Цвет надежды. Глава 8.

ГЛАВА 8.
Подозревать — хуже, чем знать.
У реальности есть границы, а у воображения — нет.

Был поздний вечер.

Сакура знала об этом по необыкновенной тишине, звучавшей на всех языках природы. Холодные ветры, до этого бушевавшие и непокорные, вдруг утихомирились, стали прозрачными, лёгкими, словно и вовсе исчезли. Тепло солнечных лучей растворилось во мгле, уступая власть звёздам - ярким, необыкновенным, красующимся друг перед другом. Сакура не видела их, но по рассказам матери знала, что они походят на далёкие точки - такие же крошечные, а мерцание их словно бы ярче полуденного солнца. А ещё где-то рядом, под окном, стрекотал кузнечик или какая другая живность. Она всегда выглядывала ближе к вечеру. Потому Сакура знала - до наступления ночи осталось всего ничего. Ей надо было готовиться к приезду гостей. Девушка слышала, как скрипят деревянные ступени: Шайори поднималась к ней, дабы помочь с подготовкой. Она всегда узнавала мать по походке, шелесту кимоно или же другим признакам - перепутать её с кем-либо для слепой Сакуры было невозможно. Как и Харуку с Какаши; все они стали для неё защитной скорлупой, отгораживающей юную креолку от внешнего мира. Жаль, что постепенно она рушилась. Но это ничего... Она справится и, наверное, когда-то простит и мать, и дядю. Это ведь так свойственно детям - поначалу злиться на родителей, а затем остывать, понимая, что причины для обиды давным-давно уж растаяли во времени. Ей бы хотелось, чтобы и с ней получилось так. Она ведь любила родных, особенно Шайори. Как бы там ни было, мама - единственный по-настоящему ценный человек в жизни, который любил её искренне и бескорыстно. Кто сказал, что ей не тяжело? Отнюдь, она любила Сакуру больше, чем Какаши, Харука или кто другой - любила так, что переживала слепоту вместе с дочерью, разделяла бесконечные страдания и старалась сделать её маленький мир безопасным, полным заботы и тепла. Но сейчас, спустя долгие уговоры Какаши, она и сама начала верить в то, что он говорил: возможно, судьба, связанная с кланом Учиха, не так уж плоха? Если подумать здраво, то можно ли упускать столь редкий и наверняка единственный в их жизни шанс определить дочь в столь богатую, уважаемую, влиятельную семью? Надо смотреть правде в глаза: мать не вечна, и когда она уйдет, девочка останется одна. Но у них есть шанс подарить ей новую семью: мужа, детей - пусть всё будет не так сладко, как ей представлялось. У них есть шанс. И они его не упустят.

Створки дверей бесшумно раскрылись, и мелкими шажочками в комнату вошла Шайори. Сакура тут же поднялась с футона, поклонилась матери. Та подошла к дочери, взяла её за руки и, посмотрев в лицо, пока ещё хранившее детские черты, сказала:

- Сегодня важный день, розочка. К нам в дом приедет семья твоего жениха, поэтому ты должна выглядеть должным образом.

- Конечно, ока-сан, - покорно кивнула девушка.

- Запомни: не перебивай старших, не заговаривай, пока тебя не спросят, будь вежлива и мила, улыбайся, - важно напомнила Шайори, а затем, обернувшись, прикрикнула: - Харука!

На некоторое время в комнате повисла тишина, а затем послышалось медленное шарканье и тихое бурчание - служанка поднималась к ним. Открылись двери, и сгорбленная фигура неспешно вошла в комнату, склонилась в глубоком поклоне. Сакура же мигом посмотрела туда, где должна была стоять Шайори:

- Ока-сан, разве вы не будете присутствовать на подготовке? – растерянно спросила она.

- Нет, - сказала мать. - Мне надо проверить чайный домик и другие нужные приготовления, - видя расстройство на лице дочери, она легко улыбнулась и прибавила: - Розочка, всё должно быть идеально. От этого зависит твоё будущее, и я не собираюсь лишать тебя этого из-за некой мелочи. Ни за что, - с этими словами Шайори развернулась и пошла прочь, бросив напоследок Харуке, чтобы дочь выглядела, как и подобает истинной японской девушке. Сакура же глупо смотрела на дверь, чувствуя, как шевелится в груди что-то неприятное, сдавливающее. Разочарование. Но столь сильная эмоция была отогнана мыслью о том, что сегодня, в столь важный день она не будет капризничать. Не будет чувствовать. Просто выполнять все предписанные матерью наказы, скрывая истинное своё обличие – ведь все ждут от неё именно этого. Иногда в такие моменты Сакура жалела, что не родилась дурой - непроходимой дурой, которую совершенно бы не интересовали такие ненужные в мире понятия, как любовь, честность, открытость. И тогда она бы наверняка не противилась воли родственников, наоборот, радовалась столь выгодному браку, обещающему изысканность и роскошь. Конечно, Сакура была слепа, но пальцами умела отличать дешёвый хлопок от дорогого шёлка, драгоценные переливающиеся украшения от искрящихся подделок. Они, естественно, не были богаты и избалованы, подобно Учиха, но позволить себе некие привилегии могли. Поэтому юная креолка, как и любая другая женщина, любила жемчуга, серебро, золото; отрицать этот факт - верх лицемерия. Но всё же сердце её состояло не из драгоценных камней, а плоти – живой, чувственной, кровоточащей. Ей давно бы следовало смириться с тем, что замуж выходят не потому, что хочется. А потому, что нет иного выхода.

- Неужто госпожа расстроилась из-за столь пустякового дела? - цокнула Харука, подходя к девушке. - Разве можно обижаться на собственную мать?..

- Мне бы хотелось, чтобы она была здесь сейчас.

- У Шайори-сан и без того дел хватает.

- Но сегодня один из самых важных дней в моей жизни. Если бы она меня поддержала...

- Если бы, если бы, - заворчала служанка. – Нет у нас времени на «если бы». Вы, конечно, красивы, госпожа, но этого недостаточно. Если будете ходить перед Саске-саном с таким-то кислым лицом, он пожалеет о том, что пришёл в этот дом за невестой. Поэтому, будьте любезны, расслабьтесь, улыбнитесь и прекратите смотреть так, словно вы – заурядный преступник, которого ведут на каторгу!

- Я одного не понимаю, Харука, - не слушая ворчания старухи, пробормотала девушка. – Как он мог оставить то письмо без ответа? Этот удар должен был всколыхнуть наши семьи, подобно землетрясению, но в итоге земля, в которую пускает корни эта помолвка, даже не шелохнулась!..

- И слава Богам, столь великодушным к глупому девичьему сердцу! – всплеснула руками Харука. – Я молю их, чтобы это проклятое письмо оказалось сожжённым самим Саске-саном, а лучше – на дне морском! До сих пор не могу поверить, что поддалась вашим уговорам и совершила проступок, который мог стоить нам жизни!.. Совсем, старая дура, голову потеряла!

Сакура не сдержалась и тихо захихикала, слушая то, как поносила себя служанка. Харука всегда казалась ей очень забавной, в такие моменты – особенно. Но она, видимо, этого порыва не оценила, потому как ещё больше заворчала, беря розововолосую девушку под руку и бредя к заранее подготовленной деревянной ванне, наполненной уже чуть подостывшей водой. Рядом были ведро, мыло и пару щеток. Харука быстро закрепила волосы девушки какой-то старой заколкой, взявшейся невесть откуда, помогла снять тяжелое кимоно и сесть в ванну. Сакура не успела и пискнуть, как её спину начали тереть с такой силой, что кожа стала красной и тело заболело:

- Харука, больно! - захныкала она, за что получила по голове (несильно, конечно).

- Терпите. Шайори-сан сказала, чтобы на вас не было и пылинки.

- Для этого вовсе не обязательно делать мне так больно! И вообще, я чистая! - нахохлилась девушка, чувствуя, как рука медленно, но неотвратимо переходит к плечам - видимо, Харука решила оставить жалобы без особого внимания. Вода плескала во все стороны, но единственное, что волновало Сакуру - неприятное покалывание в коже от сильного "натиска" проклятой мочалки. Харука никогда не обращалась с ней так грубо, именно поэтому юная креолка не ожидала столь резких движений: она дергалась из стороны в сторону, будто тряпичная кукла, выполняя указы старухи. Наконец, когда испытание закончилось, Сакура выбралась из ванны. Её тело было тщательно высушено и обернуто в хлопчатобумажное кимоно, подобно некому трофею. Дальше пошло самое ужасное из того, что когда-либо проделывали с бедной девушкой: Харука так сильно наклонила её голову над ванной, будто хотело отрубить. А затем вылила на неё ведро ледяной воды, которое до этого стояло рядом. Сакура, точно кошка, брошенная в реку, вцепилась пальцами в деревянную поверхность, расширила незрячие глаза и быстро втянула воздух, до конца ещё не понимая, что произошло. Когда же горе-мысль проскользнула в мозг и громко закричала, юная креолка решила повторить её негодование:

- Что ты делаешь!? - завопила она, ища служанку по слуху и чувствуя, как волосы неприятно липнут к лицу.

- Так приказал Какаши-сан, чтобы вы до конца проснулись. Честно говоря, я тоже считаю, что это действенный способ...

- Действенный!? Да у меня чуть сердце из груди не выскочило!

- Велика беда, - закатила глаза Харука, вновь опуская розововолосую голову над ванной. - Зато теперь вы сняли с себя эту маску мученицы.

- Это не маска, Харука. Это... Ау! - Сакура неожиданно прервалась и вскрикнула, когда руки служанки начали атаковать её голову с помощью мыла. Хотя слова "атаковать" недостаточно, потому что руки Харуки буквально вгрызались в голову бедной девушки, грозясь оторвать. Вскоре Сакура чуть не плакала от боли, благо, слёзы можно легко списать на пену, попавшую в глаза. Наконец, когда старухе надоело издеваться над девушкой, она усадила её на циновку и быстро расчесала длинные волосы. До церемонии осталось не так уж и много. Какое-то время юная креолка сидела неподвижно и спокойно, но когда в воздухе неожиданно поднялся запах топленного воска...

- Харука, что это? - запаниковала девушка, оглядываясь по сторонам в поисках служанки.

- Топленный воск. Он зафиксирует причёску.

- Что?! - Сакура испуганно схватилась за голову, точно пытаясь защититься. Для женщины это смотрелось смешно.

- Прекратите, госпожа. Так надо! - проворчала служанка, откидывая руки девушки в сторону.

Покрытие воском оказалось одним из самых болезненных моментов в жизни Сакуры. Она никогда не плакала так много из-за боли физической, в особенности, когда эту боль преподносил уход за собой. Харука всегда собирала её волосы в аккуратный пучок без вмешательства воска, но сегодня, видимо, решила поиздеваться над бедной девушкой. Сакура пыталась держать слёзы в себе, но они, проклятые, то и дело проскальзывали и обжигали щёки. Когда волосы были равномерно покрыты воском, Харука зачесала назад чёлку, а остальные пряди собрала в сложный пучок, который сама креолка начала тихо ненавидеть.

- Вы очень красивая, - выдохнула Харука, внимательно разглядывая девушку. - Но когда я нанесу на вас макияж, станете ещё прелестней!

Сакура слабо улыбнулась, вероятно, поверив произнесённым словам. Она устроилась поудобнее на циновке и принялась ждать, пока Харука несла к ней всё нужное: кисточки, тени, крема и прочее. Через нанесение грима юная креолка проходила не так часто, а потому наморщила нос, когда чужие руки начали втирать в кожу какой-то увлажняющий крем. Далее последовал легкий слой пудры, больше походивший на прозрачное облако, а сверху розовые румяна. Харука колдовала над образом розововолосой девочки, иной раз прося втянуть щеки, закрыть глаза или же наоборот - открыть. Сакура выполняла приказы без препираний, как бы странно это не прозвучало; она и сама не ожидала от себя такой покорности.

- Вы будете просто ослепительны, госпожа! - уверенно заявила служанка, аккуратно проводя кисточкой по девичьим губам. - Если бы старушка Харука обладала вашей внешностью, все мужчины мира пали бы к её ногам!..

На такое заявление Сакура просто не смогла не рассмеяться, а потому чуть не испортила макияж.

- Эх, Харука, и когда это ты научилась так льстить? - наиграно покачала она головой, всё ещё продолжая хохотать. Одна мысль о том, что Харука обворожит какого-нибудь мужчину, приводила девушку в необычайный восторг.

- Никакой лести, госпожа! Одна лишь правда! Вы просто не умеете использовать свои чары, а ведь это самое важное для женщины. Запомните, госпожа: за любым великим мужчиной стоит не менее великая женщина! Что бы они делали без нас, скажите мне? Давно бы уж пропали!..

- Харука! - Сакура вновь громко захохотала; кажется, даже слишком громко. - Иногда ты говоришь такие вещи...

- Правду я говорю, госпожа! Правду! - заворчала служанка, а затем встрепенулась. - Думаю, все готово. Осталось лишь надеть кимоно.



- Поездка в такую дыру просто обязана оправдать наши ожидания, - громко фыркнула Микото, поправляя дорогой мех.

В повозке сидело ещё четверо: Фугаку, Итачи, Саске и Сайо. Никто из них не обратил особого внимания на ворчание женщины - одна лишь младшая Учиха косо взглянула в её сторону и кивнула, как бы соглашаясь. Скверный характер Микото всегда давал знать о себе, но сегодня она походила на спящего тигра, выжидающего нужного момента для нападения на ягнёнка - Сакуру. Пока что зверь лишь обнажала острые когти, но прятала клыки, которые, несомненно, скоро пойдут в ход. Микото заранее не любила невесту и при любом удобном случае хотела отказаться от неё. И вовсе не потому, что девушка слепа, нет, просто материнское сердце больно стучало от ревности. Не стоит забывать, что именно ревность двигает женщинами во многих ситуациях и заставляет их совершать отчаянные поступки. Микото знала об этом, но не боялась. Она вообще никогда и ничего не боялась. Если только потерять сыновей.
Учиха косо взглянула на младшего, наблюдая за его реакцией. Саске был спокоен и неприступен, впрочем, как всегда. Его не брали никакие уговоры, женское ворчание и прочие раздражающие мелочи: он оставался верен себе, безучастно глядя в окно. Микото вновь решила действовать:

- Если она тебе не понравится, ты вовсе не обязан жениться, - как бы невзначай сказала она, сверля Саске взглядом. Тот кивнул, и она продолжила: - Все-таки девочка слепа...

- Микото! - Фугаку подал голос, смотря на жену жёстко и недовольно. - Этот брак решил заключить я - глава клана Учиха. Поэтому никто, даже мои собственные сыновья, не посмеют противиться этому факту. Я не позволю.

- Простите, Фугаку-сан, - улыбнулась женщина. - Я просто переживаю за судьбу своего сына.

- Твои переживания неуместны.

- Отнюдь. Я мать и буду переживать за них даже в самые спокойные времена.

- Ока-сан, - вмешался Саске, чувствуя, как повозка медленно останавливается. - Мы приехали. Успокойтесь.

Микото не ответила. Лишь подождала, пока все выйдут из повозки, а затем, оперевшись на руку старшего сына, и сама оказалась на холодном ветру.

- Поместье Харуно такое... старое, - пролепетала Сайо, до этого не видевшая ничего, кроме роскошных дворцов и садов. Дом действительно был стар и, казалось, заброшен. Однако слабый свет в одном из окон говорил об обратном. Жизнь была, правда, удручённая и серая. Фугаку двинулся к входу, и все последовали за ним. Их встретила служанка - высокая, согнутая, высохшая. Она склонилась в глубоком поклоне, пролепетала что-то невнятное и повела гостей в неизвестном направлении. Самый живописный чайный домик во всей округе окружала высокая живая изгородь из листьев, похожих на виноградные. Она оплетала стены, придавая внутренним садам особый ухоженный вид. Когда гости находились в комнатах с распахнутыми сёдзи, то создавалось ощущение, что чаепитие проходит не в доме, а в горах. К главному входу, предназначенному для посетителей, вела дорожка из плоских каменных плит мимо аккуратных невысоких фонарей, также вытесанных из камней. Природный материал занимал важное место в японской обстановке.

Пытаясь прочесть высеченные на булыжнике мелкие иероглифы, Саске остановился у ручейка, огибающего всю немалую территорию. В глубине сада гулко стучала полая бамбуковая палка. Сделанная как узкий сосуд, она наполнялась водой и под собственной тяжестью склонялась, издавая характерный интересный звук. Тонким переливом звенели колокольчики под крышами. Оставив обувь на специальной ступеньке, гости ступили на веранду, приподнятую над прохладной землей, и последовали за служанкой в одну из комнат. Там, как и предполагается, их ждали Какаши с Шайори. Один - спокойный и отчужденный, другая - волнующаяся и бледная. И, странно, сколь силён контраст между матерями Саске и Сакуры... Первая - ухоженная, властная, красивая хищница. Вторая - робкая, морщинистая, ласковая, слабая женщина. Впрочем, сей факт волновал мало, в особенности Микото, которая быстро сняла шубу, вежливо поклонилась присутствующим и натянула на лицо улыбку. Улыбка «приветливо-рабочая­», как называл ее Саске. Хотя внешне мало чем отличалась от той, с которой мать отвечала отцу, но и малейшее, мимолётное изменение мимики этого лица подмечалось им с точностью флюгера.

Их маленькая "горе-вечеринка" началась.

- Мы рады встречать таких важных гостей в нашем доме, - кивнул Какаши, приглашая гостей за аккуратный столик. Когда все расселись, Микото решила не церемониться и прямо спросила:

- Где же наша невеста?

- Действительно, - Шайори посмотрела на служанку, стоящую в дверях, и прибавила: - Харука, приведи Сакуру.

Та поклонилась, попятилась назад, а затем скрылась из виду.

Напряжение витало в воздухе, окутывая всех. В особенности Шайори и Сайо, не находящих себе места. Остальные же надели на лица непроницаемые маски дружелюбия и спокойствия - правда, Саске и Итачи сидели, не выражая особой заинтересованности;­ порой переглядывались и нагло ухмылялись друг другу.

- У тебя прекрасный чайный домик, Какаши, - зачем-то сказал Фугаку, озираясь по сторонам. - Я раньше не замечал.

- Ты вообще не слишком наблюдательный, - скупо улыбнулся Хатаке, вызвав тяжелый вздох у Шайори. Все на мгновение замерли, ожидая реакции со стороны Учиха... И какого же было их удивление, когда Фугаку, видимо, найдя высказывание друга смешным, громко рассмеялся. Микото тут же подхватила смех мужа, пытаясь разогнать напряжение.

- Ты не меняешься, Хатаке, - усмехнулся Фугаку, на что Какаши быстро ответил:

- К чему перемены? Я и так доволен собой.

- Действительно. Но ты...

Фраза его была неожиданно прервана тихим шорохом дверей.

Все обернулись.

Перед ними стояла девушка, которая ощущала себя человеком. Которую можно было воспринимать всерьёз, не пугливой девочкой, а молодой женщиной. Лицо её, покрытое невесомыми белилами, походило на ванильные облака, так и норовившие подмигнуть из-за весеннего солнца. Красивые зелёные глаза оставались безучастными ко всему, что происходило вокруг - они смотрели прямо. Необычные розовые волосы, собранные в пучок, крепились янтарными гребнями и дорогими заколками конзаши, сверкающими в свете газовых ламп. Роскошное кимоно, за которое Какаши отдал всё, что было у него, уходило вниз нежно-голубым водопадом. Сакуре никогда не доводилось носить столь дорогой вещи, украшенной тонким вьющимся золотым рисунком, изображающим холмистые горы и ручьи, в которых плавали серебряные карпы. Шёлковый бледно-зелёный пояс туго обтягивал талию.

Так произошло первое знакомство Сакуры с Учиха. Готовящаяся к этой встрече весь вчерашний день, она вмиг растерялась и на какое-то мгновение замерла с напряженным лицом и круглыми глазами. Лишь когда Шайори тихо кашлянула, она пришла в себя и низко поклонилась всем присутствующим. Впервые в жизни юная креолка так сильно жалела о том, что не может видеть лиц... Но если бы она узрела Микото, её темные поджатые губы, бледное лицо и жёсткие глаза - то поняла бы, что есть люди, которые никогда не смеются. Старшая Учиха наиграно улыбнулась и сказала:

- Наконец-то я увидела свою невесту. Ты ещё более красивая, чем я предполагала, девочка! - Микото умела управлять своими эмоциями, а потому голос прозвучал искренне и по-доброму.

- Спасибо... Микото-сан, - Сакура сковано улыбнулась, а затем, провожаемая Харукой села за стол. Служанка тут же скрылась в другой комнате, дабы принести закуски. Фугаку так же поприветствовал невесту, а затем вышел с Какаши из комнаты, чтобы поговорить о делах более важных, чем внешний вид невестки. Микото, в свою очередь, разглядывала девушку взглядом заинтересованным и пугающим.

- Ну хватит, хватит. Не стоит так переживать, девочка, - улыбнулась она. - Никто ведь не собирается съесть тебя за ужином.

Сакура сильно сжала зубы, но в ответ лишь скромно улыбнулась. Учиха не успокаивалась:

- Боже! Какие потрясающие глаза! Неужели это слепота делает их такими необычными? - эта женщина знала, куда бить, а главное - как...

"Ведьма!" - негодующе подумала Сакура, чувствуя укол обиды.

На помощь ей пришёл Итачи:

- Вряд ли слепотой добьешься чего-то подобного, ока-сан. Девушка и впрямь красива.

- Да-да, ты прав. Но её взгляд такой холодный... Неужели ты не рада нашему приезду, Сакура?

- Что вы, Микото-сан! - наиграно воскликнула девушка. - Я очень рада. Тем более, о вас ходит столько слухов.., - Сакура сделала небольшую паузу, а затем добавила: - Говорят, что вы первая красавица в Японии. Мне не представляется случая лицезреть вас, но уверена, что так оно и есть.

Микото напряглась, услышав о слухах... О ней и вправду говорили многое, но большая часть сплетен была отрицательна. Женщина поняла тонкий намёк, а потому вновь улыбнулась:

- Надеюсь ты, Сакура, не относишься к глупым девочкам, которые верят всему, что говорят? Люди чего только не придумают: не удивлюсь, если поговаривают, что у меня третий глаз на затылке.

- Будь у меня возможность, я бы поискала..., - улыбнулась девушка. - Но уверена, что ничего бы не нашла.

Микото усмехнулась и внимательно посмотрела на Харуно. Сидевшая рядом Шайори тут же встрепенулась:

- Сакура! Почему бы тебе не пойти к Харуке и самой не принести нашим гостям закуски? Уверена, они бы обрадовались, да, Микото-сан?

- Конечно, - кивнула женщина.

Девушка быстро поднялась на ноги и, поклонившись, прошла на кухню. Микото обернулась к младшему сыну:

- Как тебе, Саске?

Шайори буквально опешила от такой наглости, но особого внимания на это никто не обратил. Саске же взглянул на мать и через некоторое время ответил:

- Красивая.

- Я тоже так думаю, - кивнула Микото, а затем иронично произнесла: - И характер очень покладистый...

- Госпожа, - Сайо попыталась сказать, что не следует обсуждать девочку, когда она находится в соседней комнате, но предостерегающий взгляд Итачи заставил её остановиться; перечить Микото - всё равно, что лезть в клетку с тигром.

- К тому же, - добавила Учиха. - Я пока не заметила затруднительностей с её слепотой. Она прекрасно ориентируется в пространстве... Правда, мне бы хотелось иметь здоровых внуков...

- Моя девочка сумеет родить крепкого ребенка! - не выдержала Шайори. - И поверьте, не одного.

- Я уверена, что вы правы, Шайори-сан, - улыбнулась Микото. - А ты что думаешь, Итачи?

- Мне кажется, она умна, - задумчиво вынес старший сын, чем вызвал пренебрежительное фырканье со стороны матери:

- Не ум красит женщину, а воспитание.

- В таком случае я повторюсь - она красива.

- Я в свое время знала многих красавиц и, поверьте мне, на сегодняшний день их положение плачевно, - сказала женщина.

- Вам не угодить, ока-сан, - скупо усмехнулся Саске.

- Отчего же? - искренне удивилась Микото. - Я прошу здоровых внуков и манер. Более мне не нужно.

- Слава Богам, моя дочь способна дать перечисленное вами, - сказала Шайори.

- Не сомневаюсь в этом.



- Ты слышала ее, Харука?! Слышала?! - негодовала Сакура. - Эта злобная старуха...

- Тише! - служанка поднесла палец к губам, а затем прибавила: - И у стен есть уши!

Девушка лишь недовольно надула губы и вновь сконцентрировалась на подносе. Её руки, подобно райским птицам, порхали над закусками, в то время как сама Сакура находилась в отвратительном расположении духа: Микото оказалась ещё более ужасной, чем она думала. К тому же, она пугала своим поддельным тоном и доброжелательностью­. Странная женщина, и Сакура её не понимала. Да и не пыталась особо, хотя следовало бы поступить иначе. Если брак с Учиха будет заключён, то ей каждый день придётся сражаться с темпераментом новой госпожи. А ещё девушку пугал её жених... Легче было разговорить жареного осьминога, лежащего в тарелке, чем Саске - это расстраивало. Ей хотелось знать, с чем надо будет иметь дело.

- Идём! Неприлично заставлять гостей ждать, - сказала Харука. Сакура быстро подхватила поднос и вышла из комнаты, натянув на лицо глуповатую улыбку. Поставив на стол закуски, девушка хотела сесть на своё место, как вдруг её остановил женский голос:

- Девочка, ты не могла бы налить мне чаю?

- Конечно, Микото-сан, - покорно кивнула креолка. Медленно подойдя к женщине, она взяла в руки чайник и, задумавшись, стала наполнять чашку.

В воздухе мгновенно повисла тишина. Шайори расширила глаза, и сердце ее сделало тройное сальто...

- С...Сакура.., - пролепетала она, стараясь привлечь к себе внимание. Девушка остановилась, посмотрела на мать.

- Сакура, чайник пуст.

Харуно тут же вспыхнула, поставив горе-посуду на стол, будто она отравлена.

"Какой позор..."