Every step I take, every move I make. Глава 2

— Сааакура! — раздалось из глубин раздевалки, стоило розоволосой открыть дверь. Ино вскочила со скамейки и одним неловким движением бросилась в объятья лучшей подруги.
— Дорогая, что случилось? — вытирая кристаллики слез с бледных щёк Яманака, спросила балерина.
— Я…, — всхлип, — … я не знаю, — снова всхлип, — я упалааааа, — слова плавно перетекли в громкий плач. Блондинка, словно маленький ребёнок, зашмыгала носом и вцепилась в одежду подруги так, будто та может защитить её от всех неприятностей.
— Ино, я не понимаю, — Харуно достала из кармана стоящей рядом с девушками спортивной сумки старенький, но тщательно выстиранный и выглаженный носовой платок, и протянула его подруге. — Пожалуйста, отдышись, успокойся и расскажи все по порядку.
Девушки сели на скамейку, при этом Ино тихо ойкнула и схватилась за лодыжку. Сакура заботливо убрала волосы с её лица и, глядя в опухшие и красные от слез глаза, приготовилась слушать. Яманака опустила взгляд в пол:
— Я такая идиотка, — на этот раз балерина не плакала, но от горькой усмешки, скривившей её губы, у Сакуры заныло сердце. — Я не попала на прослушивание! Споткнулась на ступеньках у сцены, полетела кубарем вниз и повредила ногу. Решила, что вытерплю боль, но даже три злополучные ступеньки, отделяющие от сцены, мне не покорились.
— Ничего, Ино, у тебя ещё будет шанс в следующем году, — повисло гробовое молчание, ведь обе девушки знали, что этот день, этот шанс был их единственным.
Вернув на лицо абсолютно искусственную улыбку, Яманака спросила подругу:
— Ну, а как ты? Прошла?
— Не-а, — как можно более беззаботно ответила розоволосая. — Ты же знаешь, балет всегда был больше твоей страстью, чем моей.
— Сакура, — Ино почти не изменила положения своего тела, но теперь она держала Харуно так, словно могла защитить от всех невзгод одними этими крепкими объятиями.
Глотая подступившие к глазам слезы, розоволосая отправилась на поиски Пятой, сказав подруге, что идёт за льдом для её лодыжки. Хотя прослушивание уже давно завершилось, судьи и гости не спешили уходить из зрительного зала. Им было что обсудить, начиная от грации и пластики молодых балерин и их нелепых причёсок, заканчивая новыми театральными постановками и закулисными интригами. Рядом с хореографом школы-интерната в проходе партера Харуно увидела молодого мужчину с темно-каштановыми волосами, стянутыми в высокий короткий хвост, и глазами цвета шоколада, лучащимися смехом и добротой. Даже обычно суровая Пятая, «церберша в юбке», как называла её Сакура, рядом с ним не могла сдержать улыбки. Девушка остановилась в нерешительности — ей неловко было прерывать разговор.
— А вот и Ваша прелестная ученица, которая произвела сегодня настоящий фурор, — поворачиваясь к Сакуре, проговорил незнакомец приятным мелодичным баритоном и протянул ей ладонь для рукопожатия. — Я — Умино Ирука, хореограф и бывший ученик Цунаде-сама.
— Здравствуйте, я — Харуно Сакура, приятно познакомиться, — ответила девушка, неловко пожав ему руку. — Простите, что прервала, но мне срочно нужно поговорить с сенсеем.
И обернувшись к Пятой, произнесла с нажимом:
— Я не прошла пробы.
— Сакура, что за… — брови растерянного педагога удивлённо приподнялись, она решила, что ученица переволновалась.
— Цунаде-сама, вы же знаете, мы с Ино — лучшие подруги. Она — единственная семья, которая у меня есть. Мы поклялись всегда быть вместе! — глаза розоволосой загорелись огнём железобетонной упрямой решительности. Она уже все для себя решила, и её никто не сможет переубедить. — Поэтому Вы и я скажем Ино, что прослушивание я провалила.
Закрыв на секунду глаза, уловившая стремительное движение руки сенсея Сакура приготовилась к хлёсткой пощёчине, но взамен получила крепкое объятие.
— Детка, похоже, ты стала не только отличной балериной, но и хорошим человеком!
Харуно опешила, ей не верилось, что сейчас таким нежным и сочувствующим взглядом на неё смотрит та самая вечно орущая и бьющая по ногам линейкой училка. Робкая слезинка соскользнула с пушистых ресниц ученицы и скатилась по щеке:
— Это благодаря Вам, — ответила Харуно, крепче обнимая сенсея, — только благодаря Вам.
И внезапно осознала, что если бы не строгость хореографа, день и ночь пьющего соки из своих подопечных, две подруги, как многие дети-сироты, однажды оказались бы на улицах Токио, стали наркоманками или преступницами. Но у них не было времени на такие глупости, ведь Цунаде дала им что то, ради чего стоило жить, дала им цель!
— Какая потеря для балета, Сакура-чан, — галантно произнёс Умино, прерывая затянувшееся молчание, и достал из кармана визитку, на которой на чёрном матовом фоне изящным серебряным шрифтом с одной стороны было напечатано «Клуб Heaven’s Doors», а с другой — адрес и номер телефона. Поймав грозный взгляд бывшего сенсея, Ирука посчитал необходимым пояснить девушке:
— Я готовлю танцоров для выступлений. Сразу предупрежу, мы танцуем эротические танцы, но оголяться не обязательно. Охрана тщательно следит за тем, чтобы танцовщиц не донимали клиенты, проститутками за кулисами они не работают.
Сакура взяла визитку и бездумно сунула в карман накинутой в раздевалке старой олимпийки. Конечно, она понимала, что им с Ино отныне придётся где-то брать деньги, но стриптиз-клуб? Они были слишком хорошо воспитаны для этого.



Красноволосая танцовщица вошла в гримёрку и закрыла за собой дверь. Стянув чёрную трикотажную майку, влажную после долгой тренировки, Карин отправила её в полет через всю комнату, где указанный предмет гардероба присоединился к куче одежды, приготовленной для стирки. Наклонившись вниз, она стала расстёгивать ремешки босоножек на высокой платформе и с таким же высоким, но устойчивым каблуком.
— Да, — буркнула себе под нос девушка, — стрип я люблю всей душой, но обувь для него — абсолютная безвкусица!
Превосходная растяжка позволяла танцовщице снимать босоножки, наклонившись вниз и красиво оттопырив попку, не сгибая колен. Когда босые ступни, наконец, ощутили приятную гладкость пола гримёрки, красноволосая стащила с ног чёрные гетры, а следом за ними — такого же цвета чулки в крупную сетку. Выпрямившись, девушка легко расстегнула короткую кожаную юбку и, словно тренировка продолжалась прямо сейчас, делая бёдрами «восьмерку», медленно стянула её вниз. Сняв заколку с огненно-алых, затейливо стриженых волос, она тряхнула головой, позволяя ярким прядям рассыпаться по спине и плечам, особо не церемонясь, быстро скинула лифчик и трусики, добавив остатки гардероба к куче грязной тренировочной одежды и сценических костюмов танцовщиц, схватила бледно-голубое махровое полотенце и отправилась в душ.
Когда капли воды забарабанили по кафелю душевой кабины, охранник в строгом чёрном костюме позволил себе, наконец, сглотнуть. То, что он собирался сделать немедленно, как только его хозяйка вошла в гримёрку, отложилось на полчаса (а именно столько ей понадобится, чтобы принять душ), потому что, увидев её медленно оголяющееся тело, он вдруг перестал понимать, где находится. Способность бесшумно проникать в помещения, двигаясь с тихой грацией пантеры, Саске приобрёл давно, когда, будучи почти мальчишкой, отправился служить в спецназ. И пусть сегодня его работа была гораздо менее рискованной, легче от этого она не становилась, былые навыки частенько приходилось использовать, дабы не быть уволенным. Достав из кармана идеально отглаженного пиджака белый накрахмаленный носовой платок, мужчина смочил его жидкостью из пузырька, украденного из аптечки костюмерши, и встал рядом с дверью, ведущей в душ, прижавшись спиной к стене. Когда из дверного проёма показалась прядь красных волос, Учиха стремительно выскочил, приложив платок к удивлённому лицу своей хозяйки. Через секунду тело девушки обмякло, Саске убрал кусочек влажной ткани от её носа и только сейчас обнаружил, что она не успела завернуться в полотенце. — И никакой я не гей, — заявил он, повинуясь внезапному порыву, и от души шлёпнул её по заднице.

Карин очнулась, не сразу поняв, где находится, но увидев бледное лицо своего телохранителя, получила приличную подсказку, ибо за время его службы поняла, что единственной вещью, способной заставить побледнеть Учиху Саске, был воздушный транспорт.
— Мы в самолёте! — закричала она отнюдь не радостно. — В чёртовом, мать его, самолёте!
— Так точно, мы летим в Осаку, — невозмутимо ответил он.
— Какого? Ты что себе позволяешь? — глаза девушки налились красным, она стала похожей на разъярённого быка, и любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, понял бы, что гораздо безопаснее сейчас катапультироваться, чем лететь в одном самолёте с ней.
Карин отвела взгляд от подчинённого и осмотрела обстановку. Салон самолета был ей знаком — этот частный лайнер принадлежал её отцу. Удобные сиденья из синего бархата, темно-синий ковёр в проходе, минибар, большая плазма у двери, ведущей в кабину пилота. Что ж, можно попытаться уговорить кэпа, в крайнем случае, поугрожать, чтоб повернул обратно. Поднявшись с места, девушка почувствовала странное ощущение грубой ткани на гладком шёлке её нежной кожи и поняла, что одета в просторный мужской плащ, стянутый на талии тугим поясом. А под плащом как в немецкой порнушке — абсолютно ничего.
Только было, успокоившись, она почувствовала, что сейчас пар пойдёт из ноздрей, и грозно посмотрела на невозмутимого охранника, спокойно листавшего журнал.
— УЧИХА! — разнеслось на весь самолёт, на всю тропосферу и далее в космос, наверно.
— Да, Карин-сама, — он отложил журнал в сторону.
— Если б я не считала тебя гребаным гомиком, Учиха, ты бы уже лишился своего хвалёного достоинства! — казалось, от такого крика должны лопаться стекла иллюминаторов. — Почему я в плаще? В одном, блин, плаще?
— Если вы предпочитаете поездки «а-ля натюрель», я учту это на будущее, — вежливо ответил он, сохраняя все тот же будничный нейтральный тон. — Ваши вещи в сумках в багажном отделении. Вон в том пакете, — он указал на синий свёрток на соседнем с собой сидении, — есть немного одежды, думаю, она подойдёт для вашей встречи с отцом.
— Ты уволен, Учиха, понял? У-во-лен! — Карин схватила пакет и вытряхнула его содержимое на сиденье, пытаясь в первую очередь найти нижнее белье.
— Простите, Карин-сама, но меня нанимали не вы, а ваш отец, да и жалование платит тоже он. Так что не уволен, пока господин Осаго не распорядится, — Саске потребовалась вся его выдержка, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, когда девушка, отбросив в сторону ненавистный плащ, стала быстро одеваться.
— Уж поверь мне, он распорядится! — воскликнула она слегка приглушённым голосом, натягивая через голову чёрную футболку с портретом Курта Кобейна. Возможно, Карин и танцевала в стриптизе во всех этих коротких юбочках и прозрачных кофточках, обутая в босоножки на высоком каблуке, но в жизни одевалась совсем по-другому. Словно назло богатому папочке, так мечтающему видеть своё золотце в дизайнерских платьях маленькой принцессы, она выбирала кожаные куртки, потёртые джинсы, не по размеру большие футболки и кеды. Облачившись в любимые тряпки, она сразу же почувствовала себя увереннее.
Самолёт внезапно тряхнуло, и Карин, не удержав равновесие, хлопнулась на своё сиденье, а лицо её телохранителя от бледно-бежевого резко перешло к меловому оттенку.
— Ой, бедненький, — внезапно произнесла она, потрепав Саске по голове. — Тебе нехорошо? — сарказм, скрытый под сочувственными фразами, казалось, можно ложкой есть.
— Никак нет, вам показалось, — ответил он.
— Ну конечно, я понимаю, любому бы поплохело на высоте в четырнадцать километров. А внизу тооолько море, — она покачала головой, стараясь не смеяться. Невозмутимый охранник очень громко сглотнул. — Представляешь, если вдруг что-то случится? Ну, скажем, откажет двигатель? — она встала и подошла к нему поближе, потрепала, словно очаровательного ребёнка, за бледную щеку. — Ведь всякое бывает, птица залетит, мало ли? — Карин искренне наслаждалась эффектом, который производили на Учиха её слова. — Хотя нет, это все маловероятно. А вот если у пилота, например, случится сердечный приступ, — ласковым движением руки мучительница убрала назад волосы с покрытого испариной холодного лба телохранителя, — то мы будем долго и медленно падать вниз, думая о том, сколько ещё в этой жизни не успели сделать.

— Папочка, я наконец-то дома! — завизжала с порога Карин, словно идея уехать в другой город и не возвращаться была вовсе не её.
— Детка, — полный седовласый японец, похожий скорее на борца сумо, чем на известного бизнесмена, со скоростью молодой лани выскочил из рабочего кабинета и по коридору понёсся навстречу своей кровинушке. Учиха Саске так и остался стоять у двери особняка с чемоданами в руках, испугавшись, что и его втянут в эти сумасшедшие обнимашки.
— А ты все такой же пухлячок, — Карин с улыбкой на губах потрепала своего родителя по щеке.
— А ты все худеешь, детка? Я полагал, ты передумала становиться моделью? — Осаго оглядывал свою дочь с головы до ног так пристально, словно не виделись они уже больше десятилетия, и она могла за это время сделать операцию по перемене пола, родить или отрастить пару новых конечностей.
— Нет, папа, но мы не будем обсуждать это в коридоре, — взяв господина Осаго под руку, красноволосая повела его в гостиную, на ходу распорядившись, чтобы им подали ужин. То ли она забыла про своего телохранителя, то ли намеренно хотела наказать за случившееся накануне, но Учиха так и остался стоять в коридоре, лишь передал сумки хозяйки двум горничным.
— Детка, тебя так долго не было, папочка скучал, — жалобным голосом проговорил Осаго.
— Ну, па, ты же знаешь, как я люблю путешествовать!
— Карин, милая, оставайся дома. Поступишь в университет, а я тем временем подыщу тебе достойного мужа.
«Ну вот, началось, а не прошло и получаса с момента приезда», — пронеслось в голове девушки.
— А как у тебя тут дела идут? — попыталась перевести тему она.
— Ну, пара проданных фирм там, пара купленных нефтяных вышек здесь, в общем, все скучно и обыденно, — ответил он, польщённый, что она все же немного интересуется его делами. — Ну, а как у тебя, детка? Где была, чем занималась?
— Я путешествовала по Японии, занималась танцами, — насчёт того, что за танцы такие, красноволосая решила благоразумно промолчать.
— Карин, дорогая, ну когда ты уже намотаешься и осчастливишь папу внучатками? — заботливо улыбаясь, достал алую тряпку тореадор Осаго.
— ПАПА! — заревел взбешённый бык.
— А что? Тебе уже двадцать три, ты практически старородящая, — после такого заявления родителя девушка подавилась соком, чуть не оросив ярко-оранжевыми каплями белую скатерть стола.
— Папа! — снова недовольно воскликнула она.
— Не папкай мне! Сам найду мужика и женю! И не буду ничего слушать! — категорично заявил он.
— Но я же буду несчастной, — решила бить любимым оружием Карин. — Я и так наполовину сирота, мамы у меня нет, да ещё и отец не любит, раз пытается выдать замуж против воли, — бровки грустно нахмурились, плечики поникли, глаза подёрнулись дымкой печали.
— Конечно, я тебя люблю! — мужчина протянулся через невысокий стол и заключил дочь в медвежьи объятия.
— Нет, не любишь! — она попыталась высвободиться. — Если бы любил, не делал бы несчастной! — Карин выдавила скупую слезу.
— Детка, ты что, плачешь? — хватаясь за сердце, спросил отец.
— Нет, просто тяжкая моя судьбинушкааааа… — прорыдала танцовщица.
— Ладно, ладно, малыш, пусть будет по-твоему, только не плачь!
— Ну, так я поехала, да? — с надеждой в голосе спросила она, тут же позабыв про слезы.
— Ты же только вернулась. Хоть месяц побудь дома, — взмолился почётный отец семейства.
— Один день и не больше! — отрезала дочь.
— Неделю, или лишу наследства! — посуровев, проговорил мужчина.
— Два дня или пойду в монашки, — бросила она в ответ.
— Хах, насмешила, с твоим-то характером, там тебя сразу предадут анафеме! — отпарировал папа Карин.
— Ну, тогда снимусь в плейбое.
— Детка, у папы давление, нельзя с ним так! — укоризненно воскликнул Осаго, последний контраргумент оказался слишком страшным для него и его репутации. — Пять дней и точка!
— Три! — заявила девушка, понимая, что нашла только что отличный аргумент. «Эх, знал бы дорогой папочка, где я работаю, возможно, плейбой бы ему раем показался», — подумала она.
— Уф…. Хорошо, что деловые партнёры у меня не такие, как ты, Карин, — воскликнул отец. — Ладно, три так три.
— И у меня условие! — вконец обнаглела девушка.
— Какое ещё? — устало вздохнул её отец.
— Уволь этого терминатора, который за мной таскается по твоему приказу!
— А что с ним не так? — поинтересовался Осаго.
— Ладно б мужик был нормальный, а то робот какой-то. «Так точно», «никак нет», — передразнила Карин. — Бесит, бесит, бесит!
— Ну, он же хорошо тебя охраняет, дорогая?
Карин замялась. Сейчас наглость телохранителя не казалась такой уж возмутительной, работал он умело, в чужие дела не лез. И чего она так взбесилась?
— Па, ну не нравится он мне, — уже мягче произнесла девушка, надув губки.
— Прости, но Учиха хорош, его порекомендовали очень достойные люди, к тому же он прошёл отличную подготовку и справится с любыми непредвиденными ситуациями! Только с ним я за тебя спокоен, детка!
— А если бы он вдруг приставал ко мне? Ты бы его уволил? — решила получше прощупать почву красноволосая.
— Ну, вообще-то, он парень хороший, да и родители у него богатые, — улыбнулся отец, но тут же посуровел, — только пусть женится сперва!
— Папа! — снова начала закипать Карин.
— Все, все, кровинушка моя, — Осаго решил прекратить дебаты, мысленно отметив, что надо бы Учихе надбавку дать. За вредность. — Иди поцелуй папу, и пойдём смотреть мультики, — он снова потянулся к дочери через стол.
— Блин, ну мне ж не пять лет! — возмутилась она, чмокая отца в щеку так, что у того зазвенело в ушах.
— Ну ладно, тогда я тебе сказку почитаю.



Ближе к шести утра Узумаки отыграл последний трек и начал собирать аппаратуру. Большая её часть принадлежала клубу, но вот микрофон и ноутбук были личной собственностью ди-джея. Отключив штекер микрофона, Узумаки внезапно услышал чье-то громкое «ой!» и поднял голову. Дверь гримёрки была распахнута, светильник вырисовал хрупкую девичью фигурку, склонившуюся над шитьём. Наруто направился к ней поинтересоваться, в чем дело.
— Привет, — в своей обычной бесшабашной манере бросил он, оглядывая девушку. — Что-то случилось?
— Ой, Узумаки-сан, здравствуйте. Да все в порядке, просто укололась иголкой, — густо покраснев, пролепетала Хината, инстинктивно спрятав раненную конечность за спину.
— Давай-ка, посмотрим, — предложил ди-джей, протягивая свою большую загорелую ладонь.
Хьюга смутилась. Раньше она никогда, даже случайно, не касалась его кожи. Внезапно ей стало жарко, неловко, неуютно, но она все же положила на его ладонь свою, надеясь, что он не ощутит, как дрожат пальцы. Парень, не задумываясь, наклонился и чмокнул маленькую красную точечку, оставшуюся от прокола.
— Так быстрее заживёт, — сказал он, обезоруживающе улыбнувшись, и отпустил её руку.
— Д-да, спасибо, — Хината сглотнула. Теперь, лишившись такого источника тепла, её собственная ладонь казалась холодной и безжизненной, хотелось вечно его касаться.
— Эй, а ты почему ещё не собираешься домой? — вывел из океана чувств и бури мыслей девушку его вопрос.
— Темари уехала рано, обычно она меня подвозит. Автобусы ещё не ходят, а такси слишком уж дорого в это время, — объяснила она, поднимаясь из-за стола. Внезапно собственное рабочее место показалось ей маленьким и неуютным. Хьюга не знала, как себя вести, что говорить, куда спрятаться.
— Я на машине, давай, подвезу? — предложил Наруто.
— Не хотелось бы напрягать тебя, то есть вас. То есть… — она совсем растерялась. Вдвоём с ним в машине… боже! — Да! — с пылом ответила она.
— Что «да»? — переспросил ди-джей.
— Да, я согласна! «Как-то не очень прозвучало», — подумала Хината. — То есть, ну… с тобой, с вами, в машине…. — казалось, каждое слово звучало ещё глупее предыдущего, — подвестись — совсем тихо закончила она.
— Ну, вот и отлично, — дружески хлопнув Хьюга по плечу, Наруто отправился собирать аппаратуру. — Через пять минут на улице, — бросил он напоследок, прикрывая дверь гримёрки.
Хината подбежала к зеркалу. Оттуда на неё глядело бледное лицо с огромными от испуга и удивления глазами. Она развязала ленту на своих длинных чёрных с фиолетовым отливом волосах и, схватив расчёску, привела их в порядок. Взяв в руки тюбик губной помады, накрасилась, но тут же стёрла, показавшись себе слишком распутной с этим цветом. Выбрав бледно-бежевый блеск, она аккуратно нанесла его, отложила в сторону и чуть подрумянила бледные щёчки. Хьюга потянулась, было, за пудрой, но та выскользнула из пальцев, благо, не разбившись. Долго возиться и тем самым заставлять Наруто ждать ей не хотелось, поэтому, сняв с крючка в гардеробе свою старенькую чёрную куртку, она отправилась на улицу.
Когда ди-джей закончил с оборудованием, схватив ноутбук и микрофон, упакованные в чёрные чехлы, он отправился на выход. Служебная парковка находилась прямо за углом здания, в котором располагался клуб. Подойдя туда, парень увидел двух симпатичных блондинок, небрежно облокотившихся о его серебристый Хюндай Солярис. Обе были высокими, стройными и симпатичными. «Хорошо же я сегодня завёл толпу», — подумал ди-джей, — «если некоторые личности прилично „взбудоражены“ до сих пор».
На стоянке так и витал запах отличного секса без обязательств. Двигаясь медленной ленивой походкой, он сел за водительское сиденье и подождал, пока дамы усядутся сзади, а потом повернул ключ зажигания. Сама мысль о том, что он склеил их, не сказав ни единого слова, невероятно льстила парню. И уже сидя за рулём, Узумаки не мог выкинуть из головы навязчивое ощущение того, что он о чем-то забыл.