Игра

Пылающие щеки и дикий страх быть раскрытыми. Маленькая темная комната и совсем мало места; очень душно, практически нечем дышать. И стыдно поднять голову и посмотреть в сторону, где должны быть его глаза. Хоть темно, и он не увидит взгляда, но почувствует его. И тихие движения, еле слышный шепот – нельзя, чтобы их заметили. Где-то метрах в пяти сидит Хокаге, и она не обрадуется, открыв эту маленькую «кладовку» и увидев такое. Но так хочется поцеловать теплые губы, немного постанывая от удовольствия. Хочется тихо смеяться, когда он покусывает мочку уха. Хочется громко бить его по рукам, когда они опускаются непростительно низко. Но нельзя. Тишина – главное правило. И хотя они оба знают, что Тсунаде чувствует их, но напрямую открыться нельзя.
-Где же их носит? Вся деревня обыскалась, – слышится гневный голос главы деревни, скрывающий язвительность.
И эта игра продолжается, пока Хокаге не уйдет. Лишь тогда тихонько открывается дверь, и две тени выскальзывают из комнатки. И вот стул Хокаге, он тихонько скрипит под ними. Сквозь полуприкрытые веки можно рассмотреть деревню. И стоны, и вздохи теперь можно не скрывать. И можно впиться ногтями в податливую, мягкую кожу. И в первый раз он позволяет стянуть с него маску. Его лицо тоже немного пылает, и глаза смотрят в сторону, лишь бы не показать смущение. И её тонкие пальцы изучают лицо, такое идеальное, с ровными контурами. Вот они касаются красивого шрама на скуле, проходят по отметине на подбородке, рисуют кривую линию ранения на левой щеке. Он скрывает все это под маской. В первый раз она стягивает его кофту, ведь раньше все было впопыхах, им даже некогда было раздеться. Его спина так же покрыта шрамами. Они красивы, изогнуты. Ими можно вечно любоваться. И теперь их ничто не беспокоит. Никто ночью не придет в кабинет Хокаге.
А он зарывается руками в её блестящие черные волосы. Свет от луны слегка серебрит их. Единственный открытый глаз скользит по видимым линиям её тела. Пальцы проходят по позвоночнику, повторяя его изгибы. Обнажается красивая грудь, и она еще больше краснеет. А дальше опять стоны и вскрики, полуопущенные ресницы. И хочется прижаться к нему как можно ближе, так, чтобы не отрываться вообще. И ноги обхватывают его за спину мертвой хваткой. И ногти впиваются еще глубже, так что появляется кровь. Но от этого обоим только приятней. Плавные движения, и так жарко, кажется, будто кожа плавится. И уже почти ничего не видно, оттого, что нет сил открыть глаза, или просто темнеет. И хочется продлить этот мучительный и приятный момент. И вот все заканчивается. Частое дыхание, и жар исходит от тел. И опять этот стыд, как посмотришь в глаза. Тихое шуршание одежды, поднимаемой с пола. Ткань не хочет налазить на мокрое тело, прилипает к нему, и нет ни сил, ни желания её одеть. И уже начинает светлеть. И они незаметно выскакивают из окна, не подумав прикрыть его. Ей идти по одной дороге, ему по другой.
-Пока, Шизуне. – обычное прощанье, только взгляд в пол.
-Пока, Какаши. – обычное прощанье, и, как всегда, покрасневшие щеки.
Поцелуй сухих губ перед расставаньем, и тихие шаги в разных направленьях. А через несколько часов Хокаге зайдет в свой кабинет и, улыбаясь, будет возмущаться.
-Вот негодники, теперь и до моего кресла добрались, – тихо пробормочет она. И уже громче.- Шизуне, позови Конохомару, мне нужен новый стул.