Цвет надежды. Глава 3

ГЛАВА 3.
Как будто надо почти умереть, чтобы тебя полюбили.
как будто надо зависнуть на самом краю — чтобы спастись.

Микото жила в поместье Учиха вот уже тридцать два года - в пятнадцать её отдали замуж за Фугаку, который был старше новоиспечённой жены на целый десяток, а то и больше; она не считала годы мужа, впрочем, как и собственные. Будучи женщиной благородных кровей, с хорошим приданым да милым личиком, она тут же привлекла к себе внимание матери одного из наследников могущественного клана - естественно, сам мужчина её лица видеть не мог (стыд-то какой!), но вот девушки и старухи, вьющиеся вокруг друг друга и всячески выискивающие своим братьям или сыновьям молодых невесток, отметили её неземную красоту. И не соврали. Микото действительно была красива до неприличия. Внешность её походила на тончайшую работу венецианской мозаики - такая же хрупкая и невинная, скрывающая за горящими, точно подсвечиваемыми тёмными глазами некий шарм, загадку, тянущую влюбленных дураков в свою обитель. Её желали многие, а она, тогда ещё весёлая и молодая, громко хохотала на просьбы стать женой, и родители не были против, ибо давно решили: самая красивая и умная дочь (а их было всего девять) будет отдана в руки богатых людей; глупо пропадать столь редкой жемчужине. Когда к Микото посватались сами Учиха, рассуждения пресеклись на корню и судьба девочки была решена в один миг: яркая, добродушная, обладающая умом и божественной красотой, она должна была отправиться в дом демонов и постараться выжить среди сотен женщин, гаремных красоток, жаждущих внимания своего господина. И пусть Микото ступила на порог дома, как истинная и единственная жена, ублажений мужа никто не отменял: наложницы всё так же продолжали льстить Фугаку, доставлять ему удовольствие и всячески надеяться родить наследника. Поначалу маленькая девочка долгими ночами рыдала, проклинала судьбу и мужа, несправедливого к ней; нет, Фугаку никогда не поднимал на неё руки, не повышал голоса, всегда обращался ласково и спокойно, но она всегда мечтала о любви - жаркой, настоящей, освещающей её путь своим алым светом. Такой любви, которая способна воскреснуть даже из пепла. Однако мечты девушки тлели с каждым днём, а сама она становилась всё черствее и черствее; как уж останешься ягненком среди скалящихся волчиц - загрызут. С матерью Фугаку, строгой и суровой женщиной, Микото спорить не могла, ибо понимала, что муж, естественно, заступится за свою ока-сан, а её хорошенько накажет.

Первый год она всё пыталась оставаться доброй и ласковой, не идти по трупам и невинным жертвам, но когда узнала, чтоберемена, решила - хватит. Сначала, конечно, была обескуражена и поверить не могла, что эта история приключилась именно с ней. Но потом даже обрадовалась. У неё было богатое воображение и безупречное чувство цвета. Ей рисовалась просторная комната с развевающейся белой шторкой. В ней она сама в глубоком бархатном кресле - распустившаяся, плодородная мать-земля, Гея, богородица - и розовая девочка с умными серьёзными глазами. Микото будет играть на арфе, аккуратно перебирая пальцами струны , a девочка, запутавшись в мягких складках её длинной шелковой юбки, станет смотреть на неё снизу вверх, как на своего личного бога. Но мечтаниям было суждено прекратиться, ибо родился сын - прелестный мальчик с глазами-бусинками, названный Итачи. Всё в Микото вдруг переменилось - она неожиданно сконцентрировала внимание на этом маленьком свёрточке. Повзрослела на тысячу лет за один день. Сделалась хитрой, расчётливой, жестокой, видящей лишь главного наследника. Любая наложница, посмевшая забеременеть от Фугаку, тут же "топилась, вешалась, резала вены", что угодно, главное - подозрения не ложились на неё. А если и ложились, то кто посмеет обвинить мать старшего и, благо, единственного сына наследника клана? Правильно. Никто. Боялись. Фугаку же такое поведение порой даже льстило: приятно осознавать, что есть женщина, готовая рвать за тебя глотки. Вот только сражалась Микото вовсе не за мужа, а за него - пока ещё крохотного Итачи, так забавно плачущего и разглядывающего свою маму. Центр её маленькой вселенной. Личный бог.

Через несколько лет их стало двое. Родился Саске, ну точная копия отца! А потому Микото, в которой порой просыпалась та смешливая девчонка, любила второго сына больше, как ни стыдно это признавать: чаще хлопотала над ним, целовала, укачивала, хотя в основном этого заметно не было. Она, такая тоненькая, как тростиночка, всё такая же красивая, лежала временами в гамаке и шептала уснувшему в её руках Саске, новому братику Итачи, ласковые слова, свешенной ногой временами отталкивалась от травы, легонько покачивая плетёный гамак. Микото и спустя много лет была красива, очень красива, правда, какой-то строгой, потемневшей, что ли, красотой. Словно эту красоту когда-то сильно обидели, она замкнулась в себе и сгорела изнутри. В глазах - боль и грусть. И пепел то ли несбывшихся надежд, то ли ушедших жизненных сил, а может, и того, и другого. Измены мужа она превратила в бесчисленные драгоценности и уход за собой, дабы как можно дольше оставаться прекрасной, радующей взор и показывающей всему клану, что вот она - истинная хозяйка наложниц; одно лишь её слово - и они сгинут в морях. Микото действительно стали уважать и перечить не смели. Даже мужчины высказывали этой женщине своё почтение как жене их Господина. Она всегда вежливо улыбалась, но проглядеть, что же скрывается за этой улыбкой: желание убить или действительно доброжелательность - было невозможно. Микото сумела сделать из хрупкой девчонки настоящую женщину - хитрую, расчётливую, знающую, где промолчать, а где вставить слово, к тому же невероятно красивую. Наследников она оберегала тщательно, и потому до сих пор всё бывавшие на ложе сыновей женщины были всего лишь красивыми телами для ублажения их плоти. Саске и Итачи, естественно, любили женщин, но на самом деле нравились лишь их тела, красивые, роскошные, способные дарить наслаждение и рожать детей. Они не интересовались ни их душой, ни их развитием тем более. Ни с одной из гаремных красоток им в голову не пришло бы вести умные беседы или читать книги. Микото не зря старалась, чтобы на ложе сыновей одна женщина почаще сменяла другую: умная мать прекрасно понимала, что много – значит, ни одной. Красивые лица, красивые тела, умение доставить удовольствие... Но сегодня одна, завтра другая, послезавтра третья, и наследники забывали о первой, тем более, они мало чем отличались друг от дружки. Микото вовсе не желала, чтобы подле ее сокровищ, в особенности Саске, появилась ещё одна красавица, чтобы захватила власть над ним. Во всём мире и в сердце сыновей одна главная женщина – Окаа-сан, их мать, а жёны и наложницы только для постели, не для сердца и не для ума. Конечно, были и глупые курицы, решившие, что посмеют тягаться с ней, Микото, но она быстро пресекала их величественность. Правильно все-таки говорят: "чем выше поднимаешься, тем дольше падаешь". Мать обеспечивала дерзким девчонкам такой полёт, что они навсегда забывали о возможности ставить себя рядом с ней, госпожой. Возможно, многие считали эту женщину коварной и жестокой (некоторые даже нарекали ведьмой), но вот Итачи и Саске свою мать просто обожали: любое оскорбительное слово в её адрес, и наглец вызывался на бой; чаще всего кончал смертью. Это было совершенно обыденно и нормально, ибо мать - святое. Ни одна женщина не смела тягаться с ней. Это осознавали все. В том числе и Микото.

И вот сейчас, одолеваемая противоречивыми мыслями, она бродила по комнате, то и дело тяжело вздыхая. За ужином Фугаку объявил о том, что нашел сыну - её сыну! - жену. Микото вдруг почувствовала укол ревности к ещё не пришедшей в дом невесте. А ведь любимиц для сыновей обычно выбирают матери и, несомненно, женщина подобрала бы куда более выгодную партию, чем слепую девчонку. Боги, слепую! За что же старший Учиха выбрал родному сыну этакое недоразумение? Нет, конечно, отказываться от других женщин Саске не обязан, даже не должен, но спать с этой неполноценной всё же придётся. А ведь у него до сих пор нет сыновей... Вдруг эта Харуно родит такого же слепого внука!?

- Защитите Боги от такого позора, - невольно вырвалось у Микото, и она тяжело осела на диван, неожиданно уставившись на плясавший в камине огонь. "Красивый",- подумалось ей. Такой же красивый, как сын, правда, Саске больше походил на лунный свет - спокойный, неконфликтный, расчётливый. А вот Итачи... Ах, что за взрывоопасный парень!? Чуть что - и сразу хватается за кинжал, дабы ответить потенциальному обидчику - и плевать, виновен он или нет. "Не сердитесь, Окаа-сан, всё это моё стремление пойти в бой", - каждый раз отвечал сын, когда она злилась и металась из стороны в сторону, твердя о том, что не стоит размахивать оружием, так и головы можно лишиться. Да и вёл себя старший сын в последнее время как-то странно... Скрытный такой, вечно пропадающий; вон, даже родной матери ничего не рассказывает! Неудивительно, что Фугаку стал приглядываться и своё предпочтение начал отдавать младшему - даже решил женить для укрепления положения в обществе. Но опять же: на ком!? Слепой девчонке, возможно, даже не сумеющей подарить клану детей! Такого позора Микото не стерпит... Приструнит Харуно, хотя вряд ли та отличается буйным характером. А может...

- Приведите ко мне сына, - вскочила она на ноги и зачем-то добавила: - Немедленно!

Служанка, до этого мирно стоявшая у дверей, выскользнула из комнаты и уже через несколько минут появилась в сопровождении Саске. Вид у него был спокойный, невозмутимый - Микото даже разозлилась на мгновение. Что за дитя такое!? Женится он, а переживает и изводит себя мать, волнующаяся о здоровье и красоте будущей невестки! Тем не менее, гнева своего женщина не показала, лишь взглянула на Сачке, быстро склонившегося в поклоне.

- Добрый вечер, ока-сан, - просто сказал он, прямо смотря на мать. Она, как всегда, безупречна: волосы, чернее самой ночи, были собраны в высокую элегантную причёску, крепившуюся фиолетовыми цветами (искусственными, конечно), дорогое мрачное кимоно, по рукавам и низу которого стелился узор из тёмных цветов, растущих на тонких побегах весеннего дерева. Воротник фурисоде был украшен яркими узорами, на длинных, расходящихся к низу рукавах кимоно с внешней стороны была сделана легкая шнуровка из золотых нитей.

- К сожалению, не могу сказать того же, сын, - не церемонясь, холодно произнесла Микото. Саске не был удивлён: он ожидал нечто подобное от собственницы-матери­.

- Почему же? - сыграем-ка в дурачка...

- Будто ты не знаешь!- взорвалась она, всплеснув руками. - Один из моих драгоценных сыновей женится на слепой девчонке, семья которой - банкроты. Думаю, ты понимаешь, что особых поводов для радости твоя мать не находит и не может найти! Как могло взбрести в голову твоему отцу женить тебя на Харуно? Вокруг столько красавиц... Яманако, Такахаши, Нара, а тебя посчитали достойным этого. Неужели тебя не волнует собственная женитьба?!

Саске продолжал сохранять ледяное спокойствие, в то время как мать кричала от негодования. Микото не часто повышала голос, лишь когда действительно сильно злилась. Кажется, настал тот самый момент: глаза её горели недобрым огнём, а слова были пропитаны такой ненавистью, что Учиха понял - его невесте не поздоровится с первых дней пребывания в поместье. Впрочем, он всегда знал, что мать - собственница. Но ревновать к женщине, пока еще не появившейся в его жизни - это, несомненно, удивительно. Но самым поразительным фактом оказался не гнев женщины и даже не её "взрыв". Самое поразительно - то, что она посмела плохо отозваться об отце, мол, тот выбрал негодную невесту. Таких слов Саске не слышал от сдержанной холодной Микото отродясь, ибо она сама всегда говорила о том, что Фугаку - их господин, что они с братом обязаны уважать его и прочее, прочее...­

- Ока-сан, вы недовольны тем, что ваш сын женится на слепой? - от тона его так и веяло холодом. Микото стихла, напряглась. - Тогда скажите об этом отцу сами, поскольку я не собираюсь оспаривать его мнение. Какое дело мне до девчонки, будь она хоть трижды моей женой? Её задачи ясны, и потому я не буду обсуждать решение отца ни с кем. Даже с вами.

Микото побледнела, и не ясно, то ли от злости, то ли от обиды - таким тоном сын никогда с ней не разговаривал. Впрочем, и она раньше не решалась идти против решения Фугаку, вот и получила.

- Сынок, я твоя мать,- голос вмиг стал мягким и тёплым; этакая хитрая кошка, знающая, когда и что нужно делать, - и просто волнуюсь за тебя и твоё будущее. Таков мой долг.

- А мой долг - исполнять приказы отца. Не желаю больше поднимать эту тему. Вы примите Харуно в семью, как бы там ни было, - он развернулся и пошёл прочь, даже не удостоив мать поклона. Та смотрела ему вслед негодующе, а в глазах плескалась такая боль, словно только что дали хлёсткую пощёчину - ревность разрывала её изнутри. И Микото с новой силой возненавидела слепую невестку.

Саске быстро направлялся прочь, не желая больше обсуждать тему женитьбы. Фигура напряжена, губы плотно сжаты, глаза метают молнии - слуги испуганно кланялись, боясь вида грозного хозяина. Больше всего пугало в младшем Учиха хладнокровие - взгляд пылает кровавым огнём, а голос не выдаёт ни одной эмоции. Сплошной холод. А ты стоишь и ждёшь, когда же накричит, ударит, бросит в темницу - ощущение, будто вот-вот взорвётся, убьёт; не пожалеет. Но он всегда оставался невозмутимым, спокойным, точно всё вокруг - пустяк, не стоящий внимания. Многих подобное поведение раздражало, но большинство просто страшилось его - этакий спящий вулкан, заставляющий жить народ в страхе за свою жизнь: а вдруг проснётся? Ведь не случайно в жизни происходят такие ситуации, в которых начинаешь видеть истинное отношение людей к тебе - Саске видел постоянно. Не то, чтобы ему льстило то, что перед ним складывают головы. Просто в этом он наблюдал нечто правильное: каждый поклон - маленькое достижение, ещё один шаг по бесконечной лестнице к почёту и уважению. А клан Учиха ценит эти качества, как никто другой. И, признаться, он действительно рассчитывал на женитьбу с девушкой из более состоятельного клана, а тут на горизонте появилась Харуно - слепая девчонка. К тому же, наверняка некрасивая - Какаши легко мог соврать о прелести своей племянницы, дабы выдать ту замуж. И такое бывало, а после заключения брака ничего уж не поделаешь. Вот только Саске не особо заботила эта мысль. Разве будет он обделён женским вниманием? Нет. Жена понизит его статус? Нет. Тогда, возможно, заставит чувствовать неловко в силу своей слепоты? Нет, нет и ещё раз нет! Учиха, откровенно говоря, плевать. Многие подумают, что юноша безответственен и крайне эгоистичен; что ж, возможно, второе и правда, но первое - никогда. Просто данный вопрос не мог заставить его страдать, ведь он, Саске, был сыт женским вниманием сполна - красивые наложницы сменяли одна на другую, и он совершенно не был против. К чему волноваться, если останется всё как прежде, правда, рядом появится женщина, якобы "главная". Хек, даже страшно подумать, как отреагирует на её появление Микото. А если она еще и красива...

Саске ухмыльнулся, но уже в следующую секунду напрягся.

Из-за угла появился Итачи.

Вид явно недовольный, можно сказать, сердитый. Об этом говорили уверенные размашистые шаги и нахмуренные брови; глаза же - холодные, пустые, словно и вовсе не умеют чувствовать. Братья остановились друг против друга - оба высокие, широкоплечие и потому бесполезно сравнивать. Оба по-своему хороши, красивы, мужественны. С минуту играли в гляделки - взгляды один упрямее другого. Люди вокруг уверены: Итачи никому не победить, что подтвердилось следующими словами:

- Они-сан*, что с тобой такое?

Причина ясна обоим: брак Саске, откровенно говоря, унизил Итачи, ведь он - старший сын и наследник, а потому должен был жениться первым; как видно, отец не посчитал его достойным этого, даже не задумавшись о репутации и уж тем более - чувствах. Куда там!

- Все в порядке, - спокойно отозвался старший Учиха, не дрогнув ни одним мускулом лица. И тут же перевёл тему. - Ты женишься. Признаться, не представляю тебя в роли мужа, ведь ты такой безалаберный человек, - последняя фраза звучала как шутка. Пускай Итачи резко полетел вниз благодаря скорой женитьбе, Саске он любил, несмотря ни на что - любил больше жизни. Да и вообще, как старший брат, старался тщательно оберегать. Правда, незаметно, поскольку одна только мысль о том, что с ним, Саске, возятся как с избалованным ребёнком, приносила с собой гигантский взрыв злости.

- Ничего не изменится. Просто появится очередная женщина, статусом выше наложницы. Что толку? - фыркнул он, в душе почувствовав себя неловко: все-таки первым жениться должен был Итачи... А тут выходит, что Учиха-младший отнял у него это право. Величайшее оскорбление, пусть и не со зла.

- А вот это ты зря, брат. Слепая девчонка, да к тому же, банкротка... Весь клан трещит об этой новости. А ока-сан... Она убьет девочку, погубит, даже не задумываясь. Ты ведь ее знаешь, - жестоко, но правда. Итачи был уверен в том, что мать возненавидит Харуно. Возможно, она уже жаждет её смерти. Саске эта мысль совершенно не тронула. Он лишь вопросительно приподнял бровь и выдал следующее:

- Ничего такого не произойдет. Ока-сан придётся смириться с мыслью, что сыновей нужно делить с другими, - а затем пошел прочь, но на полпути остановился и добавил: - Кстати, не ходи к ней сейчас. Она жутко злая.

- Неудивительно, - хмыкнул Итачи, и Саске так и не понял, что точно имел он в виду: то ли злость матери, то ли её вынужденность принять новую женщину.



Прошло вот уже два дня с того момента, как Какаши объявил Сакуре о её скором замужестве. Шайори то и дело твердила, что дочь смирится и, возможно, даже полюбит своего нового господина, но та была безутешна: постоянно говорила матери, что скорее умрёт, чем выйдет за Учиха, однако перечить дяде не смела. Кто знает, чего он удумает: а вдруг решит запереть её в доме, дабы не натворила чего плохого до дня своего замужества? Ну, а там руки и ноги ей свяжут родственники жениха; вряд ли она, кроткая ранимая Сакура, будет оспаривать их мнение, да и вообще открывать рот не по делу. Какаши благодарил богов за то, что племянница с самого рождения отличалась невероятной скромностью и мягким характером, которому могла позавидовать самая искусная гейша Японии - как известно, эти женщины умеют держать язык за зубами во имя собственной выгоды. Юная Харуно же сама по себе являлась пугливой экзотической птицей, боящейся людей во всех смыслах этого слова: выросшая в семье, окружённая тёплом и заботой, она полюбила одиночество и уютно в нём обжилась. Лишь одна мысль о том, что придётся покинуть милое сердцу гнездо, приводила Сакуру в неописуемый ужас - она рвалась и металась, понимая, что жить с Учиха будет тяжело. А если этот Учиха - наследник клана, то и подавно: борьба за право быть одним из самых приближённых людей императора, создавать ауру спокойствия и величия среди всех остальных придворных - что может быть лучше для таких эгоистичных и жестоких людей? А ведь она всегда мечтала о любви - страстной, настоящей, красивой, чтобы длилась вечность и ещё немножко... Но, видимо, этим мечтам не дано сбыться, ибо родственники жениха (временного жениха, как постоянно напоминала себе Сакура) уже успели купить самые дорогие и красивые ткани для праздничного кимоно невесты. Они должны были прибыть завтра. Мать всё неугомонно щебетала, что это - свадьба десятилетия. Пыталась успокоить. Наивная. Каждое сказанное ею хорошее слово в пользу Учиха приводило дочь в бешенство - вся она стала нервной и злобной. Отказывалась есть, отдавалась прогулкам на свежем воздухе, что удивляло многих: в былые дни Сакура совсем нечасто позволяла себе выходить из дому, точнее, не желала этого. Какаши племянницу никогда не сдерживал - у неё было вдоволь территории, ибо место это было тихим, спокойным. Встретить человека - настоящая диковина.

Вот и сейчас по-своему несчастная Сакура решила прогуляться, отдохнуть. А если честно - ей просто было трудно оставаться в доме. Болезненные мысли обматывали шею тонким шнуром и душили, душили, душили... А здесь, на природе, было легко, свободно, не так тяжко. Она неспешно вышагивала по каменистой дорожке. Потянуло влажностью и прохладой, как бывает у рек. И правда, в конце улицы протекал ручей, направленный каменными отшлифованными берегами. Сакура втягивала воздух полной грудью и смотрела на небо, стараясь представить тот необыкновенный голубой цвет. Бессмысленно. Вода искрилась над крупными булыжниками, силилась тронуть мост, который особенно привлёк внимание девушки. Привыкшая к запаху старых книг и душных комнаток, она почувствовала странный озноб и не сразу вспомнила, куда и как шагать, благо, продлилось это помутнение всего несколько минут. Сакура робкой походкой направилась к искусной постройке. Деревянный мост, выкрашенный в красный цвет, был изогнут к небу и вел ровной дорожкой на тот берег. Юная Харуно ступила на первые ряды из досок, подошла ближе к резному украшению у перил, сделав несколько шагов к возвышенному месту и подняла голову. Лепестки сакуры разлетались от единственного вишнёвого дерева на той стороне, кружась вокруг девушки, застывшей с поднятой головой. Она вдумчиво смотрела на цветение, выискивала что-то. Тонкие, худые руки сжимали корзину с цветами, ветками бамбука и зелеными стебельками. Она, невысокая, стройная, встала на цыпочки и в слепую потянулась к ветке сакуры, тронув пальцами цветок. Тогда рукава хаори опустились, оголив локти. Она раскинула руки, задышала полной грудью в такт ветру. Лицо девушки выражало несвойственную столь молодому возрасту меланхоличность, когда её ровесницы наверняка прошли бы мимо стайками, весело щебеча. Остальные бы словно не замечали задумчивую фигурку, обтекали, как вода в реке – камни. Ветер всколыхнул фиолетовые хакама, а она только безотчетно тронула розовое плотно запахнутое косоде...

Сакура не заметила рядом с собой тихих неспешных шагов, пока не хрустнула под ногами неудачница-ветка.

Моментально её плечи опустились, белые пальцы крепче вцепились в старую корзину с цветами, словно незнакомец собирался украсть это единственное сокровище, и вся хрупкая фигура переменилась, став напряженной. Она взирала на него с опаской, с такой, какой боятся диких зверей. А глаза у неё были пленительные, зелёные, точно сочная летняя трава. Однако и этой боязни на миловидном чистом лице было достаточно, чтобы усмирить пыл странного человека.

Сакура чувствовала кожей, что он разглядывал её и, кажется, даже усмехнулся.

И когда тишину вечера - её вечера - разорвал низкий мужской голос, она вдруг почувствовала себя странно. Дыхание перехватило...

- Вы уронили,- невидящими глазами Харуно внимательно следила за движениями незнакомца, пытаясь представить себе, как он нагибается, неспешно поднимает с истерзанных временем и непогодой досок нечто, выпрямляется и кладет в её свободную руку... отломленную недавно ветку сакуры. Девушка покраснела, ощущая себя неловко: всё-таки негоже незамужней женщине вот так открыто общаться с посторонним мужчиной. - Странно встретить одинокую девушку посреди улиц без сопровождения подруг или же семьи. Вам следует быть аккуратнее. Прохожие могут подумать о вас плохо.

- Это место нелюдимо, поэтому думать обо мне плохо некому, - Сакура поджала губы и отвернулась, сделав вид, что плывущие карпы в журчащей воде под мостом ей интереснее; их она не видела, но навязчивые всплески реки выдавали рыб с потрохами. За семнадцать лет Харуно научилась выживать в темноте; свыклась с мыслью о том, что никогда не стать ей зрячей. - Уходите. Вы не должны говорить со мной, я - с вами, - недовольно пробурчала она, сильнее сжав замёрзшими пальцами перила.

- Как невежливо, горькая Кику, - тут же усмехнулся незнакомец, внимательно наблюдая за нахохлившейся девушкой, которая с каждым произнесенным словом чувствовала себя всё более неловко. - А ведь я из шкуры вон лезу, чтобы оставаться вежливым.

- Уходите, - повторила девушка скорее из этикета. Она, как правило, стеснялась незнакомых мужчин, но этот показался ей каким-то... другим. А потому не хотелось прогонять его.

- Если вам так хочется избежать моего общества, можете уйти сами, Кику, - голос так и сквозил честолюбием; Сакура бросила в сторону незнакомца беглый взгляд. С минуту они играли в гляделки, взгляды один упрямее другого. Наконец она пробурчала:

- Почему вы зовёте меня Кику?

- Это первое цветочное имя, пришедшее мне в голову. Я не угадал?

- Нет. Я - Сакура.

- Сакура, - протянул он, разглядывая незнакомку долго, неспешно, серьёзно. - Значит, вы - Вишнёвая леди?

- Видимо, да, - пожала плечами девушка и слабо улыбнулась - на щеках выступили ямочки.

- Что у вас с глазами, Сакура? - неожиданно поинтересовался он, глядя прямо в стеклянные очи.

Улыбка спала с лица. Она побледнела, напряглась, словно боясь, что вот сейчас она скажет, а он развернется и уйдет.

- Я... я слепа.

- Давно? - казалось, он знал ответ заранее.

- С самого рождения.

- Жаль.

- Почему?

- Я не смогу пленить вас своей красотой, - усмехнулся он. Сакура неожиданно рассмеялась. И в этот момент между ними возникла маленькая тайна, их личный секрет, недоступный никому вокруг; разве только карпам, быстро снующим в речной воде.

- Знайте, то, что я с вами говорю - большое преступление, - покачала головой из стороны в сторону девушка. - Дома меня могут наказать за это.

- Так уходите.

- Уйду, - кивнула Сакура и, сжав сильнее корзинку, зачем-то добавила: - Прощайте...

А затем побрела по деревянному мосту. И ни разу не оглянулась.

______________________________________

Они-сан* - уважительное обращение к старшему брату.