Алая нить: Стальное отражение.

«Больно... Как же больно...»
Ханаби боится, что непрошеные слёзы сами потекут по щекам. А ещё она боится, что кто-нибудь это увидит. И это в тот день, когда отец её похвалил!

- Ты молодец, Ханаби. Делаешь большие успехи.
- Я буду стараться, отец.

Девочка старается идти по ступенькам быстрее, но это так сложно, и перетренированные мышцы отзываются так споро, что она спотыкается через шаг.
Словно в тумане добредя до своей комнаты, Ханаби захлопывает за собой дверь. Есть желание обессилено рухнуть на пол, но она делает несколько шагов до кровати и мёртвым грузом падает на матрас.
И только тогда начинает реветь, уткнувшись носом в подушку.
Другим детям можно плакать, никто не осудит их за это. Ей - нельзя, потому что никто не сделает скидку на то, что ей всего пять с половиной лет.
Особенно отец.
Особенно сейчас, когда сестре не хватило сил, чтобы оправдать его надежды.
А сегодня Хиаши похвалил её. И Ханаби должна радоваться, но как же больно!
Кажется, ничто не сможет побудить банальную физическую боль, но усталость всё же берёт вверх, и Хьюга быстро проваливается в сон.

Во сне она всё еще плачет, потому что это странный сон, слишком реальный. К тому же болеть ничего не перестало. А ещё тут никого и ничего не было, кроме неё. Странное пустое пространство.
Ханаби начинает надоедать собственный глупый плач, и она трёт лицо руками, но никак не может остановиться.
- Ну-ну, не плачь...
- Больно...
- Ничего. Сначала поболит, а потом перестанет.
Девочка не знает, кто это говорит. Знает только то, что никогда раньше не слышала этого голоса.
Этот голос такой же странный, как и весь сон – он мягкий, обволакивающий и укрывающий со всех сторон. Единственное, что Ханаби удаётся определить – мужской. И почему-то внушающий доверие к его обладателю.
Она вжимает голову в плечи, зажмуривается, чувствуя, как кто-то вытирает размазанные по щекам слёзы. Осторожно, еле касаясь, так, что девочка практически не чувствует прикосновения, но боль отходит на задний план и быстро исчезает.
- Отдыхай, - не менее ласково произносит всё тот же голос.
Сознание подчинилось этому голосу, и Ханаби заснула.
На этот раз по-настоящему.

- Сегодня мы повторим технику превращения!
- Чего?!!!
Само собой, никому не хочется повторять такую простую технику. Но делать нечего – Ируку не переспоришь, поэтому дети нехотя поднимаются со своих мест и плетутся к первому ряду.
- Конохомару, ты первый.
Внук Сарутоби нахмуривается, а потом гаденько улыбается. И с громким «ПУФФ» превращается в нагую девицу, у которой из одежды есть только шарф. Больше молодое красивое тело с оливковой кожей.
- Ирука-сенсееей, - развратно тянет девица, и, смеясь, замахивается шарфиком и щекочет его концом учителя по лицу.
Реакция у Умино соответствующая.
Некоторые смеются, некоторые засматриваются девицу, Моэги тянет девку к себе за шарф и вправляет мозги самым действенным способом. Техника развеивается.
- Конохомару, дурак!
«Глупости какие», - думает Ханаби и терпеливо ждёт, пока все успокоятся.
Ирука быстро восстанавливает порядок – сказывается педагогический опыт.
Ученики выходят и превращаются в кого придётся. Ханаби не может дождаться своей очереди – она предпоследняя и хочет как можно скорее закончить это бессмысленное действо.
- Ханаби, теперь ты.
Девочка молча делает шаг вперёд и складывает простейшую печать.
- Хенгё!
Пыль развеивается, и Хьюга чувствует на себе взгляды всех присутствующих.
Она сама не знает мотивы своего поступка, не знает, почему выстроенный образ в голове поменялся в последнюю секунду.
Воин - не самурай, не шиноби, а что-то среднее между этими двумя понятиями – не высокий и не низкий, не молодой и не старый. Так бывает, когда пытаешься нарисовать человека по лишь словесному описанию.
У мужчины в меру короткие непослушные седые волосы – от невзгод ли, или же просто он хорошо сохранился? - от металлической пластины на лбу идут странные ответвления – на рога похожи. На воине накидка плотной ткани с защитными нашивками на плечах, под ней надеты простые, без всяких излишеств, доспехи. На шее – странное ожерелье: на длинном грубом шнуре шесть алых запятых с чёрными точками, и кажется, будто они слегка светятся. За спиной закреплён длинный посох с металлическими кольцами и острым навершием, который уместнее смотрелся бы в руках какого-нибудь монаха.* Другого видимого оружия – если только посох можно так назвать – у него нет.
Его внешний облик возник в голосе Ханаби случайно, будто искра промелькнула, а девочка смогла воспроизвести всё, вплоть до крохотного незаметного шва на рукаве. Всё, кроме глаз.
Поэтому глаз не было. Только тряпка, перетягивающая глазницы.
- Молодец, Ханаби. Очень продуманный внешний облик. Можешь идти, если хочешь, - говорит Ирука после долгой паузы и пытается выдавить из себя свою обычную доброжелательность. Получается это у него крайне скверно.
Воин исчез.
Младшая Хьюга кивает, сухо прощается и выходит вон из класса, не оборачиваясь на шепоток за спиной.
«Глупости какие», - снова думает она.
Немного пройдясь по коридору, она выбирается через окно, к которому ветви дерева подходят особенно близко. С дерева – на стену-ограду. Стена широкая, камень шершавый и нагретый солнцем – идти по нему приятно и можно засунуть руки в карманы и помечтать, вот только Ханаби не слишком любит это занятие. Но всё равно прячет ладони в кармане лёгких летних бридж.
Она сделает небольшой круг по окрестностям, прогуляется, а потом, когда все разойдутся по домам, и в академии никого, кроме учителей, не будет, вернётся в класс за своими вещами.
Мысли лились сплошным поток и, как и ожидалось, вернулись к произошедшему.
Кто этот воин? Почему она так внезапно перевоплотилась в него? Почему её упорно преследует ощущение, будто она уже давно его знает? Более того - видит едва ли не каждый день, как видит отца, Неджи и Хинату.
Но это – полный абсурд.
Ханаби не знает, кто это.
Девочка лениво переставляет ноги, но камень под ступнёй внезапно ломается. Наверное, трещина: стена определённо не была предназначена для прогулок по ней. Хьюга неловко взмахивает руками, а мысленно уже выстроила схему, куда ей падать и прыгать потом, чтобы не сверзиться кубарем на жёсткую землю с немалой высоты.
Но вдруг под рукой оказывается ветка, и Хьюга, не задумываясь, хватается за неё.
Пару секунд балансирования на одной ноге, глядя вниз, немая благодарность великодушным Ситифуку-дзин** - падать уж очень не хотелось – и Ханаби уже делает пару шагов вперёд, как что-то заставляет её обернуться.
Никакой ветки там нет. И никакой опоры, которую она могла бы принять за ветку.
Ничего там нет.

Хьюга прошла четыре круга вокруг Академии, вместо одного, поэтому, придя за вещами гораздо позже, чем собиралась, немало удивилась, обнаружив в классе Ируку-сенсея. Обычно учитель уходил рано, спеша быстро перекусить в какой-нибудь забегаловке вроде Ичираку-рамена, потом шёл по каким-то своим делам в резиденцию Хокаге и оставался там до самого вечера, чтобы в потёмках пойти домой или же поддаться уговорам и пропустить со знакомыми-друзьями пару стопок саке. Впрочем, последнее случалось редко – Умино плохо переносит спиртное, и если употребляет, то в особых случаях – например если шиноби только пришёл с миссии, а дома у него темно и пусто, а товарищи, с которыми бы можно было скрасить одинокий вечер, разбрелись кто куда, Ирука, добрая душа, мог пошататься с ним по ближайшим барам, где его спутник наконец подцепил бы себе какую-нибудь девицу или же прибился к шумной компании. И тогда учитель со спокойной совестью шёл домой.
Впрочем, Ханаби не знает всех подробностей. Ей известно лишь то, что учитель нечасто так сильно задерживается. А уж тем более сидит и нервно вперивает взгляд в нечто, лежащее на учительском столе.
Девочка пару секунд колеблется, думая, вежливо ли будет по отношению к учителю зайти через окно, но Ирука поднимает голову, замечает её и говорит:
- Привет, Ханаби. Это ведь твои вещи?
Он кивает куда-то вглубь класса. Кажется, в сторону последней парты.
- Здравствуйте. Мои. Я возьму?
- Конечно, забирай.
На этот раз Умино улыбается по-нормальному, и Хьюга почти верит его улыбке. Почти – потому что натянуто, а Бьякугану положено замечать такие мелочи, и от возраста обладателя это не зависит.
Пока она медленно проходит к задним рядам, кто-то открывает дверь класса и зовёт Ируку. Тот быстро выходит. Кажется, Конохомару опять что-то выкинул.
Выходя из класса, Ханаби проходит мимо учительского стола, и взгляд невольно притягивается к столешнице. Детское ли любопытство? Взрослый ли интерес?
Исторический трактат. Или что-то подобное, но бумага очень старая. Кажется, прикоснёшься – разлетится серыми мушками пыли. Все листы исписаны запутанной вязью кандзи, которые не каждый ныне живущий сможет понять.
А посередине – развёрнутый свиток, на котором росчерками угольно-чёрной туши нарисован чей-то стремительно движущийся, а от того смазанный, силуэт. И шесть ярких точек – алых запятых.
На серые глаза с тонкими кругами, идущими от центра, Хьюга, разумеется, не смотрит.
По дороге домой девочку преследует ощущение слежки, а так же того, что она спит и с минуты на минуту проснётся в собственной комнате
Но этого не происходит, а Ханаби позарез не хочется сейчас видеть кого-нибудь из родни.
Поэтому даже соглашается, когда Моэги и другие одноклассники зовут её к себе.
Ведь весь класс знает – лучшего АНБУ для их игры, чем Ханаби, им не найти.

Досрочный выпуск... Гений...
Итачи... Так похожа...
Новый Учиха Итачи...

Ханаби слышит вокруг себя шепоток, мерзкий и липкий, хотя, возможно, она должна гордиться тем, что её сравнивают с «тем самым Учиха Итачи». Отец вот гордится, это видно. Ей видно, не другим. То, что Итачи – гений, никто отрицать не мог, чтобы он там ни сделал.
А девочке не нравится. Такое чувство, будто все только и ждут, что она возьмёт катану и пойдёт косить ею свою родню.
Бррр...
Но сейчас Хьюга не будет ни на кого оборачиваться. Как и всегда, а сейчас она так устала, что желание только одно – доплестись до дома. Досрочный выпуск из Академии это не шутка, и экзамен гораздо сложнее, потому что выскочек, возомнивших себя гениями, не любят.
А Ханаби не гений – Ханаби просто очень старалась и добилась-таки своего: пальцы мёртвой хваткой сжимают протектор.

Сожри его, Баку-сан, просто сожри, чтоб я его не видела!***
Ну, пожалуйста.
Неужто меня нельзя оставить в покое даже во сне?

Видимо, Баку-сан не голоден или же просто не хочет давиться доспехами. Но, наверно, беззвучная мольба Ханаби невероятно сильна, и ей даруется катана.
Катана короткая, ирреально лёгкая, хотя не ей судить – Хьюга никогда раньше не держала в руках холодного оружия, кроме разве что куная или сюрикена. Но металл блестит на невидимом солнце, рукоять приятно лежит в ладони, а кончик бритвенно-острого лезвия упирается в горло врага.
Или не врага?
Она сразу же узнаёт его: латы, накидка, монашеский посох да стоптанные сандалии, - не узнать нельзя, хотя и есть некоторые различия – плащ проще, без нашивок, волосы каштановые... Вот только образ всё равно размытый и непонятный. Кажется, исчезнет – и его внешний облик тут же сотрётся из памяти.
Но вот глаза... На это раз Ханаби их видит.
На этот раз они её гипнотизируют.
Кажется, она не так давно где-то читала, или, быть может, отец рассказывал про какое-то древнее доджитсу, чьё описание подошло бы под них, но девочка не вспомнит сейчас название даже под страхом смерти.
Тёмно-серая радужка зрачка настолько широкая, что белок видно лишь в уголках, а зрачок наоборот слишком маленький, почти точка, от него, расширяясь, расходятся концентрические круги, словно от камня, нарушившего спокойствие водной глади.
У Ханаби кружится голова. Она внезапно чувствует неодолимое желание нажать на эфес,**** направляя клинок вперёд. Хьюга почти видит, как острие легко вспарывает тонкую кожу чуть выше ярёмной впадины, как густая тёплая кровь вытекает из раны, как сладкая дрожь наполняет её тело...
- И откуда такая кровожадность? – спрашивает почти жертва, когда девочка, облизнув пересохшие губы, уже чуть вдавила в чужую шею меч, а кадык под ним слегка вздрагивает.
Но голос отгоняет странное наваждение. Хьюга усилием воли заставляет судорожно напрягшиеся мышцы расслабиться и отступает назад, вставая в основную стойку техники Мягкого касания, импровизировано вплетая в неё оружие.
- Никогда раньше не пользовалась катаной? – спрашивает воин.
- Не твоё дело, - огрызается Ханаби.
Она злится, сама не зная почему, но от её слов веет ледяным стеклом, острым и холодным.
Такой голос не бывает у тех, кому едва исполнилось двенадцать лет. Особенно у девочек, но уж кого-кого, а его обладательницу мало волнует.
- Убирайся, - приказывает Хьюга.
- Это твой сон; захочешь - я исчезну, - мягко говорит он.
- А ну!.. – прикрикивает она. – Ты не более чем галлюцинация.
- Галлюцинация? – кажется, он искренне удивляется.
- Угу. Так что давай, испаряйся по-хорошему, - бурчит Ханаби, но уже более дружелюбно.
- Но я не могу.
- Тогда молчи.
- М?
- Заткнись.
Катана вновь оказывается в опасной близости от его горла. Галлюцинация он или нет, но это действует безотказно.
- Хорошо-хорошо. Я буду молчаливой галлюцинацией.
Мужчина садится на «пол», скрестив ноги, и одновременно с этим для удобства перетаскивает посох вперёд, кладя его к себе на колени, словно оружие наизготовку. Это смешно, посох не может быть оружием, но воин проделывает всё это одним неуловимым для глаза простого смертного движением, поэтому Хьюга поудобнее перехватывает рукоять.
А то мало ли что выкинет эта галлюцинация, хоть и молчаливая, хоть и не представляющая никакой опасности.
По странной закономерности Ханаби никогда не снились какие-то волшебные сны. В них могло происходить чёрти что, но она не летала, не обладала невероятными силами, а оружие имело вес.
Рука девочки потихоньку начинает ныть - клинок тянет запястье вниз.
- У этого меча баланс смещён, да и яблоко тяжеловато.**** Перемести руки ближе к гарде, так легче держать будет, ***** - говорит тот, на кого этот меч и направлен.
Девочка уверена, что лезвие не сместилось ни на сантиметр ниже, что рука предательски не дрожит. Значит, этот воин действительно наблюдательный. Тот же факт, что оружие угрожает его подобию жизни в этом сне-видении, мужчину мало волнует. Если и так – то его выдержке можно только позавидовать. Или же опыту – в противовес отсутствия оного у Ханаби.
Кто знает, может у него действительно есть право носить этот посох...
Глаза воина закрыты, он чему-то улыбается.
Знать бы чему.
- Чему ты радуешься?
- Да ничему, вроде.
- Тогда почему улыбаешься?
Он не отвечает, но улыбка плавно перетекает в усмешку.
Хьюга щурится. Она очень не любит, когда её не воспринимают всерьёз, хотя и нет пока причин к ней так относиться.
Нос не дорос, как поговаривают некоторые.
Он смеётся – тихо, зыбко.
- Можно тебе кое-что сказать? – открывает глаза, и Ханаби чуть снова не попадает в их гипнотический омут, держится на самом краю. – Всего пару слов.
Девочка медленно кивает. Катана слегка опускается.
- Собака. Тигр. Змея. Паук. Магнит. Призыв. Человеческая кровь и земля. Крови чуть-чуть, брызнуть в воздух.
- Что это значит?
- На всякий случай, - он пожимает плечами и вновь улыбается.
Брови Хьюга сходятся на переносице, и она со злорадным мысленным вскриком: «Вот тебе», - пронзает воина насквозь.
Ни крови, ни сопротивления движению нет. Мужчина просто растворяется, на мгновение встретившись с ней взглядами.
Плечи девочки отпускаются. Она тяжело дышит, словно только что несколько раз оббежала вокруг Конохи.
Девочка швыряет катану куда-то за спину, надеясь услышать звон.
Тишина.
Нет, она не дура, а к урокам истории никогда не относилась с пренебрежением.
Ханаби прекрасно знает, с кем сейчас говорила. Но лишних вопросов не задаёт – отец в своё время славно постарался, чтобы отучить её и Хинату от этого бесполезного, а порой и опасного занятия. Даже если эти вопросы некому адресовать, кроме как самой себе.
Как же она устала...
Даже поспать нормально не дают.

* Посох монашеский - одна из обязательных принадлежностей буддийских монахов. Классический раннебуддийский посох делался из дерева и увенчивался металлическим навершием, на которое насаживались 12 металлических колец (по числу 12 нидан — причин, ведущих к бесконечной цепи перерождений), издававших мелодичный звон при ходьбе. Основное назначение Посоха — предупреждать этим звоном все попадающиеся на пути идущего монаха живые существа (мелких животных, насекомых и т. п.) и тем самым дать им возможность избежать участи быть раздавленными, а монаха избавить от невольного преступления — убийства живого существа.
**Ситифуку-дзин — семь божеств, приносящих удачу в синтоизме.
*** Баку - пожиратель снов. Согласно японским легендам, после пробуждения от плохого сна, нужно трижды крикнут «Баку съешь!» и тогда мифологический пожиратель снов освободит вас от плохих сновидений.
**** Эфес — всё то, что не является непосредственно клинком.
*****Яблоко — противовес, предназначенный для улучшения баланса меча. На японских мечах эта деталь выражена слабо из-за большой длины рукояти по отношению к клинку, то есть роль яблока как противовеса выполняет сама рукоять. Но на европейских мечах с более короткой рукоятью яблоко в большинстве случаев очень хорошо заметно.
******Гарда (цуба) — часть меча, отделяющая рукоять от клинка. Основное предназначение цубы в конструкции японского меча — ограничитель, не дающий рукам соскользнуть на клинок и порезаться.