Человеческие руки

Мы умерли в тот день оба. Наши тлеющие останки унёс в безумном танце ветер, рассыпал их по миру, не оставил шанса на спасение. Мы убили друг друга в ту ночь одним лишь твёрдым взглядом наших пустых глаз, которые заледенели, перестали что-либо отражать.
Мы слепы.
Мы сломлены.
Мы мертвы.

Саске проснулся от легкого прикосновения к его коже. Слабо приоткрыв глаза, он увидел зыбкие очертания округлых линий и мерцающих на голубом полотне матовых жилок. Взгляд всё еще сонно скользил по размытой, словно акварель на мокрой бумаге, поверхности чего-то хрупкого и сухого, как осенняя опавшая листва. Когда осколки исчезающего черного сна покинули воспаленный мозг, картинка вдруг стала отчетливо яркой и ясной: исчезла туманность и хаотичное смешение красок. Юноша увидел на кончике своего носа небольшую бабочку с лазурными крыльями, которые отливали стальным блеском на холодном свету утра. Крылышки красавицы неуверенно подрагивали, словно стремясь через секунду расправиться и замахать, танцуя в полете. Учиха побоялся тревожить покой бабочки и замер, чтобы не спугнуть ту. Как знать, быть может, она так же, как и он, устала, сбилась с пути, потеряв где-то вдалеке родных, оставив друзей и улетев куда-то в неизвестность. И вот теперь сидит на его лице, обдавая кожу свежестью, что принесли ее яркие крылья.
Когда-то, в его потерянном детстве, он гнался за бабочками. И не мог поймать ни одну. Теперь это легкое и хрупкое, словно балерина, существо само прикоснулось к нему, показав картинку, что померкла от времени в его памяти, словно пожелтевшая фотография.

- Братик, посмотри, как красиво! – невольно ахнул Саске, широко раскрытыми глазами оглядывая цветущую полянку, над которой кружились бабочки.
Итачи на восклицание брата лишь снисходительно улыбнулся. Вид порхающих хаотично насекомых не мог тронуть его рассудок, который теперь очень часто бывал накален, словно железо, до предела. Тяжелые думы, заполонившие мозг, не позволяли более чему-то радоваться и грустить, вытеснив из души всё человеческое, что тлело сейчас в сердце.
Но ребенок не в силах понять забот взрослых, поэтому Саске продолжал смотреть на танцующее и пышущее море красок. Бабочки всевозможных расцветок и форм хрупких крылышек кружились над головками цветов, которые тянулись к ним, словно к солнцу. Легкое движение ярких пятен в воздухе вызывало вспышку восторга в детском сознании. Саске не мог взять в толк, почему эти существа настолько легки, настолько красивы, настолько мечтательны. Настолько непохожи на других.
Детские ручонки невольно потянулись вверх, в самый поток разрывающих воздух разноцветных крыльев. Если бы поймать хоть одну! Дотянуться, взглянуть поближе! Но его сил явно не хватало. Пальцы неуверенно хватали лишь зыбкую пустоту, застрявшую в воздухе после того, как крылатые танцовщицы в страхе разлетелись от человеческих рук. Мальчик грустно взглянул вдаль, туда, где теперь порхала стайка красавиц. Опустил ладони, грустно взглянул на брата. Он большой и сильный, он точно сможет поймать ему одну, тут же догадался Саске. И спросил:
- Поймаешь бабочку? Хоть одну, самую малюсенькую?
Итачи взглянул на мальчика, улыбнулся легко и нежно, как всегда улыбался брату, и проговорил с дрожащими нотками печали в голосе:
- Их трудно поймать. И лучше не стоит этого делать. Они быстро умирают от… человеческих рук.
Последние два слова Учиха не произнес, а выплюнул в злобном остервенении сквозь стиснутые зубы, сжав пальцы.
Саске вздрогнул и посмотрел на свои ладошки, которые еще недавно пытались схватить ускользающую легкость и красоту. Человеческие руки… Еще незапятнанным сознанием ребенка мальчик понимал, что в этих двух словах заключается что-то страшное, что разрушает всё красивое, всё живое...

Как широка стала грань между тем незнакомым мальчиком, что потерялся на дороге жизни, и им теперешним – преступником, убийцей. Брат был прав, когда говорил, что человеческие руки разрушают, убивают, несут страх, сеют ужас. Саске, не двигаясь, перевел взгляд на свои ладони, взглянул из-за очертаний лазурных крыльев на них, расслабленно покоившихся на коленях. Совсем как тогда. Всё то же непонимание. Но теперь непонимание другого: почему именно его руки? Почему именно его пальцы? Давным-давно они ловили на залитом солнцем поле порхающих бабочек, сейчас они побагровели от крови, теперь они способны лишь крепко сжимать катану.


Мы были некогда счастливы. На наших бледных лицах играл свет, они были теплы от прикосновения щедрого солнца.
Мы некогда улыбались. Только от того, что видели мир прекрасным и безоблачным. Узнавали что-то новое. Проказничали вместе.
Мы некогда смеялись. От наших детских шуток, от безудержного детского веселья.
Мы некогда были счастливы… Всё это превратилось в иллюзию.
Мы некогда улыбались… Теперь мы делаем это безумно, словно гиены, почуяв запах свежей падали.
Мы некогда смеялись… Сейчас мы способны смеяться лишь от падающих на пыльную землю окровавленных тел, от сумасшествия, что обвивает тело подобно змее.

…Жаль, что нельзя ловить бабочек. А как было бы здорово подержать хоть одну в руках! Как было бы замечательно подарить ее маме! Ведь мама красивая. А красивых людей всегда окружает всё красивое, он это точно знал.
- Братик, а почему они умирают? – грустно спросил Саске, не желая смириться с правдой.
- Потому что всё живое умирает от человеческих рук, - ответил Итачи, улыбнувшись снисходительно.
Мальчик не понимал. Неужели и правда всё погибает из-за человека? Неужели человек настолько плохое существо? Вот ведь мама, например. Она ведь никогда никого не убивала. Даже мух, случайно залетавших в комнату. Она просто гнала их полотенцем из дома, но никогда не уничтожала. И у мамы нежные и теплые руки, которые только создают тепло, а не губят что-либо. Ведь Итачи такой же. Никогда Саске не видел, чтобы братик кого-то убил, сделал кому-то больно. И даже папа. Вечно строгий и молчаливый папа не способен на убийство.
- Неправда! – запротестовал мальчик, глядя на брата сердито.
Итачи улыбнулся, словно всё знал и понимал. Будто слышал мысли Саске и соглашался с ними.

Если бы в то время жизнь не была настолько безоблачной и яркой, как та стайка бабочек, то он, возможно, понял бы в тот момент, что все люди – убийцы.
А бабочка всё не улетала. Сидела на кончике его носа, легонько расправляя крылышки, словно смахивая с них утреннюю росу. И всё-таки как красиво это существо! Лазурные крылья с жемчужными жилками, что глянцем блестят и выделяются на крылышках молочными струйками. Почему всё прекрасное вызывало у Саске чувство отвращения и желание уничтожить? Разве может быть в мире что-то прекрасное, если в нем столько крови, боли, страдания и одиночества?
Если подумать, он ненавидел бабочек. Легкие, словно перышко, они не ведали забот, перелетая с цветка на цветок, беззаботно кружась в воздухе. Еще тогда, когда он увидел поляну, залитую светом, на которой порхали мириады разноцветных точек, у него в душе поселилось непонятное щемящее чувство. Он чуял, словно волк свою добычу, что вскоре что-то случится. Но не придавал этому большое значение, ведь что может плохого произойти с ним, с маленьким мальчиком, у которого есть братик, готовый защитить и сберечь?

Наши улыбки превратились в блеклую тень. Наш смех обратился в пепел.
Всё умирает. Всё умрет. От наших рук.
Пыль – это останки некогда живого существа. Мы дышим пылью, она – наша сущность.
Наши души обратились в пепел.
Мы – стервятники, что питаются падалью.
Мы усопшие.


Всё живое умирает от человеческих рук. Саске прекрасно уяснил этот урок, который преподал ему Итачи. Он даже благодарен брату за это – тот был прекрасным учителем.
Осторожно, чтобы не спугнуть хрупкое существо, которое уютно устроилось на его носу, Учиха поднес ладонь к лицу. Взглянул на бабочку, на ее большие лазурные крылья, матово светящиеся на солнце. И стремительно схватил танцовщицу пальцами. Она трепетала в его руках, билась, пытаясь вырваться. Но что ее жалкие попытки перед силой человеческих рук? Саске крепко сжимал одно крыло существа, безразлично наблюдая за тем, как трепещет второе крылышко, пытаясь унести безвольное тельце прочь от опасности, от смерти, что ярко предстала перед ней, обнажив крылья еще красивее, еще больше и сильнее, чем у нее самой.
Наконец юноше надоела это борьба, и он сжал в ладони хрупкую фигуру насекомого. Хрустнули крылья. Парень разжал кулак. На бледной коже лежали кусочки некогда прекрасной бабочки. Похожие на осколки цветного стекла, рваные крылья по-прежнему блестели на солнце. Учиха смахнул с рук кусочки мертвого существа и поднялся с места, ступив ногой туда, где валялся разноцветный мусор, недавно еще бывший чем-то живым.

Человеческие руки сеют ужас и разруху.
Человеческие руки убивают всё живое.
Сила человеческих рук страшна и всепоглощающа.
Руки, принадлежащие человеку, - самое страшное оружие, которым могла наградить Природа.