Это дурацкое платье

До начала вечеринки, устраиваемой в доме Яманака в честь девятнадцатилетия наследницы клана, оставалось около часа. Сакура, весь день убеждавшая себя, что еще успеет собраться и потому не торопившаяся с работы домой, чувствовала, как ее постепенно захлестывает паника. Еще вчера вечером вся эта затея казалась ей крайне удачной, и она еще мысленно хвалила себя, мол, смотри, Харуно, как ты ловко все придумала: утром перед работой закинуть свои вещи в дом к Саске (Учиха сначала протестовал, но после проникновенной речи Наруто про то, что друзьям в беде надо помогать, умолк), а вечером переодеться и накраситься у него же, благо дом Учиха находился идеально посередине между больницей и особняком Яманака, и Сакуре не пришлось бы делать гигантский крюк, чтобы забежать домой. Да что там, эта затея казалась ей замечательной еще десять минут назад, когда она на одной ноге подпрыгивала возле зеркала в личной ванной Саске, стерильная чистота которой навевала ей мысли об операционной, пытаясь одновременно накрасить правый глаз и стряхнуть с себя рабочие брюки. Все было просто отлично — она вовремя успела прибежать сюда, даже слегка освежилась, навела марафет на лице и голове и уже собиралась поздравить себя с успешным выполнением этой хитро спланированной операции, когда перед ней встала большая и на первый взгляд не решаемая проблема.

Это платье, крошечное, невероятно узкое и совершенно потрясающее, они с Ино купили около месяца назад, еще в самом начале лета, когда Коноха купалась в ясных теплых лучах солнца, и вечера были пронзительно-голубыми, прохладными и напоенными дурманящими ароматами цветущих лип. Подруги в те дни засиживались на улице допоздна, глядя, как загораются звезды, и тихо шепчась о том, о чем при свете дня сказать было неловко. Тогда же в их разговорах впервые стало звучать имя Мадары — дяди Саске, который этой весной вернулся в Коноху. Где он пропадал до этого времени, никто не знал, а узнать не представлялось возможным: Учиха ревностно оберегали свои тайны. Все в деревне считали старшего Учиху странным типом — такие внушали беспокойство. Что-то в его облике, в его нарочито медленных и плавных движениях, в его темном прошлом, но более всего — в его прищуренных черных глазах, которые редко на ком задерживались дольше пары секунд, но при этом умудрялись сразу и насквозь пробить брешь в защите этого человека — во всем этом было нечто пугающее. А посему никто особо не был против того, что Мадара держался в стороне от основных дел деревни и практически никогда не появлялся в обществе. Поговаривали, что он ведет какие-то темные дела на стороне и что возвращение в родную деревню — это всего лишь временное затишье перед бурей, но Сакура полагала, что люди просто слишком его боятся и потому надумывают невесть что.

В первый раз они встретились, когда Сакура и Наруто завалились в дом Учиха в поисках Саске — примерно через два месяца после того, как Мадара появился в деревне. Родители Саске уже привыкли, что его товарищи всегда приносят с собой много шума, смеха, какой-то бестолковой возни и других громких звуков. В какой-то мере их обоих уже давно считали членами семьи, и Микото не раз и не два пеняла своему сыну, что тот никак не может образумиться и начать встречаться с Харуно. Все говорили, что они красивая пара и созданы друг для друга. Саске отмахивался и мрачнел, не зная, как объяснить матери, что они с Сакурой просто друзья. Они выросли вместе, бок о бок столько прошли и ни разу не смотрели друг на друга как-то иначе. Да ему было даже думать об этом как-то неловко! Словно его старались свести с собственной сестрой.

В тот летний день было особенно жарко. Пытаясь хоть как-то охладиться, Сакура подвязала подол своего платья, превратив его в едва различимую мини-юбку. Своих ребят она не стеснялась, а родители, по словам Саске, на выходные уехали на природу, так что дома их быть вообще не должно было.

— Саске! — проорал Наруто в пустой коридор, разделенный на несколько частей полосами яркого солнечного света, проникающего сквозь комнаты. — Тащи сюда свою учиховскую задницу, мы тебя весь день ждать не собираемся!

— Саске ушел десять минут назад. Вы, кажется, разминулись, — ответил ему незнакомый мужской голос, и Узумаки растерянно завертел головой, пытаясь найти его источник.

Мужчина сидел около открытых в сад сёдзи как раз в той комнате, рядом с которой товарищи его племянника остановились после того, как вошли. Ему не слишком понравился тот факт, что его послеобеденный отдых прервали столь грубым образом. К тому же жара усиливала все громкие звуки, делая их невыносимыми. Казалось, что звонкий голос светловолосого лохматого парня куском стекла вжикнул по его барабанным перепонкам. Это была единственная причина, почему Мадара вообще заговорил с ними — он хотел, чтобы эти двое ушли и оставили его в покое.

— А вы, собственно, кто? — спросил блондин, отважившись переступить порог комнаты — практически пустой, залитой солнечным светом и наполненной мягкими звуками сада: стрекотанием сверчков, журчанием воды и равномерным стуком шиши-одоши. Мадара повернул к нему голову, собираясь сказать, что его это вообще-то не касается, и тут увидел девушку. Она стояла чуть позади своего друга и держала того за плечо, как будто пытаясь не дать ему войти в комнату. Светло-розовые волосы в солнечном ореоле отливали золотым, и это сочетание смотрелось странно, но на удивление гармонично. Пестрое оранжевое платье было подвязано на бедрах и полностью открывало длинные стройные ноги. И еще краешек белых трусиков, о чем девушка, похоже, не знала. Видимо, она слишком быстро бежала и не обращала внимания на такие мелочи. Загар еще только-только коснулся ее плеч, ведь теплые деньки установились сравнительно недавно. Она смотрела на него широко открытыми, практически вытаращенными глазами, и о да, он хорошо знал этот взгляд. Так на него смотрели практически все жители деревни, тыча пальцем в его сторону и перешептываясь за его спиной: «Да, да, тот самый! Учиха Мадара!» Этот взгляд его до крайности раздражал — вызывал желание подойти и разбить лицо тому наглецу, который вдруг с чего-то решил, что имеет право так на него смотреть. Вот и сейчас его руки непроизвольно сжались в кулаки, хотя, конечно, бить девчонку он бы не стал. За ее красивые ноги, на которые она, сама того не желая, позволила ему полюбоваться, он мог ее простить. На первый раз.

— Меня зовут Учиха Мадара, я дядя вашего друга. Он предупреждал, что вы можете зайти, и просил отправить вас к шестому полигону.

Позже, обсуждая эту встречу с Ино, Сакура призналась, что в ту минуту, когда она увидела этого человека, у нее словно бы перехватило дыхание.

— У меня сердце колотилось во всем теле сразу. — Девушка сжала виски руками, посмеиваясь над собой и качая головой. — У меня в голове тогда была только одна мысль: о том, что я еще никогда не видела такого красивого мужчину. На нем была юката, распахнутая на груди, и о боже мой, Ино, что это была за грудь…

Дальше Сакура перешла на невнятное бормотание, уткнувшись в собственные ладони и покраснев до корней волос.

— А знаешь, что самое ужасное? — еле слышно спросила она.

— Что? — Подруга от души веселилась, наблюдая этот театр одного актера.

— Я ведь, только когда мы с Наруто на улицу вышли, сообразила, что стояла там перед ним практически без штанов.

Ино засмеялась в голос и согнулась пополам. Ее смех стеклянными шариками покатился вниз по пыльной теплой дороге, растворившись где-то среди покачивающихся медовых соцветий липы.

— Это ужасно, но, знаешь, мне почти не стыдно. — Это Сакура прошептала уже совсем неслышно.

С тех пор прошло достаточно много времени. Девушка старалась по возможности избегать встреч со старшим Учихой, который вызывал в ней столь неоднозначную и бурную реакцию. Однако иногда им все же приходилось встречаться, поскольку раз в неделю они с командой обязательно собирались дома у Саске — смотрели фильмы, играли в монополию и твистер, дурачились и веселились так, как и положено лучшим друзьям. Но Сакура уже твердо решила, что никогда и ни при каких условиях не позволит себе ничего лишнего в присутствии Мадары. На поверку он оказался совсем не таким страшным, как его описывали ротозеи в деревне. Девушка уже начала думать, что сможет постепенно привыкнуть к нему и воспринимать просто как дядю Саске. Доброго дядюшку Мадару, который, как однажды выяснилось, даже умел улыбаться.

А потом наступил этот вечер и все полетело к черту.



Сакура дрожащими руками взяла свое злосчастное платье. Красивое, мягкое, идеально сидящее на фигуре — она так давно мечтала его надеть. Почему только дизайнер сделал молнию на спине такой длинной? Ее совершенно невозможно было застегнуть самостоятельно. А если начать изворачиваться и дергаться, был шанс что-нибудь порвать, потому что, по словам Ино, это платье следовало сначала застегнуть, потом расстегнуть и больше ничегошеньки с ним не делать.

Как назло, в доме никого. Саске ушел вперед, потому что они с другими парнями готовили для Яманака какой-то сюрприз, его родители отбыли на празднование еще днем, и только она, вечный трудоголик, оказалась в последних рядах. Что же делать? Идти в рабочей форме? Смешно. Переодеться уже там? А как же эффект первого появления? Может, вообще не ходить тогда?

«Ну уж нет! — сжала зубы Сакура. — Не на ту напали! Подумаешь, платье застегнуть! Руки у него не отвалятся. Без штанов он меня уже видел, хуже его мнение обо мне точно уже не станет! Да и разве мне есть дело до его мнения?»

Подбадривая себя подобным образом, она влезла в платье, кое-как закрепила его на себе и, поддерживая лиф, обеими руками, решительно вышла из комнаты. Правда, пока она шла по коридору к комнате Мадары — единственного человека, кто в этот вечер остался дома, — ее решимость несколько поугасла. А когда она остановилась перед задвинутыми фусума, ей стало совсем плохо.

«Возьми себя в руки, Сакура! — скомандовала она. — Ты шиноби или сопливая размазня? Ну не съест же он тебя! Да у него в комнате всего одна лампа горит, он даже не увидит тебя толком. А ну-ка быстро! Тебе через полчаса вручать Ино подарок. Расскажешь ей, вместе посмеетесь над всей этой ситуацией. Да что он, полуголых девчонок что ли не видел? Поверь мне, видел и даже трогал, и даже…»

Но от того, куда ее мысли свернули после этого, ей стало только хуже и, поняв, что еще секунда и она позорно сбежит отсюда, Сакура резко отодвинула одну из створок двери и вошла внутрь. Уже потом сообразила, что, наверное, стоило бы постучать.

Мадара лежал на постели и читал. Судя по обложке, какую-то замудренную книгу по военной стратегии. Он даже не поднял головы на звук отодвигаемой двери, видимо, посчитав, что источник шума благоразумно устранится сам собой.

— Мадара-сама, — тихо пискнула Сакура, ненавидя свой ставший таким тонким и дрожащим голос.

— Что? — Недовольство в его голосе было слишком явным, чтобы его можно было не заметить.

— Вы не могли бы мне помочь, пожалуйста. Никого больше дома нет, я не знала, к кому еще обратиться. Мне надо молнию застегнуть, она сзади, я не достаю.

«Глупая девчонка», — скривившись, подумал мужчина. Он мог бы выгнать ее с ее идиотской просьбой, но какая-то часть его захотела сыграть в благородство. Друзья Саске были одними из немногих, кто не считал его монстром, выжидающим своего часа для решительного броска, и, пожалуй, не стоило портить созданное впечатление.

— Иди сюда, — махнул рукой он, все еще глядя в книгу.

«Вот и все. — Облегчение затопило ее с головой. — А ты боялась, дурочка. Он же дядя Саске, он практически родной тебе человек, ну чего ты в самом деле развела такую панику. В конце концов, он же не будет…»

Она не додумала, оборвав саму себя. Подойдя к постели Мадары, она развернулась спиной и, практически не дыша, опустилась на колени, чтобы мужчине было проще достать до молнии.

— Извините еще раз. Я не хотела вас тревожить. — Она уже практически чувствовала себя в безопасности.

Мадара наконец дочитал последние строчки так увлекшей его главы, закрыл книгу и перевел взгляд на сидевшую перед ним девушку. Сначала в его голове вихрем взметнулась мысль, что на ней вообще ничего нет.

«Да уж, хороший был бы сюрприз», — усмехнулся он про себя. Только вот милая Сакура, которую он за последние месяцы так часто видел в компании своего мрачноватого племянника, была явно не из тех девушек, которые поздно вечером приходят без одежды к мужчинам старше их самих почти на двадцать лет.

— Лучше встань на ноги, мне так ничего не видно, — попросил он, с удовлетворением обнаружив, что его голос так же спокоен, безэмоционален и выверен, как и всегда. Не стоит пугать девчонку.

— Извините, — еще раз пролепетала Сакура, которой краска бросилась в лицо при мысли, как она, наверное, сейчас раздражает старшего Учиху. Он явно принадлежал к тому типу людей, которые не переносили чужого присутствия в своем личном пространстве.

Когда она поднялась и повернулась к лампе, Мадара обнаружил две вещи. Первая: платье заканчивалось примерно там же, где и начиналось, то есть на полсантиметра ниже критической точки. Вторая: вид этой растерянной полуголой девчонки его возбуждал. И сильно. Настолько, что если бы он позволил себе хоть пальцем ее тронуть, остановиться было бы весьма и весьма проблематично.

«Сфокусируйся на молнии, — приказал он себе. — Просто возьми и застегни девчонке ее молнию, а когда она уберется отсюда подальше, уже решим, что будем делать со всем остальным».

Взявшись двумя пальцами за собачку молнии, мужчина потянул ее вверх. Точнее — попытался потянуть, потому что молния топорщилась и отказывалась застегиваться. Нужно было придержать платье за нижний край, иначе бы ничего не вышло. Ругнувшись про себя, Мадара осторожно подцепил краешек ткани, гоня от себя прочь мысли о том, что стоит ему продвинуть пальцы чуть вперед и он окажется именно там, куда сейчас так просился его не вовремя проснувшийся орган.

Но молния так просто сдаваться не собиралась. Того небольшого усилия, что мужчина мог позволить себе приложить, едва касаясь ткани платья, явно не хватало, чтобы пересилить ее упрямство.

Сакура в этот момент почувствовала невыносимое желание провалиться сквозь пол. Поскольку она сидела к Мадаре спиной и даже не догадывалась о том, что происходит, ей казалось, что Учиха безмерно зол на нее за то, что она его потревожила, и на ее дурацкую молнию, которая, видимо, сломалась, раз у него никак не получалось ее застегнуть. Девушка уже хотела извиниться в третий раз и сказать, что он может плюнуть на это дело и отпустить ее, когда нервные пальцы мужчины вдруг сжали в кулак подол ее платья, скользнув по трусикам и вызвав этим болезненную волну жара в ее теле, и молния застегнулась с торжествующим визгом.

— Спасибо, — опустила голову Сакура, закусив нижнюю губу. Теперь, кажется, ей не светят даже дружеские отношения с этим человеком. И это надо же было влипнуть в такую дурацкую историю!

Она попыталась отойти, но внезапно поняла, что ее все еще крепко держат — как за собачку молнии, так и за нижний край платья. Это было так неожиданно и так не вязалось с тем, что она только что себе надумала, что на секунду девушка вообще потеряла ориентацию в пространстве, и ей начало казаться, что верх и низ поменялись местами.

— Мадара-сама? — осторожно спросила она, чувствуя, как голос выдает ее с головой.

— Молчи, — тихо проговорил он, и таких интонаций она никогда прежде у него не слышала. По коже пробежала теплая волна мурашек, Сакура задохнулась от чувства нереальности происходящего. Будь она чуть менее взволнована, будь в состоянии размышлять трезво, разве позволила бы она ему сделать то, что он сделал дальше? Наверное, позволила бы, задумчиво шепнул ей внутренний голос, и тут у нее окончательно сорвало тормоза.

Он дернул ее на себя — резко, грубо, как будто действительно был зол на нее. Его левая рука, которой он придерживал ее за платье, внезапно оказалась у нее между ног. Сакура вскрикнула, но, скорее, от неожиданности, чем от негодования или протеста. Второй рукой Мадара перехватил ее за грудь, притягивая так близко к себе, как только мог. Полуобнаженной спиной девушка почувствовала прикосновение его горячей крепкой груди, и это заставило ее выгнуться в спине, выставив зад, как кошка во время течки. Мужчина прижался губами к ее плечу, пробуя на вкус ее кожу. Все именно так, как он и думал — нежная, гладкая и такая податливая.

— О боже, боже… — простонала девушка, вцепляясь в его правую руку и запрокидывая голову ему на плечо.

— Я сказал, молчи, — недовольно процедил он, оторвавшись от ее шеи.

Сакура закусила губу и издала сдавленный стонущий звук, елозя стремительно промокающей промежностью по его пальцам.

— Этого хочешь, девочка? — усмехаясь, спросил он, внезапно осознав, что происходящее как-то не слишком тянет на коварное соблазнение. Если только в роли соблазнителя не выступала эта милая девочка. Может, он просто чего-то не знал об этом чудном создании? Что ж, так даже лучше.

Отодвинув чуть в сторону полоску ткани ее трусиков, мужчина ввел в девушку два пальца. Она вся затрепетала, напряглась, как будто он ударил ее, и задышала чаще и прерывистее. С ее губ срывались легкие, пока еще едва слышные стоны, она вся раскрылась ему навстречу, подобно бутону цветка. Цветка, что хранил в своей глубине самые сладкие и драгоценные соки.

Двигая пальцами внутри нее, Мадара другой рукой освободил грудь девушки от лифа платья, и то теперь болталось у нее на поясе как какой-то странный корсет. У Сакуры мелькнула мысль, как ужасно неприлично она сейчас выглядит, девушка даже успела устыдиться этого, но всего через мгновение эти мысли пропали из ее головы. Ей было хорошо — так хорошо, как не было еще ни с кем и никогда. И черт с ними, с приличиями, со здравым смыслом и с последствиями. Сейчас она хотела быть только здесь и только с ним. И как бы бредово это ни звучало, он, видимо, хотел того же.

— Какая у тебя маленькая грудь, — с легкой усмешкой проговорил мужчина. — Она целиком помещается у меня в одной руке.

Девушка протестующе замычала — это замечание ее несколько уязвило, хотя сложно было оскорбляться всерьез, когда его пальцы там внизу делали ей так хорошо.

— Мне нравится, — добавил Мадара, как будто и не слыша ее. — Тебе ведь тоже нравится, правда, моя девочка?

Она кивнула, задыхаясь и из последних сил стискивая пальцами его правую руку.

— Нет, нет, не так быстро, моя дорогая.

— Что? — Полный негодования возглас сорвался с ее губ — от обиды девушка даже забыла, что ей было велено молчать.

— Я знаю, что ты уже почти отправилась на небеса, но это немного нечестно с твоей стороны. Я был бы не против отправиться с тобой, моя сладкая вишенка.

— Мадара-сама… — простонала она, мучительно сжимая ноги и чувствуя, как все внутри горит и возмущается от внезапной остановки процесса.

— Можешь поумолять меня, если хочешь, — хрипло усмехнулся он, наконец разворачивая ее к себе.

— Пожалуйста. — Ее щеки горели от стыда и удовольствия, и Сакура уже не знала, чего в ней больше.

— Хочешь, чтобы я тебя трахнул, маленькая конохская девочка? — спросил он, чуть наклонив голову.

— Да, хочу! — В ее голосе звучала отчаянная решимость, как будто она только что переступила через что-то внутри себя. — Я хочу, чтобы трахнули меня прямо здесь, Мадара-сама. Я хочу вас так сильно, что почти ничего уже не соображаю, вы это хотели услышать? Так вот, это правда, и мне больше нечего добавить.

Он рассмеялся, но не презрительно, как она боялась, а очень легко, даже... радостно.

— Кто знает, что за чертовщина творится в этих маленьких прелестных головках? — пробормотал он, перехватывая чуть насупившуюся девушку за талию и укладывая к себе в постель.

Когда он развязал пояс и снял юкату, под которой ничего не было, Сакура на мгновение затаила дыхание, а потом неосознанно облизнулась. Ее колени были по-прежнему крепко сжаты, но не из-за того, что она не хотела принимать его, а из-за того, что так ей было хоть немного легче терпеть не унимающийся зуд внутри. Вид этой девчонки, этой жаждущей его тела маленькой сирены, которая этим вечером пришла и поглотила его подобно океанской волне, окончательно лишил мужчину разума. Разведя ее ноги, он погрузился в нее с таким восторгом, таким бешеным желанием, какого у него не было уже много лет.

Она стонала и извивалась под ним, и ему хотелось вдавить ее худенькое, почти совсем не женственное тело в постель, хотелось сломать ее, разорвать на части и вобрать в себя, испить до самого дна нектар этого распустившегося цветка. Если бы только он мог стать с ней еще ближе, проникнуть еще глубже, погрузиться на самое дно этих зеленых омутов ее глаз… И он чувствовал, что она бы приняла его, позволила бы пройти в самые дальние потаенные уголки, что ничего бы не утаила, никогда бы не смотрела на него свысока или с затаенным страхом и ненавистью, как все эти люди на улицах Конохи.

— Ты моя. — Он прошептал это, почти не отдавая себе отчета в том, что говорит. Она на мгновение замерла, глядя на него большими, полными неги и страсти глазами, а потом кончила, и он практически сразу же последовал за ней.



Наутро Ино очень злилась из-за того, что Сакура так и не появилась на ее дне рождения. Ровно до того момента, пока подруга не рассказала ей обо всем, что случилось.

— А теперь? — После того, как Харуно трижды поклялась своей честью шиноби, что не врет, блондинка все-таки поверила в то, что это было на самом деле. — Что теперь?

— Не знаю, ничего, — дернула плечом Сакура. — У него своя жизнь, у меня своя. Все слишком непросто, не думаю, что кому-то из нас нужны эти сложности.

— Почему ты говоришь об этом так спокойно, словно это ничего для тебя не значит? — прищурилась Ино.

— Потому что я теперь его, — легко проговорила ее подруга и светло улыбнулась, заправив волосы за ухо. — Что бы ни случилось, где бы мы ни оказались, даже если он больше никогда не захочет меня видеть, я — его. Я это знаю, он это знает, а остальное меня вообще не волнует.

— Странная ты, Сакура, — покачала головой Яманака.

Розоволосая девушка ничего на это не ответила и только дернула плечом, мол, думай, что хочешь. Утром, когда она уходила от Мадары, он не отдал ей ее платье. Когда она попробовала добиться от него объяснений, он ничего не сказал и буквально силой выставил ее, кое-как закутанную в его юкату, за дверь. Девушка, все же не сумев совладать с любопытством, заглянула в его комнату сквозь неплотно прикрытые створки фусума. Мадара стоял на коленях возле своей постели — примерно там, где стояла вчера она.

Он прижимал к лицу ее безнадежно растянутое и испорченное платье, и никогда прежде Сакура не видела выражения такого умиротворения на его лице.