Даже боги умеют любить

Тучи спустились на Олимп и сотрясали его грозными молниями, яркими и беспощадными, как их создатель. Сегодня Зевс был в ярости:
- И запомни, Арес! Это последняя блажь, которую я терплю от тебя! Не заставляй меня пробуждать божественный гнев! - Громовержец в буквальном смысле метал глазами молнии, и те в любой момент могли поразить стоявшего у трона молодого мужчину, облачённого в боевые доспехи. Из-под шлема на Зевса глядели два дерзких и самодовольных глаза, не умеющие смутится даже пред гневом царя Олимпа. И, конечно, Арес отлично знал, что этим только распаляет яростный напор отца, но он был бы не он, если подавил бы свою гордость и опустил взгляд. Сейчас надежда, что всё кончится мирно, заключалась в высокой темноволосой женщине, которая стояла рядом с престолом мужа и глядела на сына серьёзным взглядом. Разумеется, Гера была на стороне Ареса и всегда была, потому, как любила своего единственного сына. Гефест был не в счёт. Она сама отреклась от некрасивого брата Ареса, когда тот родился. А Зевс не любил законного сына. Вся его любовь была заключена в многочисленных бастардах, а также в ещё более многочисленных любовницах. И Арес жалел мать. Наверное, она была единственным существом, которое он когда-либо жалел...
- Ещё одна такая выходка, - не унимался Зевс, - и я изгоню тебя с Олимпа! Собой клянусь, я это сделаю!
- Зевс, - тихо проронила его супруга, ненавидящая громких споров, - я думаю, Арес усвоил урок. Уверена, он не повторит этого более.
- Уверенна?! Ты уверенна?! - вскричал олимпиец, взмахнув рукой. - Ты была точно также уверенна и прошлый раз, и в позапрошлый!..
- Это была случайность, - произнёс звучным голосом предводителя бог войны, - я не думал, что всё так выйдет.
- Ты не думал!? В том то и дело, что ты не думал!
Сейчас Громовержец был так взбешён, что не мог уловить чёрного металлического отблеска, появившегося во взгляде своего сына, но, к счастью, его заметила Гера.
- Прекрати, Зевс! - сейчас в её голосе зазвучали такие же громовые оттенки, что и в голосе её мужа. Наверное, только это и действовало на неукротимого Зевса. - Я лично прослежу, чтобы он более не начинал войны без твоего ведома.
Зевс посмотрел на неё, и Арес увидел, как тускнеют вспышки в его глазах.
- Хорошо, - проговорил он наконец. - Под твою ответственность, Гера.
- Конечно, милый, - тонко улыбнулась его супруга. Арес с удовольствием подметил эту, схожую с его, улыбку, подобную острому клинку, и как отец смиреет под этой улыбкой.
Покинув своих родителей, Арес не сдержал горестного вздоха. В этом вздохе звучала вся горечь утрат войны. Отец был не прав. Во всём не прав. И то, что он начал войну, не было ошибкой или пустой блажью. Он знал, на что шёл. И в том, что Арес глуп, Громовержец также был не прав. Ох, как не прав! Бывает ли хорошая война без отличной стратегии? А он был богом стратегий, что бы там не говорили Афина или Гермес. Как и им, ему было не занимать ни расчётливости, ни хитрости.
Ступая по олимпийским небесам, к которым так хотят дотянутся наивные люди, он рассуждал о порядке вещей в его необычном семействе. Таких сложных отношений ещё поискать нужно. И какое место в семье занимал он? Самый взбалмошный, неукротимый и яростный... сразу же после своего отца.
С Афиной у него были, мягко говоря, не лучшие отношения. Несмотря на то, что она была очень воинственной особой и побывала во множестве сражений, очень уж не любила последствий, которые оставались после его собственных игр, особенно тех, что касались её драгоценного города Афины. А потому она частенько посылала его, мягко говоря, на Олимп.
С Лукавым у него были более приятельские отношения, но с Гермесом сложно быть друзьями, хотя бы потому, что это дорого обходится.
Аполлон его, честно говоря, подбешивал своей солнечной улыбочкой и ангельским личиком без единой царапинки... не мужик!
С дядей Аидом отношения были холодными, наверное, от того, что Арес всё время подкидывал ему работёнки, зато с другим дядей Посейдоном он был в мире (что странно было для них обоих), и они часто прикрывали друг друга от гнева Зевса.
Сложнее всего дела обстояли с Гефестом. Первой причиной было то, что бога ремесла недолюбливала Гера, а вторая...
Арес мечтательно улыбнулся. Улыбка эта выглядела странно на жёстком лице бога войны. Она была почти мягкой, почти доброй. Так он улыбался только тогда, когда думал о ней...
Ноги сами понесли его вперёд, и он знал, что не остановится, потому что не боялся ничего. Ни отца, ни ревнивого Гефеста, ведь она была...
«Твоя...» - шептала она, обнимая его, и он чувствовал, как уходят из него вся его злость и вся вспыльчивость. Вся сущность его выворачивалась наружу, когда он мягко, почти нежно, шептал её имя... «Афродита...»
Его радость, его боль, его любовь.
«Моя». Как приятно было называть её своей, только своей. Хотя он прекрасно понимал, что она не его, и уж точно не Гефеста. Она, как воздух, принадлежала всем и никому. Она просто была.
Его радость... Они созданы друг для друга. Это же ясно! Как две противоположности: любовь и ненависть, мир и война. Её красота и нежность против его жёсткости и напора. Если бы не они, как появился бы на свет Антерос, воплощающий в себе и страсть и ненависть? А близнецы Фобос и Деймос? А пламенный Эрот? А их прекрасная дочь Гармония?
Его боль... Как ненавистно было видеть её в объятьях Гефеста, этого хромого калеки! Он злился и, не сдерживая эмоций, дал разок по физиономии Аполлона, подвернувшегося под руку. У того до сих пор нос с горбинкой. Как сложно было завоевать, а по другому он и не умел, эту прекрасную богиню, сделать своей, потом терпеть насмешки других и ревность своего брата. Но всё это стоило того.
- Арес, - она встречала его мягкой улыбкой и снисходительным тоном, - опять вы с отцом поругались? Ну не можешь ты...
Он прервал её крепким поцелуем и она обвила его шею руками, забирая его ярость и желчь.
«Моя любовь... моя...»
Смерть и любовь всегда ходят вместе, но их это ни сколько не пугает.