратимыми изменениями и смертью, как ни парадоксально. Подсознательно в голову приходит смерть всех, кто тебя окружает, и непреложная вечность тебя самого, которая внушает лишь ужас. Но это не так. Когда ты счастлив, это слово приобретает другое значение.
- Деревня Скрытого Листа будет стоять вечно. – говорит Удзумаки Наруто в день, когда мечта всей его жизни становится реальностью.
- Клан Учиха будет существовать вечно. – говорит Учиха Саске в день, когда рождается его старшая дочь.
- Мы будем счастливы вечно. – говорит Ходзуки Суйгецу, и Карин кивает, и не думая высмеивать несвойственную ему сентиментальность.
Потому что они уже нашли свою вечность. Вечность на двоих.