Душа художника. Глава восемнадцатая. Кошмар, ставший явью.

Дружба – величайшая ценность, доступная человеку. Эта аксиома, не требующая никаких доказательств и, тем не менее, в каждом поколении находится масса мыслителей, старающихся узнать об этом таинстве как можно больше. Кого вы считаете истинным другом? Того, кто постоянно приходит к вам на помощь? Того, кто чаще всего бывает рядом? Того, с кем вы знакомы давно? Нет. Мы судим не по тому, что человек нам отдает - а потому, что отдаем ему мы сами.
"Давай дружить?" - самая трогательная, на мой взгляд, фраза, корнями своими уходящая в глубокое детство. Чем старше мы становимся, тем серьезнее относимся к таким вещам. С возрастом дружба обрастает не только откровениями, но и огромной ответственностью. Дружба - нечто вроде негласного закона: ты - за меня, я - за тебя. Я часто думала о том, с такой ли охотой друзья приходили бы мне на помощь, если бы не рассчитывали на то, что в будущем я отплачу им тем же? Нет, скорее всего. Получается, дружба - всего лишь прикрытие? Обман, сотканный из полотна лживого доверия и взаимовыручки?
Право, я не знаю. Да и неважно это, по большому счету.
"Что значит неважно?!" - возмутитесь вы. А то и значит, господа; как бы я не философствовала в минуты одиночества, когда подле меня лишь тетрадка и мое внутреннее "я", при друге я, однако, и помыслить не смогу о подобных вещах. Оказавшись с другом, я вообще мало о чем буду вспоминать - плохое незаметно отойдет на второй план, проблемы улетучатся, словно и не было их никогда. Останется лишь легкость, беззаботность, тонущая в приветливых улыбках и синхронных раскатах громкого смеха.
Они заставляют меня забыть о том, что мир, по сути своей, безвыходная тюрьма, опутанная тьмой.
Они заставляют пессимиста и тирана внутри меня заткнуться, уступив место веселому и позитивному существу.
Они заставляют меня любить. Чуть-чуть, но все-таки любить.
Не знаю, почему, но... Но, несмотря на мой недюжий природный пофигизм, мне каждый раз мучительно больно разрывать связь с людьми, успевшими поселиться в моей душе. Каждый раз, когда меня бросают, предают, тыкают лицом в грязь, уходят, разрушив всю эту идеалистическую картину - каждый раз я заново разочаровываюсь в людях. Я надолго запираюсь в себе, огрызаюсь, точно дикий зверь, и никого не подпускаю близко. Говорю себе - хватит. Я больше никому не позволю так с собой поступить.
Пройдет время. Раны немного затянутся. На горизонте появится новый человек - добродушная улыбка, теплое рукопожатие, невесомый поцелуй в щеку. Полный комплект.
И я снова открываю дверь в свою душу, чтобы вновь потом почувствовать себя разбитой и ненавидящей все вокруг.
Ab initio. Замкнутый круг.

Бледные пальцы быстро бегают по клавиатуре, набирая текст. Время от времени рука тянется к бутылке с газировкой, стоящей на краю стола, после чего вновь опускается на мышку. Кроме стука клавиш, в просторной спальне не слышно никаких звуков.
- Работаете, мистер Сасори?
Он прекращает свое занятие.
- Ты что-то хотел?
- Ничего особенного...
Не спрашивая разрешения (оно ему и не нужно), Саске Учиха переступает порог гостевой спальни.
- Ты нечасто удостаиваешь меня своими визитами... - Сасори оборачивается через плечо и внимательно смотрит на подростка, что, судя по всему, не собирается уходить. - Значит, ты хочешь поговорить со мной. Занятно. Я готов тебя выслушать.
- А вы говорите только по делу, хм.
Акасуна поморщился.
- Избавь меня от этого хмыканья, Саске! Мне хватает и Дэйдары...
- Прошу прощения. - Он неторопливо подходит к креслу и присаживается, не сводя глаз с красноволосого. Этот зрительный контакт просто невероятно сказывается на самообладании Учихи: он волнующ, он заставляет мурашки бежать по телу. - Мистер Сасори...
- М-м?
- Вы же знаете, что сейчас творится в городе?
Акасуна опускает веки, словно бы потеряв интерес, вновь поворачивается к компьютеру. И вновь терзает клавиатуру.
- Что ты имеешь ввиду, Саске? Твои слова так... Субъективны. Я знаю, что на прошлой неделе полиция обнаружила склад паленой обуви на Грин-стрит; я знаю, что позавчера был совершен набег на частный банк Меллон; я знаю, что в прошлую пятницу один кретин по фамилии Тсукури спьяну врезался в какой-то ларек и мало того, что нанес материальный ущерб его хозяину, так еще и разбил мою тачку. Как видишь, Саске, я отвечаю абсолютно правдиво. Однако это ли та правда, что тебе нужна? Не думаю.
Брюнет не удержался и снова хмыкнул. Акасуна был не так-то прост, и он это понимал, но чтобы так...
- Что вы знаете о Рэсдогс?
- Снова субъективность? - ответ последовал незамедлительно. - "Вы знаете"... Что знаю конкретно я? Я знаю, что Рэсдогс - тайна, Рэсдогс - опасность. А теперь я знаю, что тебя они интересуют. Тебя, Саске, и это не волнует?
- Нисколько. Напротив, я бы не хотел, чтобы брат думал, что я сижу сложа руки.
- Вот как? А что, если я пойду не к Итачи, а, скажем, к Хидану? Или к Тоби, о котором ты вообще ничего не знаешь?
- Я думал об этом. В принципе, такое возможно... Но вы ведь все равно не пойдете.
Акасуна скосил глаза на Учиху.
- Да... Разумно. Но ты будь поосторожнее: такие разговоры чреваты определенным... Хм-м...
- Риском, я знаю.
- Дело не только в риске, знаешь ли... - Он захлопнул крышку ноутбука. - Мне пора, Саске.
- Вы не ответите мне?
- Увы, время поджимает.
Голос брюнета преисполнился подозрения.
- Вы не хотите отвечать, верно?
- Нет. Просто так совпало - мне нужно идти на очень важную встречу. Ты думаешь, что если это и случайность, то крайне выгодная для меня... Но это не так, хотя у тебя нет этому подтверждений, помимо моих собственных слов. Печально.
- А вы еще говорите, что мои речи субъективны! - фыркнул Саске.
- А мои разве субъективны? Двусмысленны - возможно, однако субъективностью здесь и не пахнет.
Саске проводил Сасори до прихожей.
- А куда все подевались? Я с утра никого, кроме вас, не видел...
Акасуна принялся застегивать пуговицы на плаще.
- Итачи с Кисаме и новичком...
- Тоби.
- Тоби... - Саске резко вскинул глаза. По тону Акасуны было понятно, что неожиданное пополнение в рядах группировки его отнюдь не радует. Настораживает даже. Однако уже через секунду на лице красноволосого опять застыла бесстрастная маска. - Ну да. Они поехали решать одно дельце... Я попросил Хидана и Какудзу, что сегодня улаживают проблемы в Лонг-Айленде, взять с собой и Дэйдару, ибо мне он уже надоел.
- Солидарен.
Сасори взял в одну руку коричневый кожаный портфель, а вторую положил на ручку входной двери, но неожиданно остановился.
- Саске, Саске... - протянул он. - Знаешь, в твоем возрасте я тоже хотел свободы.
- О чем вы?
Повисло молчание.
- Стремление к свободе погубит тебя, - глухо произнес Акасуна. - Так же, как в свое время и меня погубило. Подумай об этом. - Акасуна распахнул дверь, выпрямился, как штык, и голос его снова стал спокойным и рассудительным, как и прежде. - М-м... Да к тебе гости, как я вижу.
- Здорово, Сасори.
То был Ходзуки Суйгецу, да, вне всяких сомнений, он самый. Однако за последние сутки Акула так изменился, что Саске с трудом его узнал - и изменился, увы, не в лучшую сторону. Он заметно похудел и осунулся; в глазах не было больше обыкновенного озорства, ни единой хитрой искорки. Теперешний Суйгецу напоминал картину великого художника, несколько веков простоявшую в запыленной кладовой - потертую, поблеклую, обесцвеченную.
- Здравствуй. - Красноволосый пожал протянутую граффитистом руку. - Хм... Полагаю, вы и сами разберетесь. Я опаздываю. Рад был повидаться, Суйгецу.
Едва за Акасуной закрылась дверь, взгляд Саске переместился на сокомандника.
- Суйгецу, что-то случилось?
- Случилось ли? - взгляд Ходзуки был полон печали. - Да, наверное... Можно и так сказать...
- Что стряслось? Не мямли, Акула!
- Карин погибла. - Слова дались пепельноволосому с видимым трудом. Суйгецу зажмурился и торопливо отвернулся.
Саске остолбенел, будто бы его обухом по голове ударили.
- Что ты сказал?
- ОНА УМЕРЛА! - рявкнул Суйгецу. В аметистовых глазах его вспыхнула злость. - УМЕРЛА, ЯСНО?..
- Не может этого быть... - ноги Саске подогнулись. Чтобы не упасть, Учиха схватился за вешалку. - Нет... Нет... Ее же выписали, черт побери! Врачи сказали, что ее жизни ничто не угрожает!
- А это и не из-за того ранения.
- Что ты хочешь этим сказать, Суйгецу?
- Ее убили, Саске. Я знаю...
Учиха вцепился в плечо друга так, что побелели костяшки пальцев.
- Не здесь. - Прошептал он. Голос не слушался. - Пошли, поговорим.
Саске провел товарища на кухню; открыл шкафчик, что располагался рядом с холодильником, достал оттуда бутылку виски марки "Джонни Уокер" и две рюмки. Поставив фужеры на огромный обеденный стол, почти целиком сделанный из прозрачного стекла, налил себе и Суйгецу.
- Саске, ты же не пьешь... - запротестовал было Акула.
- Сегодня можно. - Рубанул тот.
Суйгецу взял свою рюмку. Повертел в пальцах, озабоченно хмуря белесые брови.
Это было так странно - сидеть в компании Лидера у него на кухне, пить дорогущий виски, что стоит, должно быть, больше, чем его собственная жизнь... Суйгецу ведь прекрасно знал, что Саске терпеть не может алкогольные напитки - просто на дух не переносит, ровно как и сигаретный дым. Акула очень некстати вспомнил, как Учиха, бывало, начинал злиться, когда Карин курила в его присутствии...
Ходзуки затряс головой, отгоняя болезненные воспоминания об их веселых совместных деньках.
- Помянем. - Сказал Суйгецу, решив, что выпить им все-таки жизненно необходимо.
Они опрокинули в себя виски одновременно. Саске, осушив свой фужер, закашлял с непривычки и уткнулся носом в краюшку хлеба, чтобы хоть как-то заглушить жжение в глотке.
- Ты говоришь, ее убили. С чего ты это взял?
- Вчера вечером я обнаружил письмо. Оно было заткнуто между входной дверью и косяком моей квартиры. - Суйгецу перебросил напарнику сложенный вдвое лист плотной бумаги. - И через каких-то двадцать минут, когда я уже оделся и выскочил на улицу, чтобы найти нашу Клубничку и спросить, что ей в голову ударило, взорвался дом в квартале от моего. Пожарные потушили огонь не сразу, пламя-то разгорелось нехило. Оттуда вытащили два трупа... - Ходзуки сглотнул. - Я, конечно, не уверен на все сто процентов, в конце-концов, тела были... Все в ожогах... Но очки, Саске... Это были ее очки. Те самые, в оправе, что мы подарили ей в июле.
Саске развернул послание и пробежал глазами по строчкам. Почерк быстрый, чуть наклоненный влево - без сомнения, почерк их подруги.

Ну здорово, Акулья пасть. Если ты читаешь эту записку - скорее всего, я уже мертва. Но это неважно. Скажи Саске, чтобы прекращал расследование, теперь я знаю, что опасность вас ждет двойная. Вас всех убьют. Я не хочу, чтобы это случилось. Передай Саске... Нет, лучше не передавай ничего, я и так слишком много болтала. Передай Джуго "спасибо" - за то, что пришел мне на выручку тогда, в прошлом году, когда нас копы накрыли. И еще, Суйгецу... Извини, что трепала тебе нервы так часто. Может, я и впрямь была чересчур резка. Знаешь, если бы я не была такой стервой чокнутой, быть может, у нас с тобой что-то и вышло бы.

Прощайте.

Ваша Клубничка.

Саске поднял глаза.
- Это точно она писала?
- Я думаю, что да. - В голосе Суйгецу была тоска - настоящая, щемящая. - Саске. - В глазах пепельноволосого вдруг полыхнула решимость, перемешанная с лютой ненавистью. - Пообещай мне одну вещь... Пообещай, что мы отыщем этого ублюдка! Во что бы то ни стало разберемся с этим дерьмом! Карин погибла не напрасно, слышишь? Мы должны докопаться до правды и остановить чертовых "Рэсдогс"!
Учиха внимательно посмотрел в аметистовые глаза Акулы.
- Обещаю. - Медленно проговорил он.
Суйгецу немного расслабился и благодарно кивнул:
- Спасибо.
Они посидели немного вдвоем. Вспоминали старые приключения, дружеские вылазки в другие районы, стычки, из которых всегда выходили победителями. Вспоминали времена, когда только-только познакомились - детство. Когда Саске еще был злобным и эгоистичным, Ходзуки - прыщавым юнцом, Карин - девчонкой с грудью минус первого размера, а Джуго - хилым и невзрачным мальчишкой, что и котенку сдачи дать бы не смог.
Все больше и больше они понимали, что уже давно не те малые ребята, что уже выросли и повзрослели - не только физически, но и духом.
А потом Суйгецу сказал, что ему пора уходить.
- Саске... Спасибо... За компанию... - оба были уже хорошо пьяны. Суйгецу старался говорить внятно, но получалось у него с трудом. - Было здорово... Почаще бы. Только... Не по таким вот поводам...
- Тебе точно пора?
- Д-да... Мангецу будет волноваться, если я сегодня приду поздно.
Саске подставил другу плечо и помог добраться до дверей, хотя и сам нетвердо держался на ногах. Кое-как, с грехом пополам, натянув куртку и шапку, Суйгецу хлопнул Лидера по плечу на прощание, распахнул входную дверь и с силой врезался в удивленного Итачи.
- Суйгецу? Саске? - Учиха-старший нахмурился, моментально уловив исходящий от ребят запах спиртного. - Вы что тут устроили?
Саске пьяно рассмеялся.
- Заботливый старший брат пришел! Этот... как его...
- Итачи. - Подсказал Хидан. Еретик каверзно ухмылялся: очевидно, уже предвкушал, как утром будет насмехаться над юношей, страдающим от похмелья.
- Во, он самый! - Саске ткнул Итачи в плечо. - А что ты такой хмурый, ботан? То бишь... Братан... Ха-ха-ха...
- Саске... - с нотками раздражения воскликнул Итачи. - Почему ты напился?
Младший выпучил глаза от изумления.
- Опа-на! А тебя это интересует?!
- Саске, я... пойду? - спросил Суйгецу.
- Да-да, конечно, иди.
Когда за Акулой захлопнулась дверь, Итачи схватил Саске за шиворот и отшвырнул к стене. Младший брат расхохотался, точно безумец, и вновь попытался встать; остальные Акацуки - Хидан, Какудзу, Дэйдара да испуганный Тоби - очевидно, поняли, что сейчас Итачи очень зол, и, по-быстрому раздевшись, разбрелись по своим комнатам. Итачи же, сбросив пальто прямо на землю, присел на корточки подле притихшего младшего брата.
- Саске, что случилось?
Вопрос, заданный почти участливо, пробудил в нем дикую ярость.
- ЧТО? ЧТО?! Да какое... тебе... дело... до того, ЧТО случилось!..
- Не кричи. - Велел Итачи спокойно. - Я тебе не враг.
- Это... ты... так думаешь, брат...
Итачи застыл, точно каменное изваяние. Саске же, пошатываясь, точно стебелек на ветру, поднялся на ноги и, не обращая никакого внимания на неподвижно сидящего брата, направился в свою комнату. На середине коридора Учиху внезапно затошнило, и он остановился, чтобы немного передохнуть.
Мимо него, не говоря ни слова, прошел Итачи и исчез в своем рабочем кабинете.
Потомившись в холле еще пару минут, Саске плюнул на все и решил вместо своей спальни посетить чужую, но оттого не менее занимательную.
В комнате Итачи царил полумрак и легкая прохлада - кондиционер здесь не выключался ни разу с тех пор, как они сюда переехали. Про себя Саске подумал, что, наверное, именно так должны выглядеть покои современного графа Дракулы: темные стены с причудливой драпировкой в винтажном стиле, кровать с балдахином из дуба, достаточно большая, двуспальная (непонятно, зачем, Итачи отродясь девушек в дом не водил), на полу - распластанная медвежья шкура. Клыки убитого зверя злобно оскалены. Под потолком - люстра со странно изогнутым плафоном непонятной формы.
Однако для Саске все эти мелочи интереса не представляли. С порога он направился прямо к запыленному будуару - заметно старше прочей мебели в спальне. Открыл скрипучую деревянную крышку и выудил на свет Божий пожелтевший от времени картонный ящик - плотно обклеенный скотчем.
Коробку он вскрыл при помощи швейцарского ножа - эту незаменимую вещицу Учиха всегда носил с собой, в кармане брюк.
Затем отложил нож и осторожно взял в руки старую потертую рамку для фотографий. Внутри был снимок, сделанный одиннадцать лет назад - накануне его пятого дня Рождения: отец, Фугаку, как всегда, серьезный и чуть мрачный от постоянных забот, приобнимает за плечи их мать, Микото - женщину с теплой, ласковой улыбкой. Та, в свою очередь, прижимает к себе маленького Саске - веселого, смеющегося, в какой-то красной шляпе на манер пиратской треуголки. И только добродушный на вид Итачи не вписывается в семейную идиллию - стоит себе в сторонке, как-то апатично глядя в объектив камеры. Как будто с чужими фотографируется.
Сколько себя Саске помнил, брат всегда был таким - далеким, независимым, недосягаемым, преследующим какие-то свои собственные, никому более не ведомые цели. Когда им объявили о гибели родителей, Итачи держался стойко. Даже расстроенным не казался. В отличие от Саске, даже не горевал.
А может, он и не любил их, родителей?
Конечно, нет. Саске давно уже убедился в том, что брату и на него, и на отца с матерью было наплевать.
И тут взгляд Саске наткнулся на что-то еще. Что-то, что прежде ему видеть не доводилось - маленький черный конвертик, втиснутый меж двух старинных томов Шекспира. В душе брюнета мигом появились плохие, очень плохие предчувствия. Тем не менее, не утолить свое любопытство он не мог. Быстро разорвав конверт, Саске углубился в чтение - два небольших листа бумаги были целиком исписаны аккуратным каллиграфическим почерком Итачи.
Когда он дошел до середины, глаза его потрясенно расширились. Последние строки дочитать Саске просто не смог - записка выпала из его дрожащих рук обратно в коробку.
- Нет... - он всхлипнул, точно ребенок, и бессильно прислонился к будуару. - Нет... Этого не может быть...
Непослушными руками он нащупал в кармане мобильный телефон. Набрал короткий номер. Приложил аппарат к уху, пытаясь привести мысли в относительный порядок.
- Полиция Нью-Йорка, говорите. - Послышался женский голос на том конце провода.
- Записывайте. - Выдохнул Саске. - Лафайет-стрит, дом 216. Здесь обосновалась опасная преступная группировка. Всего их семеро, в квартире только пятеро. Здесь хранится запрещенное оружие и наркотики. Много наркотиков.
- Поняла вас. Кто говорит?
- Когда будете подъезжать - не шумите, иначе они услышат вас и сбегут.
- Назовите свое имя! Кто говорит? Ответьте!
Саске повесил трубку и поспешно сложил барахло обратно в коробку, а коробку - в будуарный шкаф. Фотографию, впрочем, он вытащил из рамки и оставил себе - единственное, что осталось от его счастливого детства.
Покинув комнату, Саске направился прямиком к входным дверям. Следовало уходить, и как можно скорее.
В прихожей он встретил Сасори, что как раз снимал шарф и выглядел несколько уставшим.
- Уже вернулись, мистер Сасори? - чуть хрипло поинтересовался Саске, набрасывая на плечи пуховик.
Акасуна смерил его пристальным изучающим взглядом. Волнение парня не могло от него укрыться.
- Дела удалось закончить быстрее, чем я рассчитывал, - наконец ответил красноволосый. - А ты спешишь куда-то, Саске?
- Спешу. Будь добр, закрой за мной дверь.
Он выскользнул на лестничную клетку и сбежал вниз по лестнице, горя лишь одним желанием - покинуть это треклятое место. Немедленно и навсегда.

Люди умеют терпеть; в них это свойство заложено матерью-природой.
Потому мы и живем - те, кто может храбро смотреть всем проблемам и трудностям в лицо, те, кто после всех козней злодейки-судьбы остается невозмутимым и гордым, те, кто после удара в спину встанет, сплюнет кровь и пойдет дальше с тем священным упрямством, что свойственен лишь существам волевым, стойким, несгибаемым. Я, вы, мы - все мы сильные, все мы обладаем терпением, ибо мы выдержали жизненное испытание и существуем в данный момент; если ты читаешь эти строки, ты - герой эволюции. Но как только ты умрешь, после тебя не останется ничего - только кучка органического вещества, атомы и молекулы, прах, бездвижное тело. Ты тотчас признаешься слабым, ты тотчас перестанешь быть героем.
Именно потому каждый из нас пытается быть терпеливым - ну вы же понимаете, какая это важная вещь. Терпеливому все долго и основательно трахают мозги, а ему хоть бы хны. С улыбкой ждет, когда все постепенно придет в норму. А там и отыграться можно - бейсбольной битой или топором, кому как нравится.
Но что, если причина вашего раздражения неизменна долгие годы?
Терпение - палка о двух концах. Сослужив человеку хорошую службу в одном случае, оно способно погубить его в другом. Ибо наша нервная система похожа на бомбу с часовым механизмом; в один прекрасный день все накопившееся переполнит чашу и взорвется с оглушительным треском, окончательно поставив на всем жирную точку. И для этого не требуется нечто грандиозное, достаточно одного-единственного повода.
Люди умеют терпеть; однако судьба умеет удивлять нас новыми неожиданностями. У нее богатое чувство юмора.