Алая нить. Танец с прошлым.

Десять лет спустя.

- Мама! Ма-а-м!..
Голос сына доносится до Ханаби откуда-то издалека. Женщине не хочется выныривать из своих солнечных снов, поэтому она только морщится, надеясь, что её оставят в покое.
- Ну м-а-а-м! Про-сы-пай-ся! А не то я папу позову!!
Папа – это плохо. Папа будить не умеет, поэтому Ханаби нехотя разлепляет глаза и с удивлением обнаруживает себя не в спальне, а на кухне, лежащей головой на стопке отчётов.
Женщина зевает, потягиваясь, и треплет сына по голове. Тот морщится и выворачивается от прикосновения.
- Ты ведь не забыла, какой сегодня день? – со всей серьёзностью спрашивает он.
- Конечно же нет. Иди, поиграй на улице, я скоро.
- Хорошо.
Мальчик хватает со стола оставшийся с завтрака бутерброд и быстро выбегает за дверь.
- Рикудо, не смей выходить без шарфа!!!
Но тот уже успел сбежать. Ханаби качает головой: заболеет ещё, возни потом.
Женщина, смотрясь в зеркальную поверхность дверцы кухонной полки, тщательно стирает с щеки отпечаток чернил и берёт в руки стопку бумаг, за разборкой которых и заснула. Ханаби ругает про себя мужа, которого после миссий, даже самых коротких, всегда тянет болтать. Вот и вчера – вернулся в два, так они и просидели несколько часов. Неудивительно, что её сморило.
Отнести отчёты наверх ей не дают руки, обхватившие со спины.
- Конохомару, пусти.
- Не-а. Выспалась, соня?
- Нет, конечно. Ты у меня ещё за это ответишь.
Конохомару урчит, прижимает её к себе покрепче и коротко целует в макушку. Ханаби не видит этого, но его широченная улыбка витает в воздухе, мешаясь с запахом грецкий орехов. Этот вечный запах, наверное, никогда не выветрится ни из их дома, ни из её жизни.
Сейчас конец ноября, через пару дней зима, но в Конохе только-только начинает выпадать первый снег, чтобы растаять от соприкосновения с тёплой размокшей землёй. Даже листья ещё держатся. Это любимое время года госпожи Сарутоби, вот только муж жалуется, что она грустнеет.
- Ханаби, а он...
- Ты уже миллион раз спрашивал, - Ханаби изворачивается и берёт его лицо в свои ладони, заглядывая в глаза. – Тот человек умер. Очень давно. И сейчас мой муж – ты. Думаешь, я бы вышла за тебя, если бы не любила?
- Ну ладно, извини, - её снова сгребают в охапку.
Ханаби всегда немного стыдно за вынужденное враньё тому, с кем решила разделить жизнь.
Но объяснять ему, что её первая и последняя настоящая любовь никогда и не была живой? Нет-нет, она не сможет... Вдобавок, тогда придётся признать, что Конохомару она любит совсем по-другому, не так: с ним хорошо, спокойно и лучшего и желать нельзя.
Вот только...
Женщина тяжело вздыхает, зная, что это от Конохомару не укроется. Он вообще замечает и понимает гораздо больше, чем говорит.
С улицы доносится детский смех.
- Помнишь, как давали ему имя? – спрашивает Конохомару.
- А что тут такого? – она пожимает плечами.
Муж смеётся ей в затылок. Вспоминает.
Нет, когда Конохомару подключил к этому важному процессу Наруто, и они вдвоём решали, в честь какого из Хокаге назвать её тогда ещё нерождённого сына, это было забавно. Но в тот момент, когда Ханаби, держа на руках новорождённого, ледяным тоном сообщила счастливому папаше, что её сын будет носить имя Мудреца Шести Путей, даже Удзумаки – и тот присвистнул. Впрочем, возражений она бы не приняла.
Кто-то говорил, что молодая мать замахнулась слишком на многое, позарилась на святое.
Кто-то говорит это и сейчас.
Её абсолютно не интересует мнение этих людей.
- Пусти, - повторяет она. На этот раз кольцо рук размыкается.
- Идёте к Хинате?
- Да, Рикудо давно у неё не был.
Ханаби ловит его взгляд, возводит взгляд к небу – ну что за ребячество – и целомудренно целует Сарутоби.

Так-с, муж дома, вероятно, отсыпается, а сын у сестры. Ненадолго, конечно. Но может же она немного времени посвятить самой себе?
Ноги сами несут Ханаби туда, куда нужно.
Её цель – старый, много лет назад заброшенный полигон. Здесь уже давно никто не тренируется, только дети иногда играют, но не в такую погоду – когда промозглый воздух норовит забраться под ткань одежды, а каждое углубление превращается в лужу.
Пушистые снежинки, зародившиеся в толстом слое низко нависших облаков, похожих на серую вату, медленно оседают на землю.
Женщина тянет к ним руки. И вдруг её ступни отрываются от земли, и Ханаби, смеясь, поднимается на несколько метров над землёй. Её кружит вокруг себя в ореоле редких белых хлопьев; невидимые руки мягко и легко поддерживают, душу переполняет чувство какого-то очень глупого детского счастье, а сердце колотится быстро-быстро.
Всё же летать – это очень здорово.
Но, к сожалению, это никогда не длится долго.
Когда ноги Ханаби вновь касаются земли, она улыбается с лёгким оттенком грусти, прощается с этим местом до следующего года и идёт обратно, к семье. Госпожа Сарутоби, бывшая Хьюга, будет улыбаться им, а все удивятся – почему это такая радостная и куда делась её обычная строгость?
Хотя, наверное, в какой-то момент Ханаби не выдержит и будет горько плакать.