Долгая ночь

- Я скоро уйду, - сказал он, приобняв ее за плечи. - Не жди меня, ложись спать.

Она содрогнулась и резко сгорбилась.

- Я люблю тебя, Прасковья, - тихо произнес он и развернул лицом к себе.

Из ее глаз вниз по подбородку скатились две прозрачных блестящих слезы. Они красиво мерцали в сумерках, словно россыпь хрусталя. Вечерние краски комнаты периодически освещали огни фар проезжающих мимо машин. Его мысли были заняты лишь одним человеком – смыслом всей его жизни. И он сделает все ради нее, абсолютно. Его любовь, большая, всепоглощающая, обычно нежная и приятно согревающая, сейчас нестерпимо обжигала стенки души. Он хотел остаться, наплевать на все планы и быть с ней. Вечно. Навеки. Он хотел бы снова гладить ее по волосам, вдыхать аромат ее кожи, игриво щелкать по носу, поднимать на руки и кружить, кружить...

- Не уходи. Не надо! – Всхлипнула она и кинулась ему в объятия.

Ее тонкие руки со всей силы, на какую только были способны, прижали тело парня к себе.

- Нет. Только не сегодня. Когда угодно, но не сегодня... – Она неожиданно отстранилась и взглянула ему в глаза. – Не иди сегодня туда.

Он тяжело вздохнул и накинул куртку. Прасковья осталась стоять на месте, опустив голову. Он подошел к двери и взялся за ручку, но что-то остановило его. Мысли сразу напомнили все те моменты, что они разделили вдвоем. Как Праша учила его кататься на коньках, как они тайком пробирались на крыши зданий. Он вспомнил, как она сбежала из дома к нему, любимому, когда он заболел, как она прикрывала глаза и читала ему свои стихи и стихи великих авторов. То, как он читал ей вслух перед сном. Он помнил и то, как она сутками сидела за монитором или альбомом и писала, писала, писала. Писала без сна и отдыха. Как она зимними ночами в одной майке тряслась от холода или несдержимых эмоций с ноутбуком в каком-нибудь укромном уголке их квартиры. Он ставил рядом с ней еду и все, что могло быть необходимо, каждый раз терпеливо уносил то огромное количество кружек из-под кофе, что скапливалось вокруг нее, с тем же терпением перемывал их. Он укрывал ее пледом, хотя она даже не замечала этого. Он уносил ее в кровать, когда девушка, устав и обессилев, падала в его объятия прямо на рабочем месте.

Он любил ее. Любил так сильно, как только возможно любить. Но надо идти. Другого выхода нет. Остаться с ней и умереть вдвоем? Никогда! Прасковья Башмачок будет жить.

Парень обернулся и встретился с ней глазами. И она прочитала извинение в его глазах. Извинение и дикую боль.

Душераздирающий вопль пронзил воздух и расколол на миллиарды режущих осколков.

- Миша! НЕТ! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ТАК СО МНОЙ ПОСТУПИТЬ! МИША! – она кинулась к двери, но стоило ей оказаться рядом, как щелкнул замок.

Он ушел. Ушел! Как он мог так с ней поступить? Девушка упала на колени, почти в кровь разбив их о каменный пол. Тишину коридора разрывали ее крики. Она просто рыдала, рыдала в голос. Слезы катились по щекам, глаза покраснели, а веки набухли. Она громко всхлипывала, выкрикивая его имя, умоляла вернуться. Ноги саднило, однако эта боль была ничем. Жалкая пыль по сравнению с разрушительной бурей внутри, вызванной расставанием. Душа рассыпалась. Душа, которую она так старательно склеивала каждый раз, когда ее ранили, душа, которая срослась и открылась ради одного человека. А этот человек в крошки размолол ее вновь.

Прасковья вся сжалась, да так, что ее лопатки выпирали, словно недосформированные крылья. Дыхание было резким и частым, чередующимся со всхлипами. Ее трясло, словно от холода. Хотя чему удивляться? Холод настиг ее, захватил и принялся медленно расправляться с останками живого, что еще теплились внутри. Она заламывала руки, кусала себя. Ее рыдания не прекращались ни на мгновение, ногти впились в спину, оставляя глубокие впадины, из которых засочилась кровь. «Он не мог. Не мог так со мной поступить!»

Девушка запрокинула голову и распахнула глаза. Когда-то тепло-серые, живые, они превратились в мутное стекло. С ее окровавленных уст сорвался вопль безумия. Она кричала, шумно втягивала воздух и кричала снова. Дрожащими пальцами вцепилась в пряди своих волос, словно пытаясь вырвать их с корнем. Ей было плевать на то, что будет потом с ее телом. Она просто не могла представить своей жизни без него.

Прасковья внезапно замолкла, а в следующий миг с силой опустила голову на каменный пол. Взвыла от боли, но продолжала биться лбом, срывая кожу, разбивая нервы и сосуды. Еще один удар – достигла надкостницы. Вскрик пронзил воздух в последний раз, и обезумевшее сознание провалилось во мрак.

***

- Это сон? Или я умерла? – растерянно произнесла Праша, озираясь вокруг.

Боль пропала, но душу жгло неимоверно. Как жаль, что тут нет ничего, чем можно помочь себе прекратить эту муку, помочь себе умереть. Девушка вздохнула.

Неожиданно перед ней появилось зеркало, и она нерешительно взглянула на себя – вполне симпатичную девушку двадцати лет. Серые глаза были печальными. Почему? Ведь она так красиво выглядела...

Из-за ее спины вышла девушка, ее точная копия. На лице двойника играла ироничная улыбка.

- Как ты думаешь, куда он ушел? – протянула копия, и ее голос был полон яду. – Он ушел к другой. К той, что была лучше тебя. К той, что следила за своим внешним видом, уделяла ему внимание. К девушке, конечно, не молодой, но очень ответственной и заботливой.

В горле появился огромный ком, он мешал дышать, и, казалось, она вот-вот задохнется. Прасковья попыталась сглотнуть его, и слезы едва не брызнули из глаз.

- Как ты смеешь?! Откуда тебе знать?! – крикнула она, невольно сжимая футболку на груди. Там, где находилось сердце.

Ответом ей была еще более противная усмешка.

- Я это ты, ты это я. Просто теперь ты услышала сама один из своих страхов... – стремительно растворяясь в воздухе, произнесло отражение.

Второе отражение подняло голову. Ее глаза встретились с глазами Прасковьи. Обе испытывали боль потери, невыносимую боль.

- А я твой второй страх, - произнесло отражение тихим, едва слышным шепотом.

Праша задышала чаще, в ее взгляде вспыхнули недоверие и ужас. Девушка в зеркале кивнула и грустно улыбнулась.

- Да, это именно то, что ты думаешь, - сказала она.

Прасковья взвыла от невыносимой боли. Нет. Невозможно! Этого не могло случиться! Он не мог согласиться на ту дуэль. Ведь он говорил, что отказался, обещал, что им ничего не грозит… Девушка всхлипнула и подняла глаза на зеркало. Там уже не было той красивой леди Башмачок, там была она – такая, какой сама себя сделала. Девушка ужаснулась, а тошнота, подкатившая к горлу, болезненно обожгла пищевод. Перед ней «красовалось» лицо, если это можно так назвать - нос сломан, лоб разодран до кости. Кусочки кожи и обрывки сосудов повисли подсохшими шматками; волосы растрепаны, а кое-где выдраны клоками; губы опухли и побагровели. Повсюду на лице и теле красовались синяки, царапины, везде была кровь. Где-то она еще сочилась, а где-то уже засохла и превратилась в темно-багровую корочку. Прасковья невольно усмехнулась – она всегда сдирала все корочки, что образовывались у нее, и тут работы будет много. Но тут она встретилась взглядом с самой собой. Этот взгляд… Он был пустым, стеклянным, словно у куклы. Куклы, которая не просто дала трещину, а разбилась, разбилась на миллиарды кусочков. Такой свою душу и ощущала Праша. Казалось, ничего не осталось от того, что жило внутри нее, что дарило ей вдохновение и возможность писать. Ее душу разбили, раскрошили на осколки и безжалостно отняли даже эту стеклянную пыль... Не осталось ничего. И больше ни в чем нет смысла.

Она заплакала. В голову закрались воспоминания, старые мысли и идеи – сколько всего она сделала... А сколько ей предстояло сделать! Но не теперь; тот, кто дарил ей силы творить, погиб, а значит, погиб и смысл ее жизни. Но ведь Миша наверняка хотел, чтобы его любовь жила. Чтобы она жила дальше, попыталась забыть. Праша всхлипнула и замолкла.

- Выбирай. В этом аэропорту оба самолета ждут твоего решения.

Девушка резко обернулась и увидела позади себя женщину. Глаза Прасковьи округлились – за спиной собеседницы белым благородным огнем сияли шесть белоснежных крыльев.

- Ты выбираешь, куда лететь, - сказала женщина и указала рукой куда-то за Прасковью. – Там два выхода на посадку.

Девушка медленно развернулась и увидела две огромные резные арки. Над одной было выведено золотой вязью букв слово «Туда», над второй - «Обратно».

- Главное, знай, что ты всегда сможешь сесть на один из самолетов, а на второй только сейчас, - произнес голос позади.

Прасковья наполнила грудь воздухом и резко выдохнула, а затем уверенно направилась к выходу.

***

Спустя три года была издана книга, которая в момент стала бестселлером. Книга о потере, которая сломала жизнь. Автор купалась в лучах славы, и все ее боготворили, ведь в своем произведении она раскрыла то, что мучило миллионы людей.

Спустя месяц после издания книги, когда та уже приобрела огромною популярность, мир сокрушила новость – Прасковья Башмачок умерла. Ее нашли деревенские детишки на берегу реки. Тело было изувечено, а на груди вырезаны ножом какие-то слова. Вердикт специалистов – смерть от удушья в воде. Ведется расследование. Но никто не знает, что она сделала это сама; она села на самолет «Туда», выполнив свой долг и перешагнув через себя.