Четыре стены отчаяния

Мадара замер и прищурился, внимательным взглядом следя за девушкой, бегущей к Сакуре. Он знал практически всё и о розоволосом медике, и о настырной блондинке. Наблюдал, старался узнать как можно больше. Сакура Харуно – главврач Коноховской больницы, которая, в общем-то, довольно-таки часто мелькала в поле зрения Учиха. Понятное дело, что мужчина даже как-то неожиданно для себя осознал тот факт, что юная особа привлекала Мадару. Да и он, собственно, не противился этому. Даже ему порядком надоели одиночество и свора детишек, которая мелькала перед ним слишком часто, чем ужасно раздражала. Веселая ребетня обычно замолкала, хватала свои игрушки и разбегалась по сторонам, когда на горизонте появлялся он. Другого ожидать не приходилось, пусть и времени прошло немало. Учиха буквально ощущал, как последние пару лет его протыкают ненависть и косые взгляды, мельком брошенные прохожими. Его ненавидели, его боялись и презирали. Вот только у Харуно не тряслись коленки, не потели ладошки и не бегали глаза, когда он стоял слишком близко. Девушка осмеливалась грубить и пререкаться, дерзить и относиться к брюнету пренебрежительно. Будто стараясь разозлить, она всегда смотрела прямо в глаза, мрачно и немногословно отвечала на вопросы и говорила с издевкой, небрежно откинувшись на спинку стула или уткнувшись в бумаги. Победив в Четвертой мировой, Учиха получил практически всё, что только можно было хотеть. Сакура Харуно, однако, упорно не поддавалась, продолжала язвить и явно выказывала своё отвращение к его персоне.

Блондинка, запыхавшись, подскочила к куноичи, схватила её за руку и потянула за собой. Её гневный, даже в какой-то степени обиженный крик, похоже, слышала вся округа. Когда медик не поддалась, Яманако зло топнула ногой и несильно толкнула подругу. Подул ветер, а фонарь, под которым стояли медики, замигал.

– На свидание, живо! – взревела девица и вцепилась в плечи Сакуры.

Учиха усмехнулся и положил подбородок на сцепленные в замок руки. Эта назойливая пигалица слишком яро интересовалась личной жизнью подруги и постоянно подстёгивала её, если та раздраженно поджимала губы и отказывалась идти. Сакура предпочитала проводить время в больнице или в лаборатории, много времени уделяла пациентам, книгам и медицине. Крайне редко выбиралась на ночевку к подруге или пьянку, устраиваемую друзьями. Зеленоглазая от ухажеров небрежно отмахивалась да пыталась скинуть их на Ино, что, по правде говоря, получалось у неё хорошо. Учиха лениво вдохнул прохладный вечерний воздух и расслабился: уж если Харуно и удастся посвятить своё время кому-то из мужчин, то это определенно будет он. И никто другой. Черноокий брюнет навсегда запомнил те резкие перемены в выражении её лица, когда, заявившись к ней в кабинет под конец смены, пригласил медика прогуляться. Сначала она растерялась и даже ущипнула себя, но не прошло и пары секунд, как растерянность сменилась на ярость, и главврач, раскрасневшись, запустила в него стулом. Ему нравилось то, как отчаянно она сжимает кулаки и кусает губы, стоит ему только переступить порог её кабинета.

Краем глаза заметил убегающую блондинку, которая едва ли не светилась от счастья, и Сакуру, направившуюся в больницу. Легко спрыгнул с крыши и, бесшумно приземлившись, последовал за зеленоглазой особой. Зачем тянуть кота за хвост, когда ты уверен в себе? Когда у человека есть дела, он обязан их сделать. А если у него что-то болит или есть отговорки, то это уже его проблемы, медлить из-за которых у него права нет. Так если нет проблем, отговорок и причин, то этим вечером Учиха принесет с собой большие перемены. Перемены, которых девушка явно не будет ждать. Перемены, которые радикально изменят её жизнь.

– Проваливай. – В голосе нескрываемое пренебрежение.

Он цокнул и вошёл, тихо закрыв за собой дверь. Харуно подписывала какие-то бумаги и, видимо, решила, что визитёр не достоин даже взгляда. Она снова поджала губы и насупилась, сильнее стиснула ручку пальцами и напряглась. Медленно приближаясь к столу девушки, Учиха тщательно наблюдал за каждой переменой в её поведении. Сакура отложила подписанный лист в сторону и тонкими пальчиками ухватилась за другой, по-прежнему не желая обращать внимание на индюка, почтившего своим присутствием её скромную обитель. Его шаги действовали на нервы и в тишине казались раскатами грома, предвещающими беду. Высокую, широкоплечую, наглую беду, от которой, к несчастью, никуда не деться. Зеленоглазая открыла рот. Но с губ не сорвалось ни звука. Она только шумно выдохнула и насупилась, пытаясь побороть мерзкое желание немедля подорваться со стула и сбежать. Когда шиноби подошел к столу и уперся в него руками, нависнув над медиком, Харуно резко вздернула голову и уперлась в него гневным взглядом.

– Мне повторить? – зашипела она. – Убирайся!
– А ты мне нравишься, – бросил мужчина, наклоняясь к лицу зеленоглазой и ухмыляясь.
Сакура дернулась и заторможенно моргнула, стараясь осознать суть его слов. Фыркнула, встала из-за стола и прошествовала к двери, гордо вскинув голову. Открыла дверь и мотнула головой, мысленно приготовившись либо бежать самой, либо выталкивать его насильно. «Выталкивать, ага!» – она закатила глаза и шикнула, понимая, что, скорее всего, придется бежать. Учиха спокойно обошёл рабочий стол и сел в её кресло, по-хозяйски откинувшись на спинку и взяв в руки бумаги. Он быстро пробежался взглядом по строчкам, но через пару секунд опять поднял взгляд на девушку.
– Будет лучше, если мы спокойно поговорим, – холодно произнес он.
– Какого чёрта тебе надо, индюк напыщенный? – громко хлопнула дверью и быстро зашагала к столу.
– Вообще, пришёл я за тобой. – Отложил бумаги и протянул руку Харуно, проигнорировав вялую попытку уколоть его.

Девица прищурилась и грубым движением оттолкнула мужскую руку. Куноичи раздражало его присутствие, но ещё больше бесило то, что он был не намерен уходить. «Развалился тут, Мистер Хладнокровность!», – сощурив глаза, мысленно проворчала медик. Непринужденный женский крик резанул по ушам, когда Учиха грубо схватил её за шею и припечатал к стене. Быстро, он сделал всё слишком быстро. Харуно поморщилась от тупой боли в затылке и спине и инстинктивно впилась ногтями в кисть мужской руки, жадно и шумно вобрав ртом воздух. Учиха грозно упёрся в неё взглядом и поджал губы. Её незаинтересованность и полное игнорирование его присутствия подействовали сильнее, чем неугомонные попытки посильнее задеть. «Доигралась!» – тихо зашипел внутренний голос, и куноичи осознала, что она боится. По телу пробежала дрожь, а девушка дернулась и вцепилась в его руку своей второй, чувствуя, как он сильнее сдавливает горло. Постаралась глубже вдавить ноготки в кожу рук и чертыхнулась, встретившись с его взглядом. «Шаринган?!» – зеленоглазая зажмурилась и брыкнулась. Учиха спокойно взирал на медика сверху вниз, скользя взглядом рубиновых глаз по перепуганному личику и пресекая попытки вырваться. Холодный пот прошиб тело, Сакура захрипела и попыталась вобрать ртом воздух, буквально слыша бешеный ритм собственного сердца. Мадара усмехнулся, наклонился к лицу девушки, внимательно следя за переменами её лица. Она распахнула глаза. Зрачки расширились, и глаза казались практически черными, безумными. Внутри плескался страх, который главврач пыталась подавить, не дать завладеть её разумом. Харуно напряглась, стараясь отодрать руку от горла, и жадно глотнула те крохи спасительного кислорода, практически недоступные ей сейчас. Упустила момент, когда мужчина наклонился слишком близко, и постаралась вжаться в стену, почувствовав на своих губах чужое горячее дыхание. Вновь лихорадочно задергалась и захрипела, краем глаз оглядывая интерьер в поиске того, что могло бы помочь, но, как назло, вокруг не оказалось ничего подобного.

– Не дёргайся, – хрипло прошептал он.

Между губами остаются считаные сантиметры, и Мадара немедля превращает расстояние в пух и прах, хищно впиваясь в губы. Горячий язык по-хозяйски проскальзывает между приоткрытых губ и скользит по нёбу, вызывая дрожь, табуном пробегающую вверх по позвоночнику. Харуно испуганно замерла, даже не моргала. А Учиха скользит по её языку своим, не отрывая взгляд алых глаз от глаз главврача. Организму не хватает воздуха, в глазах мутнеет, и куноичи хватается за плечи мужчины, силясь не упасть и смутно осознавая, что он убирает руку с шеи и хватает за волосы, оттягивая их назад. С губ срывается испуганный вздох, в ушах шумит. Стоило ему только отстраниться, и зеленоглазая шумно и жадно хватает ртом воздух и, опустив голову, старается оттолкнуть его.

– Отпусти. – Харуно почувствовала, как сильная рука брюнета грубо обхватила её за талию. Второй он начал перебирать мягкие волосы. – Уходи!

Вздрагивает, когда он неожиданно грубо оттягивает волосы назад, и девушка замахивается для пощечины. Рука не доходит до своей цели совсем чуть-чуть, он хватает её и, хмыкнув, молниеносно разворачивается, заламывая руку девушки ей за спину. Медик упирается свободной рукой в стол и хмурится, понимая, в каком положении находится. Учиха плотно прижимается к выгнувшемуся телу, утыкаясь носом в затылок и блаженно прикрывая глаза. По телу разлилась болезненная истома, когда округлый зад Харуно прижался к его паху.

– Я не люблю повторять, – тихо шепчет он, рукой скидывая со стола кипу бумаг и прочего ненужного хлама. – Не дергайся.
Решительно разворачивает Харуно и, повалив медика на стол, фиксирует руки над головой, крепко удерживая её две своей одной. Она испуганно охает и брыкается, старается пнуть брюнета, грозно шипит. А он лишь хватает свободной рукой за голень и прижимает коленом её ноги к столу. По телу распространяется вулканический жар, приятным покалыванием отзывающийся в теле.

– Чёртов ублюдок, – пронзительно взвизгивает медик. – Пусти, пусти меня!
Нависает над ней, облизывает в предвкушении губы, не сводя взор с раскрасневшегося лица. Брюнет требовательно прильнул к её губами, пресекая на корню отчаянную попытку закричать. Сильно прикусывает нижнюю губу, а потом медленно проходится по ней языком. Девушка вздрагивает, сжимает губы в тонкую полоску и отворачивается, не прекращая брыкаться. Мужчина жестко хватает за скулы и, повернув её голову, заставляет посмотреть в глаза.

– Сукин сын, – выплёвывает с нескрываемым отвращением в голосе. – Отпусти! Выблядок! Иначе…
– Иначе что? – он нагло не дал договорить. «Действительно, иначе что?», – розоволосая стиснула зубы и насупилась.
Мужчина надавил на скулы и вновь впился в губы. Жарко. Жестко. Требовательно. Горячо. Умело. Смял искусанные губы, пробравшись рукой под кофту. Завладел её языком и принялся посасывать, чувствуя, как в паху приятно покалывает. Горячей рукой задирает кофту, устами припадает к нежной коже на шее, жестко кусает и тут же зализывает. Грубо стиснул в ладони небольшую грудь и блаженно улыбнулся, услышав стон боли. Сжал зубами мочку уха так сильно, что выступила рубиновая капля крови. Каждой клеточкой организма ощущает жар и желание, немедля растекающиеся по венам вместе с кровью. Оставив засос на шее, освобождает женские руки лишь на пару мгновений и стягивает кофту. Харуно поджала губы и заёрзала, когда Мадара, практически рыча, начал спускаться безжалостными поцелуями к груди, оставляя за собой влажную дорожку. На посту сейчас только медсестра, и если закричать, то прибежит она нескоро. Харуно чётко осознала, что ей никто не поможет. А вырваться из хватки сильных рук было крайне трудно, если вообще реально. Почувствовав горячий язык, очертивший круг около пупка, она до предела втягивает живот, стараясь прервать контакт. Усмешка хлестнула по сознанию, пробудив панику, начавшую стремительно нарастать внутри. Глаза защипало, тихий всхлип вырвался наружу вопреки воли. Поперек горла встал ком, который, к несчастью, мешал дышать. Страх и ужас завладели разумом, захватили девушку в свой плен, не позволяя думать о чем-то, что могло бы отвлечь. Сакура в панике замотала головой и дико брыкнулась, но это не помогло, и юбка полетела на пол вместе с последним атрибутом нижнего белья. Наклонился и запечатал на припухших губах ещё один властный, требовательный поцелуй. Поцелуй, полный страсти. В нетерпении лишь приспустил штаны, вожделея быстрее оказаться в ней, быстрее подчинить. Он вошёл одним глубоким и рваным толчком, навалившись на девушку и плотно прижав её своим телом к столу. Медик рвано вскрикнула и выгнулась, закусив губу и зажмурившись. Боль царапнула своими острыми коготками, сорвав с женских губ громкий стон отчаяния. Учиха не позволил ей оправиться и начал грубо двигаться, врываясь в неё быстрыми и жесткими толчками. Намотав розовые волосы на кулак, дёрнул на себя, ненасытно толкнувшись бёдрами вперед. Жадно припал к губам, резкими, рваными движениями врывается в женское тело, до синяков сжимая бедро и впиваясь зубами в нежное плечико. Учиха двигался быстро и жестко, то до крови кусая её губы, то оставляя на шее яркие пятнышки болезненных засосов. Выходил почти до конца и тут же дерзко врывался обратно, утробно рычал, сильнее вжимая девушку в плоскость стола и прикусывая мягкую мочку уха. Властно и сильно сжимал запястья, зная, что позже останутся следы.

– Остановись! – женский визг неприятно резанул по ушам, и мужчина зажал рот главврача широкой ладонью, не желая, чтоб их услышали. Она выгнулась и мотнула головой, попытавшись стряхнуть слёзы, вытекающие из уголков глаз.
А он не останавливается, снова и снова ненасытными, острыми толчками буквально вдалбливаясь в её тело. Желая проникнуть ещё глубже, сильнее толкается бёдрами вперед. Оставляет полумесяцы укусов на шее и плечах и жадно хватает ртом воздух, стараясь сбавить темп. Его хриплые вздохи и её всхлипы слышатся издалека, и Сакура, сжимая зубы, впивается острыми коготками в свои ладони и дёргано вздыхает, когда его горячий и влажный язык скользит по щеке, слизывая соленые дорожки слёз.

– Ненавижу! – шепчет Харуно, а голос дрожит, выдавая весь ужас, бушующий внутри. Мадара лишь ухмыляется и кусает за язык, срывая с уст Сакуры громкий крик отчаяния. В очередной раз входит во всю длину и шипит от острого удовольствия, волнами накрывающего его, уносящего в океан жара, восторга и наслаждения. Наращивает темп, сжимает в ладони округлые ягодицы и шепчет её имя. Довольно растянув губы в насмешке, обжигает чувствительную кожу щёк горячим дыханием и продолжает мять ягодицы. Тянет за волосы, всё также намотанные на кулак и, скользнув носом по щеке, нагло выдает:

– Тебе нравится?

Куноичи взревела, поддалась вперед и вцепилась зубами в мужской нос, стискивая челюсти что есть мочи. Но отпустила практически сразу, с нехилой силой встретившись затылком с гладкой приветливой поверхностью столешницы. В глазах заискрилось, а низ живота резанула острая боль. Страшно, неимоверно страшно осознавать, что тебя как будто режут тупым ножом, а ты ничего не можешь сделать, стискиваешь зубы и терпишь.
Мадара прижался к припухшим губам, с силой раздвигая их и проникая вовнутрь языком, жестко сжимая женское личико за скулы и, естественно, не позволяя отвернуться. Ещё пара грубых рваных толчков - и мужчина позволяет себе скупой стон, выпущенный Харуно в губы. Он кончил, почувствовав, как впадает в нирвану. Сладострастная нега накрыла с головой, приятной судорогой растекаясь по телу, заставляя забыться. Учиха выпустил из кулака мягкие волосы и, уперев руку в её затылок, притянул медика к себе. Скромно поцеловал в висок и тут же уткнулся носом в плавный изгиб шеи, но уходить не спешил, а отпускать пленницу - уж тем паче.

Время шло, и Сакура дёрнулась, желая высвободиться. Мадара препятствовать не стал и сполз с женского тела, попутно застегнув штаны. Скользнул взглядом по куноичи и довольно отметил синяки и укусы, оставленные им на теле. Они ещё долгое время будут свидетельствовать о случае, произошедшем здесь, в её кабинете. Будут служить его меткой, свидетельствующей о том, что отныне принадлежит девица ему одному. Если Харуно, конечно, не залечит их, а она именно так и поступит. Мадара наблюдал за ней слишком много времени и знал о медике практически всё. Знал, что ей не требуется много сил, чтобы справиться с небольшими порезами или синяками. Знал, что она дёрнется и отодвинется, если прямо сейчас он попробует коснуться её.

– Исчезни, – срывающимся голосом выдала главврач, дрожащими руками поправляя кофту. Она закусила губу, устремив взгляд в пол, и тут же встала, когда мужчина направился к двери. Из последних сил старалась удержаться на грани, балансируя между истерикой и безумием. Натягивая вещи, найденные на полу у кушетки, рвано выдохнула, облизнув искусанные губы. Голова кружилась, быстрое сердцебиение пульсировало в ушах. Сакура сдавленно зашипела, натягивая юбку и ощущая, как саднит в низу живота и болят ягодицы. Вздрогнула и резко развернулась, услышав слова, небрежно брошенные мужчиной:
– Я вернусь, – спокойный, размеренный голос.
– Сволочь, – чуть ли не задыхаясь, выплюнула она и, подобрав в порыве ярости с пола вазу, швырнула её в обидчика. Послышался звон разбившегося о дверь стекла, и Харуно поджала губы, позволив жалкому хрипу вырваться из груди. Он ещё вернётся, куноичи не сомневалась.



Откинула в сторону больничную карту и быстрыми шагами направилась к шкафу. Выудила большую домашнюю аптечку из верхнего ящика и, не церемонясь, вытряхнула её содержимое на журнальный столик, стоящий рядом. Успокоительное, ей нужно успокоительное. Не найдя нужные таблетки, дрожащими руками толкнула столик и отползла назад, пряча обжигающие слезы, рвущиеся наружу. Её трясло, и она, подтянув ноги к груди, обхватила их руками, стараясь подавить головокружение и проглотить ком, вставший посреди горла. Отчаянно вскричала и зарыдала, крепче обхватывая себя руками. Сердце сжалось. Покачиваясь вперед-назад, Сакура схватилась за голову: боль, ужас, отчаяние, злоба – всё перемешалось внутри. Из горла вырвался хрип, а щёки защипало от слёз. В приступе паники Харуно начала задыхаться, словно кто-то сжал её горло в тисках, намереваясь задушить. С горла вырвался громкий отчаянный крик, а потом ещё один, ещё и ещё. Словно в бреду, одолеваемая мелкой дрожью, Сакура тихо шептала лишь одно: «Беременна». Вторила себе, как приговор. «От него!», – шепнуло сознание.
– От него, – рассеяно выпалила медик, прижимаясь лбом к коленям.

– Я знаю. – Харуно, с головой ушедшая в бумаги, вздрогнула и вскинула голову. Дыхание спёрло, и зеленоглазая поперхнулась. Его голос, грубый и властный - прозвучал в тишине кабинета слишком громко. Она знала, что он придёт. Она ждала его. Отложив бумаги, на ватных ногах Сакура осторожно встала, внимательно рассматривая мужчину. Прошло полтора месяца с того дня, когда он исчез, а она выплеснула терзающие её эмоции на стол, превратив его в груду щепок. Главврач с ужасом осознала, что теперь от него никуда не деться. Даже попробуй она сделать аборт, он бы появился нежданно-негаданно, она же набралась бы лишних проблем. Каждый день, возвращаясь сюда, с содроганием сердца вспоминала произошедшее и пыталась принять свою участь. Вот только выходило плохо, и медик раз за разом впадала в сильную истерику. Эти четыре стены были свидетелями её срывов и истерик. Эти четыре стены всегда будут хранить все слёзы, всю ненависть, жалость и злобу, вышедшую здесь наружу. Эти стены всегда будут напоминать о её крахе.
А в нём не изменилось абсолютно ничего, и сейчас, слушая тяжёлое дыхание и гулкий стук сердца в ушах, куноичи подошла к нему. Встала перед ним так, чтобы он не смог схватить её, если вытянет руку. Она волновалась, посему подпрыгнула на месте, когда он сделал шаг вперед и протянул ей руку. Учиха был спокоен и расслаблен, чего, как ни крути, о Харуно сказать было нельзя. Широкой ладонью к верху, он словно приглашал её. Вот только она знала, что выбора нет. Знала, что рыпаться поздно. Знала, что он подчинил её.

– Если процесс уже пошёл, мало что можно сделать, – довольно потянув уголки губ, тихо произнес он. – Да, Сакура?

***

Учиха устало зевнула и, направившись в кабинет мужа, бросила на стул фартук. В доме было подозрительно тихо, что не могло не настораживать. Сакура была слишком увлечена готовкой, поэтому не сразу заметила, что детские крики стихли, а на их место пришла непривычная тишина. Тишина, которая посещала этот дом очень редко. Размяла уставшие плечи и медленно побрела по лестнице вверх, пытаясь догадаться, что на этот раз могли разбить муж с сыном. Затишье чаще наступало тогда, когда что-то из её любимых вещей ломали. Вот и сейчас женщина настроилась на очередную поломку.

С самого памятного дня её жизни прошло пять лет, пять лет, о которых она никогда не будет жалеть. Это время, пожалуй, было одним из лучших времен её жизни. Женщина не обращала внимания на тех, кто был вокруг; ничуть не удивляли косые взгляды прохожих людей. Никто никогда не допускал даже мысли, что именитая ученица Цунаде свяжется с тем, кто когда-то принёс в их общий дом лишь ненависть, злобу, слезы, отчаяние и жалость. Быть может, стоило обращать внимание на то, что говорили люди, но ей было совершенно плевать на чужое мнение. Никто не смеет вмешиваться сейчас. Тогда, когда в её жизни появились любимый сын и строгий муж, считающий, что отпускать её на миссии или в больницу - пустая трата времени. «Ты нужна мне дома живой!», – всегда говорил он.

Сакура замерла на пороге и улыбнулась. Мадара сидел на полу и, мрачно сдвинув брови к носу, бегал взглядом по содержимому свитка. А сын… сын тянул отца за волосы и с довольной улыбкой держал в руках ножницы, тихо бурча «Отрезать!». Зеленоглазая охнула и дернулась к сыну. Выхватила из маленьких ручек ножницы и резким движением отвесила мужу мощный подзатыльник.

– Мадара, черт бы тебя побрал! – грозно зашипела женщина. – Такеши* всего четыре, не смей давать ему ножницы.

Учиха устало потер глаза, размял плечи и отложил свиток в сторону. Бумажные дела отнимали много времени, сил и внимания, поэтому не странно, что мужчина совсем и не заметил, как сын выкрал у него ножницы. Малец почему-то до безумия хотел хоть как-то навредить отцовской шевелюре. Брюнет оглянулся и тут же наткнулся на сына, наматывающего его густые волосы на руку, и на злой взгляд жены, смотрящей на него сверху вниз. «Ему почти удалось!», – хохотнул мужчина. Он ухмыльнулся и неожиданно дернул на себя Сакуру. Она рвано вдохнула и повалилась на мужа. Брюнет, крепко прижав женщину к себе, прижался своей щекой к её и откинулся назад, укладываясь на пол и утягивая зеленоглазую за собой.
– Побудь с нами, – хрипло прошептал он, целуя её губы. – Я соскучился.
Сакура блаженно прикрыла глаза и поёрзала, удобнее устраиваясь. В последнее время глава семейства действительно уделял им мало времени, подолгу заживаясь за делами деревни и засыпая в обнимку с кипой бумаг. Он уставал и чаще просто обменивался парой фраз с сыном и Сакурой и уползал спать.
Такеши, завидев, как отец обнял мать, тут же откинул его волосы в сторону и направился к ним. Нахмурившись и забавно сморщив носик, он присел рядом с родителями и, гонимый детской ревностью, толкнул отца в бок.
– Мама моя! – вскрикнул он и тут же прижался к женщине, показывая язык отцу.
Учиха лишь насмешливо улыбнулся, крепче обнимая жену и вдыхая любимый запах её тела. Сакура улыбалась, а Такеши не переставал дразнить отца и крепко обнимать мать. Мужчина щёлкнул ребенка пальцами по лбу и, улыбнувшись, тихо проворчал:
– Наша.

Такеши (武)* – японское имя означает «Воин».