Чудо

Сакура жадно впилась взглядом в таблетки, лежащие на столе. Она заламывала руки, сдерживаясь от внезапно возникшего желания взять и растерзать эту пачку.
Она боялась. Саму себя, свои собственные мысли, и не понимала, что с ней происходит. Реальность стала вмиг какой-то другой. Ненастоящей и фальшивой. Что ей вкололи? Что ей дала эта медсестра, чёрт побери?
Она сидела на холодном полу. Ледяной кафель резал кожу, она видела своё отражение в ровной глади пола. Её колотило, больничная рубаха сползла с плеча, но девушка не спешила её поправлять. Она была в ужасе, в страхе. Ей одолела паника.
Сознание помутилось, Сакура отдавала себе отчёт только в том, что ей страшно.
Страх сковывал всё, он парализовал конечности, казалось, даже кровь перестала поступать к сердцу.
Однако кровь циркулировала с невероятной быстротой, неся с собой львиную дозу адреналина. Но девушке было страшно. И только это она сейчас понимала.
Ей надо было как-то уйти из этого состояния абсолютной паники. Она продолжала сверлить нетвердым взором <пачку> таблеток, пыталась оторвать ладони от пола, но они словно свинцом налились. Она тянулась всем своим телом к мятой упаковке, лежащей недалеко от неё на холодном безразличном кафеле больничной палаты.
Её губы дрожали, отчаянно пытаясь поймать частички ускользающего кислорода. Душно и тяжело. Дышать было невозможно, но она пыталась эта делать. Чувствуя, как бешено колотится сердце, она вдыхала и выдыхала воздух, пытаясь жить.
А безразличная к её судьбе и её состоянию пачка таблеток лежала на полу, неподвижная, немая, неодушевлённая. Сакура продолжала вытягиваться всем телом вперёд, по-прежнему не отнимая потные руки от пола. Она боялась их отстранить. Она боялась упасть.
Место укола на ноге ужасно саднило. Проклятая медсестра, вколола его не туда, куда надо. Хотя Сакуре было лучше, чтобы ей вообще не делали этих уколов. Она боялась заснуть.
Девушка не знала, что теперь будет. Снотворное уже начинало действовать, веки слипались, но тело боролось со сном. Она боялась засыпать. Боялась вновь видеть один и тот же сон.
Ресницы тяжелели, казалось векам тяжело их было держать, они закрывались. Перед глазами всё плыло, и пачка таблеток – её последняя надежда – была в нескольких сантиметрах от неё. Желанная, но ускользающая надежда. Её последний шанс.
Она не знала, что это за таблетки. Она не понимала, как они оказались на полу, она забыла, почему она сейчас тянется к ним, почему всё тело колотит, почему руки её не слушают.
Голова налилась свинцом. Шее было сложно удержать её, мокрые от пота пряди шелковистых волос падали на лицо, застилая и так уже затуманенный взгляд. Она почувствовала, как локти сгибаются под тяжестью воздуха. Да, атмосфера в этой белоснежной больничной палате стала тяжелой.
Сакура проваливалась в сон.
А ещё она боялась.
Последняя попытка. Девушка отчаянно пытается справиться с собственным телом, но внезапно, словно марионетка, у которой оборвались нити, она упала на пол, лицом на белоснежный ледяной кафель.
Последнее, что она чувствовала – был страх и горячие слёзы, покатившиеся из глаз.

Рождественская ёлка, уютно примостившая в углу, на фоне бархатных бежевых штор, сверкала мириадами разноцветных звёздочек. Зелёные, желтые, красные и синие – они то сменяли друг друга, то хаотично сверкали, то по очереди затухали. Маленькие пляшущие точки гирлянд отражались в стеклянных шарах всех цветов и оттенков. Вокруг ёлки царила особая атмосфера, не похожая на атмосферу всей остальной комнаты. Ёлка стояла, радостная и сверкающая, совсем праздничная.
Сакура сидела рядом, в большом уютном кресле. Завтра Рождество, а этот сочельник она проводит с любимым человеком. Что ещё может быть лучше? Что ещё можно пожелать?
Она улыбается, смотря в его черные в глаза, в которых, словно в стеклянных ёлочных игрушках, отражаются огоньки сверкающих гирлянд. Харуно и сама немного щурилась от яркого света ёлки, бившего ей прямо в глаза, игравшего цветовыми оттенками на её ресницах.
Но всё же, Сакура сейчас видела только предмет своей любви, своего обожания и преклонения.
Его взор лежит на её лице, на её глазах, на её нежной улыбке. И юноша, наверное, тоже улыбается в душе, хоть губы его плотно сжаты. Сакура хотела верить в то, что он улыбается.
Девушка внезапно тянет руки к лицу любимого, продолжая ласково улыбаться. Её руки, словно две атласные ленты, изящно, медленно, тянутся к его лицу. Она растопырила пальцы, желая, дотронувшись до кожи возлюбленного, заключить его лицо в свои ладони. Она улыбается. Всё так же, как прежде…
А в глазах играет блеск, увы, совсем не отражения ёлочной гирлянды. На ресницах застыли слёзы, они затуманили взгляд, но губы улыбаются, руки дрожат, продолжая тянутся к любимому лицу.
А он с каждым исчезающими между ними сантиметром становится всё дальше. Отдаляется, растворяется, превращается в туман. И руки уже не просто тянутся к нему, руки дрожат, пальцы судорожно сжимаются и разжимаются, пытаясь поймать исчезающий мираж, обнять его, почувствовать, остаться с ним навечно или просто в нём раствориться.
И становится пусто. Яркая ёлка куда-до внезапно исчезает, тёплая комната стирается из памяти и сердца. Остаётся только лицо возлюбленного Сакуры, мираж, затуманивающая взор тёмная дымка и руки, продолжающие отчаянно тянуться к нему…
- Саске…

Сакура страдала редким психическим заболеванием. Она боялась спать. Точнее она боялась видеть сны. Каждый раз, засыпая, она молилась, чтобы ей не снилось снов. Но излишняя впечатлительность и эмоциональность делали своё дело. Сны неизменно являлись к ней.
Харуно не помнила, когда всерьёз она начала страдать этой болезнью. Но то, как она оказалась в психиатрической больнице она помнила ясно.
Поначалу она сопротивлялась, всячески отказывалась идти на контакт с врачами и утверждала, что здорова. За своё буйное поведение её поселили в отдельную, изоляционную палату. И девушка быстро оказалась в одиночестве.
Кто именно направил её в психиатрическую больницу, она перестала помнить и даже не пыталась вспоминать. Она только помнила беззаветный страх и полное отчаяние, бессильную злобу и чувство, что её игнорируют.
А в психушке девушке стало казаться, что она, и вправду, помешалась.
В первое время она почти постоянно кричала и звала на помощь. Она со слезами на глазах молила о помощи у медсестёр, рассказывая, что ей страшно здесь находиться, что она вовсе не сумасшедшая. А перед сном она рыдала, уткнувшись в жёсткую белоснежную подушку, и, словно молитву, повторяла себе: «Только не спать!».
Никто не придёт на помощь, она так и останется здесь до конца своей жизни.
От осознания этой мысли становилось невыносимо.
Лекарственные препараты, которые она так часто принимала, сделали своё дело – нервы девушки уже после первой недели были расшатаны до невозможности. Сакура жила в постоянном страхе и стрессе, а ещё изнывала от одиночества и кошмаров, которые мучили её каждую ночь.
Ей вкалывали снотворное, потому что она не засыпала, потому что трое суток проводила с открытыми глазами. После нескольких обмороков от истощения доктор выписал ей снотворное, которое ей исправно кололи медсёстры, несмотря на отчаянное сопротивление пациентки.
Она кричала на весь коридор, она рыдала, она пыталась убежать, она даже вступала в драку с медсестрами в крайнем случае. Она рушила мебель, рвала подушки, умоляла, рыдала, обнимала в последней попытке медсестёр, но всё было тщетно. Разве объяснишь им, что она боится спать, разве скажешь этому жестокому доктору о том, что её мучит, о том, что она здесь по ошибке?
О нет, ведь и медсёстры, и доктор, приходя домой, улыбаются своей семье и за ужином рассказывают про одну душевнобольную, которая крушит всё, что только ей попадается под руку.
О, разве объяснишь этим бездушным монстрам, что она боится?
Но Сакура не хотела отвечать на этот вопрос. Она знала, что если ответит отрицательно, то просто перестанет бороться. А если утвердительно, то только разочаруется и зря потратит силы и время. Поэтому она решила, что пусть пока идёт всё так, как шло.
А что будет дальше? Она просто не думала об этом. Но в любом случае, будущего она страшилась так же, как своих снов.

***
Она очнулась, по-прежнему пылая. Волосы слиплись от пота и некрасивыми прядями лежали на её лбу. Она чувствовала под собой мокрую, мятую подушку из жёсткой ткани. Сквозь пряди волос она видела белоснежный потолок.
Всё та же картина. Ничего не изменилось. Только кто-то положил её на больничную койку.
Сакура привстала, не желая смотреть на ненавистный ей потолок. Боль отозвалась в висках, как только девушка села. Сакура недовольно поморщилась. Это снотворное ничего, кроме боли не приносит.
Харуно огляделась. Палата была убрана; от вчерашнего погрома не осталось и следа. Полы сверкали, отражая в себе, словно в зеркале, всю комнату.
Девушка резко схватилась за голову. Как только она взглянула на своё отражение в кафеле, голова заболела ещё больше. Картины недавнего прошлого мелькали в мозгу, и ей казалось, что она переживает те мгновения заново.
Она вспомнила, что перед тем, как провалиться в сон, она отчаянно что-то искала…
Мятая пачка неизвестных ей таблеток. Она не знала, почему решила, что именно эти таблетки ей помогут, но прежнее желание вновь завладело душой.
Превозмогая боль, девушка встала с постели. Как только босые ноги коснулись холодного пола, Сакурой вновь овладел страх. Слишком много ассоциаций вызывало это место.
Она скользнула взглядом по зеркальному кафелю. Может, они лежали на том же месте, оставшись незамеченными? Или, может, уборщица случайно загнала их куда-то в угол, когда орудовала шваброй? А, может, просто положила на тумбу?
Девушка судорожно начала проверять все эти «может».
Она стремглав кинулась к тому месту, где прежде лежала измятая пачка таблеток. Пусто. Тогда Сакура, словно загнанный в клетку дикий зверь, начала нервно ходить из угла в угол, уставившись в пол, проверяя каждый миллиметр. Ничего.
Она бросилась к тумбе – последней своей надежде…
Ничего нет.
На холодный пол начали падать горячие капли горьких слёз. Она и сама не знала, почему эти таблетки так были важны для неё; с чего она взяла, что они ей помогут? Она ведь понятия не имела, откуда они появились в её палате.
Девушка села на пол. Она вытянула ноги, облокотившись спиной о тумбочку, и уставилась взглядом в белоснежный кафель. Она видела своё отражение – тусклые глаза, растрёпанные волосы, пересохшие губы, голые колени в многочисленных синяках и ушибах. Жалкое зрелище.
«Кому я такая нужна?» - подумала она, и сердце взвыло от дикой боли.
Она перестала ясно помнить своё прошлое после нескольких нервных срывов, многочисленных доз снотворных, истощений и стрессов. В то время она настолько была поглощена собственными переживаниями, что просто не могла думать ни о чем другом. Она словно помешалась.
Однако почти в каждом её сне неизменно появлялся юноша, к которому – она чувствовала это – она была сильно привязана. Он был ей дорог, и даже сквозь толстую дымку сна, она чувствовала, как сердце наполняется чем-то тёплым, когда он появлялся в её кошмарах. Она не знала, как это можно назвать, но терять его во сне ей было очень страшно. Ужаснее, чем страх перед новым сновидением.
Глупо было так всерьёз всё это воспринимать. Но что ей ещё оставалось делать? Её с детства мучили только кошмары, и каждый она принимала за чистую монету. К тому же, чтобы существовать, нужна опора. Дом не построить, не заложив фундамент.
И Сакура нашла эту опору в лице того юноши из её снов, которого неизменно называла Саске.
Был ли это реальный человек или плод её воображения? Она задавала себе этот вопрос всякий раз, когда оставалась наедине со своими мыслями. А происходило это очень часто.
Но ответить на этот вопрос она не могла. Пока находится в этом жутком здании, снедаемая одиночеством, без капли свободы и чистого воздуха, она никогда не узнает ответа.
От одной этой мысли ей хотелось кричать.
Мучительно было видеть в каждом своём сне лицо, кажущееся тебе знакомым, глаза, на взгляд которых отзывается всё существо. Видеть, как всё это исчезает. И просыпаться в абсолютном одиночестве. Хуже погружения в бездну своих сновидений было возвращение оттуда.
Девушка пыталась смириться одно время, списать всё это на расшатанные нервы и прочее, но это не было похоже на фантазию. Разве может фантазия быть такой реальной?
Но что было самым странным во всём этом - это то, что ни в одном сне Саске не произнёс ни слова, но Харуно точно знала, как звучит его голос. В голове иногда даже всплывали отдельные фразы. И этот пленительный, любимый ею голос принадлежал - она была в этом уверена – юноше из её снов.
Она не знала, какой сегодня день, который сейчас час, какое время года и месяц. Но она интуитивно чувствовала, что сейчас зима. Догадывалась, что завтра сочельник.
Окон в её палате не было, что бы она не думала сбежать. Но она ясно ощущала присутствие новогоднего настроения в каждом человеке, заходившем в её палату. И когда дверь комнаты немного приоткрывалась, она видела в коридоре красивую, сверкающую рождественскую ёлку.
Рождество – время верить в чудеса. И эту простую истину она никогда не забывала. Но как ей верить в чудеса, если она даже из палаты выйти не может? Нет окон, она не помнит, когда в последний раз дышала свежим воздухом, а дух Рождества она ощущает лишь когда медсестра отворяет дверь, чтобы зайти в палату. И всё же Сакура любовалась той ёлкой, стоящей в коридоре. Даже за столь короткий срок – доли секунды – она старалась поймать запах хвои и снега. Естественно, ёлка была искусственная, но Сакуре и этого было сейчас достаточно.
А по ночам, она подходила к двери и видела сквозь маленькие узенькие щёлочки сверкающие огоньки гирлянд.
Сны тоже подходили ко времени. Кошмары сначала были такими теплыми и нежными, по-настоящему домашними, в них неизменно появлялась ёлка.
Девушка думала, что возможно в снах нет ничего страшного, раз они начинаются так радужно, что она, может быть, идёт на поправку, но она не видела в этом причину радоваться, она душевнобольная, её никто не станет слушать.
Однако она по-прежнему боялась заснуть и увидеть что-нибудь ужасное.
Больше всего она сейчас мечтала о чуде.
Было бы здорово, если бы на Рождество к ней в палату зашла симпатичная медсестра, улыбнулась ей и нежно поздравила с праздником. Но мечты оставались мечтами.
Сакура всегда просыпалась в одно и то же время. И хоть часов у неё не было, она была уверена, что просыпается ровно в семь утра. К тому же время можно было легко определять по завтраку. Ровно в девять ей приносила завтрак медсестра.
Сегодня ничего не изменилось, с той лишь разницей, что женщина в белом халате как-то повеселела, подобрела и заулыбалась. Она вошла вся сияющая и счастливая, с играющей на губах улыбкой поприветствовала Сакуру, торжественно поставила поднос на прикроватную тумбочку и произнесла заветные слова:
- С Рождеством!
У Сакуры расширились глаза. Её желание сбылось!
Возможно ли такое? Однако то, что сейчас произошло, заставило её поверить в то, что это возможно.
Медсестра вышла, тихо напевая себе под нос новогоднюю мелодию.
Сакура посмотрела на поднос с завтраком. Очаровательные печенья в виде ёлочек со стаканом свежего молока. Девушка впервые за всё пребывание в психиатрической больнице улыбнулась.
Раз её желание сбылось, значит, Рождество, действительно, время чудес? Девушка решила проверить, как далеко сможет зайти в своих желаниях.
Следующим её желанием была ёлка. Пусть маленькая и искусственная. Но она хотела видеть у себя в палате ёлочку. Она думала об это всё своё свободное время после завтрака, и перед обедом ей в палату действительно принесли маленькую изящную ёлочку. Её поставили на прикроватную тумбочку, и вся палата впервые стала какой-то тёплой и уютной.
Сакура менялась на глазах. Она стала какой-то живой, всё глядела на ёлку, трогала маленькие игрушки, висевшие на ней, и улыбалась.
- Если бы Саске был тут… - прошептали её губы.
Она назвала его по имени, да ещё так, будто он и вправду существует. Девушка не стала зацикливать внимание на этом. Однако сердце почему-то сильно заколотилось.
Рождество, ёлка, чудо. Разве в этом списке будет лишним он?
И всё же Сакура не стала думать об этом. Сегодня у неё счастливый день, и она решила, что не будет портить сама себе настроение.
Однако, когда ей принесли ужин, она испытала некое разочарование. Она не надеялась на чудесное появления человека из её снов, но сердце жаждало большего чуда, чем простое поздравление и ёлка.
А ночью ей приснился сон…

Тепло идёт не от тёплого свитера, не от мягкого удобного кресла. Тепло идёт из глубины души. Души, которая сейчас рядом. И когда чувствуешь нежные руки на своих руках, ощущаешь спиной твёрдую грудь, этим теплом наполняется всё существо.
А рядом сверкает ёлка. Такая яркая и радостная, словно живая.
Что нужно для счастья человеку? Разве к богатству стремится его душа? Разве только к деньгам? Возможность провести зимний вечер с любимым человеком под сияние рождественской ёлки – такая возможность стоит дороже сотен богатств всего человечества.
И Сакура, улыбаясь, знала это. Она чувствовала тёплое прикосновение любимых рук и думала, что ей было бы уютно сейчас даже на холодной улице.
- Знаешь, мне не нужны деньги, - прошептала она, касаясь губами его пальцев. – Твои руки – вот моё богатство.
Она чувствовала, что на его губах появляется усмешка. Он наверняка думает, что эта фраза взята с какого-нибудь сериала или книги. Но пусть эту фразу говорила какая-то второсортная героиня, однако для Сакуры это было правдой.
Жизнь имеет огромный смысл, когда рядом кто-то есть. Всё вокруг кажется во сто раз человечней и ярче, чем есть на самом деле. Стоит только оставить человека в одиночестве – и существование потеряет краски.
Ни выигранный миллион долларов ни богатый дом с красивым видом на горы, ни спортивная машина - решительно ничего из этого списка не может зваться чудом. Чудо – это явление обыденное, потому его часто просто не замечаешь.
И когда вот так близко сидишь с человеком, который для тебя ценнее всей вселенной – это ли не чудо?
Не чудо ли, что это сказка не кончается, что Саске не превращается в мираж, что краски не гаснут, а становятся только ярче?..

Не чудо ли, что Сакура проснулась, пережила ночь, так и не увидев кошмара?
Не чудо ли то, что она ощутила на себе солнечный свет, падающий из окон?
Не чудо ли, что вместо жёсткой больничной койки она лежит на мягкой двуспальной кровати?
Не чудо ли, что, когда она повернула голову в сторону, она увидела рядом лицо того, кто так был ей дорог?
- С Рождеством, - прошептали его губы.
Не чудо ли, что всё это было страшным сном, который, наконец, кончился?..

Конец.