Еще успеешь

Ино, тонкая, гибкая, как ивовый прут, по пояс возвышается над водой, ловя мраморной кожей солнечные блики мелких волн. Влажные волосы серебристыми змеями рассыпались по хрупкой спине, чуть впалый живот сверкает каплями влаги, а маленькая, но уже восхитительно четко оформившаяся грудь требовательно взбухшими от холода сосками выпирает сквозь короткий топ.
Шикамару довольно сощуривается: когда Яманако молчит, смотреть на нее – одно удовольствие.
- Эй, чего расселся? Иди к нам! – Ино энергично машет руками, и от этого движения полушария под тканью упоительно мягко колышутся. Шикамару сглатывает набежавшую слюну и качает головой.
- Ему нельзя, - мягко говорит Асума, расстегивая молнию джонинского жилета, и девушка с разочарованным вздохом ныряет в воду, подняв в воздух тучу радужных брызг.
Нара с благодарностью смотрит на сенсея и аккуратно скрещивает ноги. Асума делает вид, что ничего не заметил, и за это Шикамару благодарен ему вдвойне.
В такие моменты Нара сожалеет о том, что начал взрослеть раньше товарищей: Чоджи и Ино в ближайшие полгода вряд ли поймут истинную причину его внезапной замкнутости. И только Асума, спокойный и проницательный, лишь улыбнется и прикроет.
Сенсей стягивает водолазку через голову и садится на ближайший к Шикамару камень, чтобы размотать тугие бинты на голени и бедре.
- Жара, - зачем-то говорит Шикамару, словно загипнотизированный смотря на спину Асумы.
А там действительно есть, на что взглянуть: спина у сенсея широкая, смуглая, в бугристых перекатах мышц и бархатной поросли тоненьких, нежных, как лебединый пух, светлых волосков.
- Ага, - кивает учитель и, звякнув сумкой с кунаями, стягивает брюки, оставаясь в одних плавках. Шикамару хмыкает про себя: все-таки жизнь среди монахов-отшельников накладывает на личность неизгладимый отпечаток…
Когда Асума уходит к воде, Шикамару опирается на локти, задирает голову и смотрит в небо. Поза непривычная и неудобная - быстро затекает шея, но выбирать не приходится.
- Я совсем забыл… - по пояс мокрый Асума выдергивает его из размышлений о вечном. – Ну-ка поворачивайся.
Шикамару с неохотой, но подчиняется. Ранение пустяковое: сюрикен прошелся по касательной, лишь вспоров кожу и верхний слой мяса, но с сенсеем спорить бесполезно. Асума подходит вплотную и чуть нагибается, чтобы спина сидящего на валуне Шикамару оказалась на уровне глаз.
- Мазь давай.
Шикамару роется в аптечке и, развернувшись вполоборота, протягивает учителю тюбик регенерационного крема. От Асумы пахнет табаком, потом и чем-то еще, странным и смутно знакомым, похожим на храмовые благовония.
- Ох!..
Нара сцепляет зубы и непроизвольно прогибается в пояснице, но чуть шершавые, уверенные пальцы ловят его за плечи.
- Двадцать секунд, - как маленького уговаривает Асума, втирая мазь во все еще сочащуюся сукровицей рану. – Молодец.
Шикамару выдыхает и позволяет сенсею заклеить порез щедрым слоем пластыря.
- Спасибо.
- Не глупи, - лицо Асумы вдруг меняется, приобретая мальчишеское, шкодливое выражение, а в следующую секунду он сдергивает с волос Нары резинку.
- Эй!
Волосы рассыпаются по плечам, а сенсей быстро и ловко, словно дельфин, уходит под воду вместе с трофеем. Почти минуту темная гладь остается недвижимой, но потом, метрах в двадцати выше по течению, громко и тонко, словно девчонка, взвизгивает Чоджи под радостное ржание Асумы и Ино.
Шикамару тоже не может сдержать хохота при взгляде на сконфуженного, красного как рак друга. И вдруг, словно по волшебству, все воздвигнутые им границы стираются: и некстати обретенная взрослость и даже саднящее ранение – все становится неважным.
Шикамару в два счета избавляется от остатков одежды и с разбегу прыгает в воду, взметнув вокруг себя сонм искр.
- Сенсей!..