У любви свои законы. 1 глава (1 часть)

В тот день хорошо мечталось. Время уже близилось к вечеру. Местами пробивавшееся сквозь густую листву деревьев солнце отбрасывало длинные тени. Но в основном прозрачный золотистый свет доходил лишь до зеленых крон, ниже которых все было погружено в таинственный полумрак. Знойный и влажный летний воздух был напоен розово-сладким нектаром жимолости, богатым коричневым ароматом земли и прелой травы и свежим пряно зеленым благоуханием листвы. Сакура (в городе её знали под другой фамилией - Сорсунд) различала запахи по цветам. Сколько себя помнила, она любила наделять окружавшие ее ароматы самыми разными оттенками цветовой гаммы.
С некоторыми запахами было легко: они получали тот цвет, в какой был окрашен их источник. Скажем, земля пахла, естественно, коричневым или бурым, а свежий и острый аромат листвы в сознании Сакуры, конечно же, мог ассоциироваться только с зеленым. Грейпфрут имел ярко желтый запах. Ей еще не доводилось пробовать грейпфруты, но однажды, зайдя в магазин, она взяла с полки крупный плод и, поднеся к лицу, нерешительно втянула в себя аромат, исходивший от его кожуры. У грейпфрута был очень сильный запах почек с кисло сладким привкусом.
Различные запахи и ароматы неодушевленных предметов как то сами собой окрашивались в ее сознании в те или иные цвета. С людьми дело обстояло сложнее, ибо от человека никогда не пахло чем то одним. Запахи, а, следовательно, и цвета смешивались между собой. Причем, окрашивая запах человека и неодушевленного предмета в один и тот же цвет, Сакура могла иметь при этом в виду совсем разные вещи и испытывать различные переживания.
У ее матери, Ринхай, был темно красный пряный запах, чуть подкрашенный черными и желтыми мазками. Впрочем, пряная темно красная гамма вытесняла собой все остальные цвета. Желтый цвет был хорош в неодушевленных предметах, но не в людях. То же самое можно было сказать и о зеленом. По крайней мере, о некоторых его оттенках. Ее отец, Хираси, ассоциировался с отвратительной смесью зеленого, пурпурного, желтого и черного. С этим все было просто: сколько она себя помнила, от отца чаще всего пахло рвотой. Папа пил и блевал, пил и блевал и больше ничем в жизни не занимался. Впрочем, он еще мочился. И мочился много.
Сакура брела по лесу, глядя вверх на запутавшийся в зеленых кронах солнечный свет, и думала о том, что самый прекрасный аромат принадлежит Саске Учихе. Тайное чувство к нему Сакура хранила глубоко в своем девичьем сердце. Ей не часто удавалось увидеть Саске — издалека, конечно, — во время его периодических наездов в город, но ради этих кратких мгновений воистину стоило жить. Если же до нее вдруг доносился его густой и сильный голос, Сакура просто вся трепетала от счастья. А вот сегодня ей удалось сблизиться с ним настолько, что она даже смогла вдохнуть его запах. Более того, он коснулся ее! У Сакуры до сих пор кружилась голова, хотя та волшебная минута уже давно прошла.
Она пошла в городскую аптеку вместе с Джилл, своей старшей сестрой. Дело в том, что Джилл удалось стянуть из сумочки Ринхай несколько баксов, и на эти деньги она думала купить себе лак для ногтей. От Джилл, между прочим, пахло оранжевым и желтым. Это была своего рода слабая пародия на запах матери. Сунув драгоценный пузырек с ярко розовым лаком в бюстгальтер, чтобы мать не увидела, Джилл направилась вместе с сестрой к выходу из аптеки. Несмотря на то, что Джилл было всего тринадцать, она уже три года носила лифчик и никогда не упускала случая поиздеваться над младшей сестренкой по этому поводу. Сакуре было одиннадцать, а у нее до сих пор не выросла грудь. Лишь недавно плоские и маленькие детские сосочки девочки стали набухать, и мысль о том, что это будет бросаться в глаза посторонним, приводила Сакуру в дикое смущение — они так заметно выпирали под ее тонкой и тесной красной футболкой с эмблемой университета штата Луизиана. Но когда они едва не столкнулись в дверях аптеки с Саске — он входил, а они выходили, — Сакура моментально забыла о своей майке.
Он опустил на нее взгляд, и Сакура заметила веселых чертиков у него в глазах.
— А ничего балахончик, — проговорил Учиха и легонько похлопал ее по плечу.
Он приехал в Индсайт из колледжа на летние каникулы. Саске играл за университетскую футбольную команду. Уже на первом курсе его взяли разыгрывающим защитником.
Ему было девятнадцать. Вымахал в шесть футов три дюйма и еще продолжал расти. Был крепко сложен и весил двести тридцать фунтов. Сакура знала о нем такие подробности, потому что вычитала все это в спортивном разделе местной газеты. Ей было известно, что он пробегает 40 — метровку за 4, 6 секунды и имеет прекрасное «второе дыхание». Правда, о том, что это такое, Сакура, к сожалению, не имела ни малейшего представления. Но зато она точно знала, что Саске красив. Не в классическом понимании, а по другому. Он был так же силен и неукротим, как и знаменитый жеребец его отца Максимилиан. Семья Учих вышла из французских креолов, о чем нетрудно было догадаться, глядя на белосежную кожу Саске, но ему это очень даже шло. У него были густые темные волосы, которые были цветом вороньего крыла, придававшие Саске некую таинственность. По плечу девочки, в том месте, где его коснулась рука Саске, пробежали мурашки. В набухших сосках возник сильный зуд; Сакура покраснела и опустила голову. У нее закружилась голова от исходившего от него запаха. Это был сильный, трудноопределимый аромат, теплый и пряный. В нем преобладало темно красное начало, еще более насыщенное, чем у Ринхай, сложившееся из смешения глубоких и роскошных оттенков.
Джилл выставила напоказ свои круглые груди, выпиравшие под ярко розовой блузкой без рукавов. Верхние две пуговицы она намеренно не застегивала.
— А как насчет моего балахончика? — спросила она, чуть выпятив губы, как это любила делать Ринхай.
— Цвет не тот, — жестко и с оттенком презрения отозвался Саске. Сакура не удивилась этому тону. Все дело было в том, что Ринхай спала с его отцом. Ей не раз приходилось слышать, в каких выражениях люди высказывались о Ринхай, и Сакура уже знала, что такое «шлюха».
Саске больше не стал задерживаться рядом с ними. Он быстро скрылся за дверьми аптеки. Джилл несколько мгновений смотрела ему вслед, а потом обратила алчный взгляд на Сакуре.
— Подари мне свою майку, — сказала она.
— Она на тебя не налезет, — ответила Сакура, радуясь тому, что это была святая правда. Саске понравилась ее футболка, он коснулся ее, и Сакура теперь не собиралась уступать ее сестре.
Чувствуя, что Сакура права и тут уж ничего не поделаешь, Джилл поморщилась. Младшая сестренка была худая, но даже на ее узких плечиках старая футболка натягивалась вдоль швов.
— Я себе такую же достану, — объявила Джилл.
Сакура не сомневалась в том, что сестра действительно достанет…
Девочка шла по лесу, задрав голову и разглядывая зеленые светящиеся узоры, выписанные в кронах деревьев лучами солнца. «Но у Джилл все таки будет не та майка, до которой дотрагивался Саске». Сакура сняла ее, как только пришла домой, аккуратно сложила и сунула себе под матрас. Найти ее там можно было только во время смены постельного белья, а меняла белье сама Сакура, так что за футболку можно было не волноваться и спать на ней каждую ночь.

Саске Учиха…
Сила переживаний, связанных с этим именем, пугала ее, но она не могла контролировать свои чувства. Стоило ей только мельком увидеть его, как сердечко тут же начинало бешено колотиться в узкой груди, давя на слабые ребра, и на Сакуру попеременно накатывали волны то жара, то озноба. Саске был чем то вроде божественного идола в маленьком городке Индсайт, штат Луизиана. Она слышала, как люди отзывались о нем: неукротим, как дикий зверь, богат, еще мальчишкой обладал настолько сильным обаянием, что уже тогда по нему тосковало не одно женское сердце. Учихи славились тем, что в их роду рождались сплошь отъявленные плуты и шельмецы, но Саске, похоже, обещал в этом смысле превзойти всех своих родичей. Вместе с тем он был не просто шельмец, а шельмец из рода Учих, а следовательно, даже если поднимал вокруг себя большой шум, то делал это изящно.
Было лето, и поэтому он много времени проводил на озере, к которому сейчас и приближалась Сакура по лесной тропинке. Частный водоем площадью свыше двух тысяч акров полностью располагался на земле, которая принадлежала семье Учиха. Озеро было сильно вытянутым, не правильной формы, с несколькими глубоко вдававшимися мысами. Там были широкие и очень мелкие места, но попадались также узкие и глубокие. Огромный белый особняк Учих находился к востоку от озера, а лачуга, где жила семья Сакуры, если можно их так назвать, к западу. На берегу озёра стоял только летний домик Учих: белое одноэтажное здание с двумя спальнями, кухней, гостиной и затянутой сеткой от комаров верандой, которая окружала весь дом. Рядом располагался небольшой лодочный сарай и причал, а также было оборудовано место с кострищем для пикников. Нередко в летнюю пору Саске устраивал здесь шумные пирушки со своими друзьями. Они купались, катались на лодках — словом, веселились, а Сакура в это время, спрятавшись на опушке леса, имела возможность всласть налюбоваться своим кумиром.
«Может, он и сегодня будет здесь», — думала она, чувствуя, как сладко замирает сердце, что происходило с ней всегда, стоило ей только вспомнить о нем. Действительно, было бы просто здорово, если бы ей удалось дважды увидеть его в один и тот же день.
Она была босая, поношенные шортики не спасали ноги от острых коряг и змей, но вместе с тем в лесу Сакура чувствовала себя как дома. Уединение — удел стеснительных. Змей она не боялась, а на царапины не обращала внимания. Длинные и густые розовые, как у матери, волосы постоянно падали на лоб. Это раздражало, поэтому она, наконец, собрала их сзади в пучок и завязала резинкой. Сакура плыла между деревьев, словно бесплотный дух, привидение. В больших кошачьих глазах застыло мечтательное выражение, ибо она в ту минуту вновь представляла себе Саске.
Приближаясь к поляне, на которой стоял летний домик Учих, она еще издали заметила серебристый «корвет» Саске, припаркованный у крыльца. Сердце сильно забилось в груди. Значит, он здесь! Сакура забежала за толстый ствол дерева и стала прислушиваться. Но, увы, все было тихо. Ни плеска воды, ни радостных восклицаний, ни криков ребят, ни девчачьего смеха.
Она уже повернулась, чтобы идти, как вдруг до ее слуха долетел какой то приглушенный звук. Сакура замерла на месте и чуть склонила голову набок, пытаясь понять, откуда донесся странный звук. Она вышла из за дерева на поляну и сделала несколько шагов в сторону дома. Теперь Сакура ясно слышала приглушенные голоса, правда, слов разобрать не могла. Сердечко вновь учащенно забилось. Значит, он все таки здесь! Здесь! Но… внутри дома. Отсюда его ни за что не увидеть. Зато можно подойти еще ближе, чтобы ясно услышать его голос. Больше Сакура ничего и не надо.
Она умела передвигаться абсолютно бесшумно, словно маленький ночной зверек. Стараясь держаться в стороне от окон, Фэйт стала неслышно приближаться к дому. Голоса доносились, кажется, из задней его части, где располагались спальни.
Сакура дошла до веранды и присела на корточки. Она вновь склонила голову набок, пытаясь разобрать слова, но ей это не удалось. Зато теперь она была уверена, что говорил Саске. Его густой сильный голос нельзя было спутать ни с каким другим. По крайней мере, Сакура ошибиться не могла. Вдруг она услышала что то вроде приглушенного восклицания, затем будто бы тихий стон и… другой голос, который был гораздо тоньше голоса Саске.
Движимая непреодолимым любопытством, а также голосом Саске, который притягивал к себе как магнит, Сакура поднялась с корточек и боязливо повернула ручку внешней двери сетки. Она была не заперта, и Сакура, приоткрыв дверь лишь чуть чуть, проскользнула в узкую щель и так же неслышно прикрыла ее за собой. Опустившись на четвереньки, она медленно поползла по дощатому полу веранды к открытому окну одной из спален, откуда как раз и доносились голоса….