Двое. Глава 2

Саске вздрагивает и открывает глаза, вспотевшая рука, сжимающая пистолет, онемела и чуть покалывает. Он садится в постели и перекладывает оружие в левую руку, занемевшее от неудобной позы и постоянного напряжения тело отзывается болью. Подкравшись к окну, он выглядывает сквозь зазор между шторами: темнота и тишина. Но даже это не успокаивает, потому что нервы, потому что бессонница, потому что чудо-таблетки больше не помогают… Он снимает пистолет с предохранителя, и на душе становится чуть легче.
Прислушавшись, он различает тихие шорохи на первом этаже, сердце пропускает удар, а потом заходится в бешеном ритме, гоняя по венам вскипающую адреналином кровь. Ступая бесшумно и чутко отслеживая любое колебание воздуха, Саске спускается по лестнице, целясь пистолетом в темноту.
- Свои! – Раздается хриплый голос с кухни, и Саске едва не спускает курок.
- Какого хрена ты таскаешься с пушкой по дому? – спрашивает у него Хошигаке, быстрым движением убирая со стола что-то напоминающее разобранную рацию. – Да я тебя уже боюсь больше, чем всех охотников за головами вместе взятых.
Саске останавливается на пороге и морщится от густой пелены сигаретного смога, занавесившей всю кухню. Он с неохотой опускает руку с пистолетом. А ведь, казалось бы, что может быть проще? Один выстрел и…
- Мозги собирать заебешься, - спокойно говорит Хошигаке, а потом бросает веселый взгляд на подставку с кухонными ножами. – И где гарантии, что я не окажусь быстрее?
Саске садится за стол, откладывает оружие в сторону и тянется к чужой сигаретной пачке. Этот Хошигаке курит крепкие, сущий горлодер сигареты, но это то, что ему сейчас нужно. Кисаме чуть кивает и толкает через стол зажигалку, а потом, словно разговаривая сам с собой, говорит:
- Хотя Итачи-сан не велел, да…
Что именно Итачи не велел Саске решает не уточнять, просто закуривает и бросает взгляд в окно. Там все еще темно и все еще тихо.
Наверное, он слишком устал от темноты и тишины.
- Мы можем поехать? – первым нарушает тишину Саске.
Хошигаке задумчиво трет покрытый жестким налетом темной щетины подбородок, явно что-то прикидывая в уме.
- Мне обещали подогнать машину, - наконец, говорит он. – Если все пройдет гладко, поедем.
Саске затягивается и задерживает дым внутри до тех пор, пока легкие не начинают гореть. Он остро надеется, что «все пройдет гладко», потому что ему жизненно важно увидеть брата. Прикоснуться к нему, почувствовать его запах, взять за руку… И в это желании нет ни капли той отвратительной похоти, что мучила его прежде, лишая сна и аппетита.
С того дня, когда он в последний раз видел Итачи, прошла неделя. За эти семь дней, что он по двадцать часов в сутки проводил за компьютером, до слепоты вчитываясь в десятки и сотни медицинских сайтов, курил и думал, сам себя сжирая с потрохами, в нем что-то изменилось. Надломилось, вспыхнуло очистительным огнем страдания, перегорело и стало другим.
Та любовь к брату, что являлась центром его «Я», и что когда-то была отравлена примесью совсем иной, отвратительной по своей сущности любви, вдруг вернулась к своей изначальной, чистой и непорочной сущности. Саске снова пять, и он не знает человека лучше, сильнее и красивее, чем его старший брат. Наверное, с такой стерильной, полной самозабвенности страстью религиозные фанатики любят своего Бога.
Он достиг дна своей сущности и вершины страдания одновременно, это катарсис.
Это просветление.
Он не замечает, как истлевает сигарета в его руке, и даже жар огня, вплотную подобравшегося к пальцам, не тревожит его.
- Вы совсем не похожи.
Саске тушит окурок о дно пепельницы и сметает серую дорожку пепла со стола.
- Мы и не должны быть одинаковыми, - парирует он спокойно.
- И то верно, - смеется Хошигаке, демонстрируя розовые десны и острые клыки. В неверном свете тусклой лампы Саске вдруг отчетливо замечает симметричные полосы шрамов на его лице, и на секунду ему вдруг становится интересно, что за тип, этот Хошигаке Кисаме.
Но только на секунду.
***
Они выходят из дома в предрассветных сумерках, одетые нарочито неприметно, и идут быстро, не оглядываясь по сторонам. На Хошигаке та самая толстовка, которую Саске видел в тайнике за шкафом брата, и он едва может удержаться от того, чтобы не наделать глупостей. Например, не спросить напрямую, что у него с Итачи. Но Саске благоразумен и собран, остатки просветления, посетившего его накануне, все еще при нем, так что он идет молча.
Они петляют по дворам и переулкам, сбрасывая гипотетический хвост, и наконец, когда Саске уже начинает уставать, они останавливаются на парковке возле большого супермаркета.
- Эта, - Хошигаке кивает на уже неновую светло-серую «Тайоту», и они быстро садятся внутрь.
Дорога до клиники занимает раза в два больше времени, чем в прошлый раз – они снова ездят кругами, путая следы и неведомых преследователей. Саске мог бы обвинить Кисаме в паранойе, если бы не был согласен абсолютно со всем, что тот делал.
Наконец, они подъезжают к знакомому двухэтажному зданию, в холле их встречает все та же черноволосая женщина.
– Когда захотите покинуть палату, просто нажмите на зеленую кнопку, - повторяет она заученную фразу и отступает в сторону.
Но Саске уже все равно, он переступает вперед и… Чего он ожидал? Что Итачи встретит его уже в сознании, улыбнется ему, протянет руку и успокоит? Он и сам не знает…
Саске несмело подходит к постели и садится на стул. Брат по-прежнему лежит неподвижно, укутанный пологом из проводов и трубок, которые диковинными, жутковатыми щупальцами протянулись в его рот, в нос, и куда-то под тонкую простыню.
Единственное заметное глазу улучшение происходит с огромной гематомой: прежде она темным, вспухшим пятном закрывала почти половину лица, но за прошедшую неделю заметно побледнела и уменьшилась. Теперь левая сторона выглядит почти так же, как и обычно, в то время как правая радует глаз яркой желтизной с синеватым отливом.
- Ты ведь разговаривал с врачом?- не отводя глаз от лица Итачи, спрашивает Саске.
- Три дня назад, - отвечает Хошигаке, и в его обычно грубоватом, громком голосе прорезаются странные нотки.
- Что он говорит?
- Они сделали все, что могли. Говорит, что теперь дело за ним самим.
Саске чувствует невыносимую горечь во рту, а под сердцем что-то мучительно тянет. Все как всегда: жизнь опять взвалила все самое тяжелое и опасное на Итачи. На него одного.
Он вдруг вспоминает статистику выживаемости при травматической коме, которую он практически заучил наизусть, и ему хочется засмеяться и разрыдаться одновременно.
Брат сильный… сильнее, чем все, кого Саске когда-либо знал. Но справится ли он на этот раз? Сможет ли перехитрить смерть?
Нерешительно протянув руку вперед, Саске осторожно, словно бы перед ним что-то ужасно хрупкое, касается запястья Итачи. Вопреки всем страхам и ожиданиям, оно теплое. Через секунду он смелеет, мягко сжимая знакомые пальцы в своей ладони. Если закрыть глаза, то можно представить, что все хорошо… Но от реальности не деться: звуки аппаратуры, острый запах лекарств и жесткость трубок, обвивающих руки Итачи… Реально только это. Все остальное – иллюзия.
Через час, когда они уже собираются уходить, Хошигаке, все это время сидевший в кресле у стены, вдруг подходит вплотную к кровати и касается ладонью здоровой щеки Итачи. Саске передергивает от контраста грубости смуглой руки и неожиданной белизны и тонкости лица брата.
Словно со стороны, Саске слышит скрип своих зубов и едва-едва может совладать с густой, едкой, как желчь, волной ненависти, взметнувшейся в груди.
От чертового Хошигаке, разумеется, не укрывается ничто, и он поднимает голову, спокойно встречаясь с Саске взглядом. На секунду Учиху пронизывает ужасающая мысль о том, что мужчина все знает, знает, что он желает собственного брата.
Саске до крови закусывает щеку изнутри и отводит взгляд.
Обратно они едут в гробовом молчании, и оба курят в приоткрытые окна.
***
Когда в тишине темных комнат вдруг звучит громовой раскат дверного звонка, Саске вздрагивает и хватается за оружие. Не теряя ни секунды, он забирает стоящую на вижном месте спортивную сумку с «экстренным набором» и бесшумно спускается вниз.
Всю неделю, прошедшую с их последней поездки в клинику, Хошигаке где-то пропадает, выходя на связь дважды в сутки и проверяя, все ли в порядке. Но последние двадцать три часа телефон Саске молчит, и теперь он небезосновательно полагает, что неизвестные, убив Кисаме, явились по его душу.
Утерев испарину, выступившую на лбу, он осторожно раздвигает плотные шторы на окне в гостиной. Если правильно подобрать угол, то он сможет разглядеть крыльцо… Какого черта?! От удивления Саске едва не роняет пистолет.
Чего ему здесь надо? И вообще, как он узнал?..
Саске нервно трет виски, лихорадочно раздумывая, но тут дверь сотрясается от града ударов, а окрестности оглашаются громким криком:
- Учи-и-иха!
Саске бросается в коридор, на ходу убирая пистолет за пояс брюк и прикрывая его футболкой.
- Какого хрена, Узумаки? – шипит он, распахивая дверь на треть и буквально за грудки втаскивая одноклассника в дом.
Быстро оглядев улицу, он тут же закрывает дверь на все замки, а потом опять оглядывает улицу, но уже в глазок.
- Эй! Ты чего такой нервный? Что-то случилось, да? Ты от кого-то прячешься, да?
Саске хочется свернуть шею этому говорливому придурку, но он сдерживается.
- Заткнись, Узумаки, - говорит он и, убедившись, что на улице нет ничего подозрительного, разворачивается лицом к Наруто. – Так, спрашиваю еще раз: какого хрена тебе здесь надо?
- А повежливее нельзя? – скрещивает на груди руки Узумаки и шмыгает носом. – Ты, между прочим, неправильный адрес в классном журнале указал, понял? И телефон тоже неправильный! Я искал тебя почти два часа!
Саске хмурит брови, судорожно вспоминая, какими именно документами они пользовались при подаче заявления в старшую школу.
- И как ты нашел мой дом?
- Ну… Я вспомнил, что видел тебя в парке, а Шикамару сказал, что иногда встречает тебя возле магазина.
- Магазина?
- Который на углу, не помню название, но там еще кошка такая на витрине дурацкая…
Саске вспоминает – этот магазин в квартале от их дома.
- И что?
- А то, что я пошел искать тебя.
- «Искать»? Как?
Наруто вдруг умолкает и заталкивает руки в карманы.
- Ну… я просто ходил по домам и спрашивал, не здесь ли живет Учиха Саске? Тот, который самая большая задница на свете.
Саске впервые испытывает настолько сильное и противоречивое желание расхохотаться и обложить кого-то матом одновременно.
- Боги, Узумаки, ты такой дурак, - наконец, говорит он, справившись с собой. – Черт с тобой, пошли.
Саске идет на кухню, а пыхтящий и поминутно спотыкающийся в полумраке Наруто, идет следом.
- А чего у тебя так темно?
- Я люблю темноту.
- А, ну ладно…
Решив, что с задернутыми шторами на кухне и вправду глаз выколоть можно, Саске нажимает на выключатель и на секунду жмурится от яркости вспыхнувшего света.
- Ого… Ну, ты даешь! – слышит он полный удивления возглас Узумаки.
- Чего?
- Я-то думал, что ты весь из себя чистюля и зануда, а ты… - Наруто обводит кухню широким жестом, и Саске, впервые за последние две с половиной недели, окидывает помещение взглядом.
Вот уж действительно… Гора посуды в раковине и возле нее, несколько пепельниц, до отказа наполненных бычками, стол, равномерно покрытый пылью, пеплом и крошками, пол в отчетливых следах уличных ботинок, мешки с мусором, вонючей кучей сваленные в углу… Саске трет переносицу и только сейчас замечает, что запустил не только дом, но и себя. Сколько он уже не мылся? С неделю, не меньше.
- Не до этого было, - отрезает Учиха и пинком придвигает Узумаки стул.- Садись и рассказывай, зачем пришел.
- Тебя не было почти две недели, и мы начали волноваться, а потом Ирука-сенсей сказал, что, наверное, ты болеешь, и что нужно тебя навестить и принести домашнее задание, - на одном дыхании выпаливает Узумаки.
Саске утыкает лицо в ладони, старательно душа нервное хихиканье. В каком мире живут эти люди?..
- Я… Да, я болею, - наконец говорит он, кивая на россыпь пустых упаковок из-под таблеток вперемешку со смятыми в бумажные шарики, знакомыми до последнего противопоказания аннотациями. – Где мое домашнее задание?
Наруто вдруг расплывается в виноватой улыбке и чешет в затылке.
- Как тебе сказать…
- Так и говори.
- В общем, сначала нас было трое: Шикамару, Чоджи и я. Еще хотела пойти Сакура, но потом пришла Ино и сказала, что тоже пойдет. В общем, они поругались, так что никто из них не пошел… - с прилежностью отличника, начинает перечислять Узумаки, - Так что задание взял Чоджи. Но когда мы узнали, что в журнале был неверный адрес, я сказал, что мы найдем твой дом и без всякого адреса, что мы, дураки что ли?
Саске отрицательно покачал головой, буквально загипнотизированный сумбурной речью одноклассника.
- Ну, так вот, мы стали искать твой дом, а потом я вспомнил про парк, и Шикамару вспомнил про магазин, тот, который с дурацкой кошкой, и, в общем, мы пошли, но потом Шикамару сказал, что ему лениво и он не пойдет, а если он так сказал, то значит, и Чоджи не пойдет…
- Ближе к делу.
- В общем, задания остались у Чоджи, - закончил Узумаки и сложил руки на коленях.
- То есть ты хочешь сказать, что проделал весь этот путь и побывал в нескольких десятках домов просто, чтобы узнать о моем здоровье? – не скрывая сарказма, подвел итог Саске.
- Ага, - радостно закивал головой Наруто. – А то я волновался. В прошлый раз ты выглядел грустным и странным.
- Слушай, Узумаки, а ты всегда такой? – вдруг неожиданно даже для самого себя спрашивает Саске.
- Какой?
- Такой.
- Ну да.
Саске понимает безрезультатность разговора и задумчиво смотрит на одноклассника, пытаясь самостоятельно определить что это, обескураживающая наивность или все же травма мозга?
- Все с тобой ясно, - после минуты раздумий, говорит он, хотя на самом деле ничего ему не ясно. – Передай учителю, что я болен. Простуда там или генитальный герпес…в общем, соври что-нибудь на свой вкус.
Узумаки с готовностью кивает:
- Можешь положиться на меня!
- Да, и скажи, что я пока не знаю точных сроков выздоровления, и что я буду усердно готовиться. Ты же в любимчиках у Ируки, да? Он тебе точно лишних вопросов задавать не станет.
Расставив все точки над «i», Саске спешит попрощаться с одноклассником и выпроводить его за дверь.
- У нас экзамены скоро, Ирука-сенсей говорит, что это очень важно, и остальные учителя тоже гоняют нас, - уже в коридоре говорит Узумаки. – Ну и это… Поправляйся, хорошо?
- Хорошо, - отвечает Саске, стараясь скрыть замешательство.
Только после того, как споткнувшись на крыльце, Узумаки все же уходит, а сам он возвращается на кухню, его вдруг накрывает странное ощущение.
Дом, неожиданно, начинает казаться слишком маленьким и тесным, ему вдруг невероятно остро хочется на улицу, взглянуть на яркое солнце, вдохнуть свежего воздуха… Чертов гиперактивный Узумаки, думает Саске, потому что единственное, что он может позволить себе – это приоткрыть форточки.
В тот вечер, впервые за последние три недели, он находит в себе силы прибраться и сходить в душ. А вечером объявляется пропавший было Хошигаке.
- Эти гандоны шифруются не хуже немцев в Аргентине, - говорит мужчина, в сердцах бухая по столу кулаком. Чашка с чаем подпрыгивает и жалобно звенит ложкой о керамический бок.
Саске сидит напротив и ловит себя на некотором сопереживании.
За те две недели, что они соседствуют в одном доме, он почти смирился с Хошигаке под боком. К тому же, несмотря ни на что, мужчина помогал ему: организовывал «шпионские» выезды в клинику к брату и, насколько Саске мог понять из обрывков телефонных разговоров, пытался поймать тех, из-за кого Итачи был ранен.
- Я перетряс все каналы и поднял все связи, но они как сквозь землю провалились! - продолжает негодовать Хошигаке, нервно закуривая.
Саске вытягивает сигарету из чужой пачки и тоже прикуривает. Что-то подсказывает ему, что очень уж неспроста спокойный, как акула, Кисаме так усердствует с показной злостью. Он явно что-то задумал, поэтому Учиха терпеливо ждет, когда же завершиться гневная «вводная часть».
- Но есть одна идея… - успокаивается мужчина и чуть подается вперед. – Но мне понадобится твоя помощь.
Саске давит ухмылку.
- Я в деле.
- Предупреждаю сразу: это довольно опасно, и Итачи вряд ли бы одобрил это.
Итачи сейчас все равно, хочет было сказать Саске, но сдерживается.
- Ты хочешь найти тех выблядков, из-за которых брат в больнице?
- Да.
- Допустим, ты поймаешь их. Что дальше?
Хошиаке затягивается в последний раз, а потом, показав Саске сигарету, ломает ее пополам о дно пепельницы. В этот момент Саске чувствует, как пускает в его груди корни острое предчувствие близкой мести.
- Что надо сделать?