Горизонт событий. Глава 6: Империя боли.

Убедившись в словах джонина из Кумо, Сакура согласилась остаться в доме, пока сам он, заявив, что заметил кого-то еще, исчез. Она верила, что даже такое внезапное столкновение с настоящим может стереть ее такой, какой она себя помнит, с лица земли. Девушка смотрела, сидя на полу, в ту точку впереди, где раньше она видела испуганные глаза тающей куноичи Суны. Мысли завертелись вокруг одной лишь идеи о том, как сильно изменился мир и какую жизнь прожил каждый из тех, кого она знала. Появились ли они на свет вообще? Когда вообще судьба мира пошла по другому пути?

Тут ее разбудила от скорбного сна одна странная, гнетущая мысль: «Кто изменил этот путь, превратив мир в империю боли?»
Столько всего произошло в считанные часы, что не было и секунды, чтобы задуматься над подобным вопросом, но теперь все кажется гораздо более ясным, чем прежде. Кто-то помог! Кто-то непременно помог!

А в это время на равнине уже пали знамена Конохи. Все пали, как один. И Лист, и Облако. Единицы уцелели, но исход был уже ясен. Ушедшие во время боя прочь с поля шиноби смогли уцелеть. Они сражались до последней капли крови, но выжили лишь единицы. Какаши остался среди этого ничтожно малого числа. Он смотрел на стоящего напротив Омои, готовый уже снова продолжить бой. Но его противник ничего не предпринял. Оба, истекая кровью, стояли и молчали. Тогда Хатаке отбросил в сторону кунай:
- Сейчас уже все решено, - сказал он, устало глядя на паренька.
- Да.
Быть безжалостным убийцей – не цель для Хатаке. Он и так немалому числу перерезал горло за свою жизнь. Станет ли он еще злее и из мести перережет горло и этому пареньку? Нет.
Шиноби из Кумо осталось больше. За ними победа в их сражении. Противника можно раздавить, как таракана. И за это не придется нести ответственность. Потомок известного во всем мире шиноби своими талантами клана сейчас не более чем раненый зверь. Но будет ли давать сигнал остальным Омои, чтобы добить сына Белого Клыка Конохи? Нет.
Им обоим нужно исчезнуть, сделав вид, что враг убит. Благородство не делает убийцу воином, а воина его отсутствие делает обыкновенным убийцей.

- Вы, показывая мне связанную по рукам и ногам Хокаге, на глазах которой вы прикончили ее семью, пытаетесь убедить меня объединиться с вами? Вы мерзавец, господин Райкаге! – сказала женщина, чуть прищурив глаза. Теруми Мей все также была Мизукаге, и сейчас она, сидя в кабинете Каге Страны Молний, слушала предлагаемые ей условия сделки. Эй все просчитал, но и женщина знала, что ей нужно. У Тумана и Листа отношения не были столь напряженными – все было больше похоже на угрозу ее собственной безопасности, но нужно было уничтожить Камень. И лучше это сделать собственными силами, пока их еще не добил ненавистный Песок. Чем меньше останется на поле фигур, тем ожесточеннее будет сражение, так что силы нужно было сохранять.
- Вы пользуетесь тем, что вы – женщина. Я, может быть и мерзавец, - говорил он разгневанно и громко, - но не дурак. Меня не проведешь.
- Начинаете прятаться за своей самоуверенностью.
- Не пытайся мне улыбаться или подмигивать, Мей, как ты это умеешь! Я не мальчишка какой-нибудь самоуверенный, так что штучки эти свои прибереги для…
В эту минуту в зал влетел один из людей Райкаге:
- Ракаге-сама! – запыхавшись, сказал шиноби. – Заложник сбежал! Сенсор из Тумана!
- Пошел вон!!! – закричал мужчина, швырнув в него деревянный табурет.
Улыбка на губах Мизукаге исчезла. Она снова повернула голову в сторону Райкаге…
- Вы держали здесь одного из моих людей и нагло врете мне сейчас! Теперь о мире не может быть и речи! – она медленно поднялась со стула, готовая вынести свой приговор Стране Молний. – Готовьтесь, теперь я и моя армия порвем вас на тряпки!

Но за окнами резиденции, далеко за ее пределами разворачивались обратные события. Люди пытались объединиться и найти опору. Как и всех шиноби, Куротсучи учили: уйти и отречься от всего, что любил, если прикажут; умереть, если прикажут; пойти с ножом на ближнего, если прикажут… но сейчас она не хочет слушать приказов. В памяти ее остался лишь фрагмент незнакомой другим жизни. Она бы хотела его вернуть, если могла. Хотя раньше ей казалось, что должна остаться лишь одна держава. Теперь она готова отказаться от своих слов. Когда они сдерживают друг друга, гораздо лучше всем.
Но она тщетно искала выход. Вокруг только люди из Кумо. И она растерянно оглядывается по сторонам. Только бы не поймали – выпотрошат на месте.
«Что я здесь найду?» - спрашивала она у себя, убеждаясь. Что лишь пустота встретит ее распростертыми объятьями. И никаких ответов.
Оглянувшись, она увидела, что за ней следят. Мужчина средних лет. Он носил протектор Кири.
- Так, не вздумайте убегать…
Она сделала шаг вперед и вгляделась в его лицо. Один глаз закрыт… «Не телохранитель Мизукаге с собрания?»
Брюнетка сделала еще шаг. Ее невозможно было узнать, но ей казалось необычным во время боевых действий видеть этого человека на чужбине. Разве что его привела сюда только похожая «нелепая» ситуация.
- Постойте! – чуть слышно сказала она и слабо махнула рукой, стоя напротив прятавшегося джонина Тумана. Затем она приблизилась еще и в конце, подпрыгнув и выдав в один момент то, что она не простой обыватель, оказалась совсем рядом за теми скалами.
Но у горла тут же оказалось острое лезвие куная.
- Не надо, - она осторожно сняла капюшон. Со стороны выглядело так, будто представители двух вражеских отрядов столкнулись лицом к лицу и медлят перерезать друг другу глотки. Но лица все же были узнаваемыми. Она сняла капюшон.
- Внучка Оноки, верно?
Узнал.
- Вы ведь здесь не случайно…
- Нет.
Она ощущала кожей холод и остроту лезвия у своей шеи.
- Вы помните что-то еще?
«Что за вопросы она задает?»
- Это случилось по вине Ивы?!
- Значит, помните… что это не ваша война.
- Что ты об этом знаешь, девчонка?
- Ничего, но глядя на вас, я понимаю, что вы бы стояли в рядах с остальными или сопровождали Мизукаге, или были где-то еще, но не здесь. Вы видели, что творится вокруг? Они сцепились насмерть! – постепенно спокойный тон переходил на крик.
- Почему ты…
- Помню, что не следует? Я бы хотела спросить об этом у вас.
- У меня нет ответа. И, кажется, если нас здесь обнаружат, то удача и интуиция, - он убрал кунай, - тебя, девочка, второй раз не спасет.
- Меня зовут Куротсучи. А вы?..
- Ао.
- Да, - заметила она и кивнула, - кажется, капитан роты сенсоров.
Они все равно не понимали, никто из них, как такое вообще могло произойти, что помнят истинное прошлое мира шиноби лишь единицы. Это как странный фокус, обрекающий человека на долгие ментальные муки, когда собственная память и глаза работают на разных частотах.

Проклятье, на которое Мадара обрек этих людей, приносило им очень много душевных потрясений. Стойкие, закаленные в боях люди могут в любой момент сломаться, потому что жизнь не признает их такими, какими они знают себя. Одиночество становится незаживающей язвой, приводящей к гангрене и летальному исходу, хотя они и решили бороться до конца.

С поля битвы Конохи и Кумо, из облака пыли и пепла вышел темнокожий джонин с широким мечом, напоминавшим огромное лезвие, за спиной. Даруи тоже остался жив. Так просто хранителя наследия третьего Райкаге не убьешь. Он уходил с поля боя, зная, что выполнил приказ. А дальше уже не важно, сколько крови растеклось по земле и чьей. Людей не война изменила, а изменили они сами. Там, на горизонте, стелилась белая предрассветная полоса. Удивительно. Но еще не все стало красным. Душа остается даже у самого жестокого человека – пусть и зачерствевшая, но и ее нужно очистить. Искупить вину нельзя, но облегчить тяжесть груза на обуглившемся в огне войны сердце можно. Отвлекла лишь промелькнувшая фигура… того странного парня, который что-то во время их прошлого разговора явно перепутал.
«Твою ж…»
- Эй, ты! Я тебе что сказал делать? – заявил мужчина, недовольно взмахнув крепкой жилистой рукой в воздухе. Блондин обернулся.
- Ты что, совсем ума лишился?! – продолжал Даруи, не сбавляя оборотов.
Тогда парень разозлился. Шии охватил бесконтрольный гнев. Почему этот спокойный и ни за что, ни про что извиняющийся по своему обыкновению человек внезапно превращается в хамоватого головореза? Что за лицемерный спектакль?
Это издевательство над сознанием просто ушло за рамки. Кто-то затолкал людей в другой, неузнаваемый мир. И, где бы он ни был, блондин взял себя клятву выдернуть ему все позвонки и пересчитать. А пока злые псы должны быть спущены на кого-то рядом.
Уверенно приближаясь к высказывающему свое недовольство Даруи, он смотрел ему прямо в глаза. Это чужие, совсем незнакомые глаза, надменный и лукавый взгляд которых бросал ему вызов.
Он остановился.
- Ты… думаешь, что это вмешно?
- Ты действительно не в себе.
- Я? – блондин усмехнулся. – Не-е-е-ет. Это не я не в себе – это мир! Сейчас я, пожалуй, просто смотрю на эту наглую физиономию и вижу другого человека. Вы так обозлились на мир, что готовы убивать друг друга за клочок земли или еще что-нибудь, что явно не имеет никакой ценности сейчас? Да где ты сейчас стоишь, понимаешь? На горе трупов! – он схватил того за ворот черной суконной жилетки и начал энергично трясти, не скрывая злости. Оказалось, что нужно немного, чтобы вывести спокойного человека из равновесия. – Трупов наших товарищей! Ты ведь помнишь учеников Кираби? А Самуи-сан и ее брата?! Ты себя-то хоть помнишь?
Мужчина слушал бред сумасшедшего с едва сдерживаемым порывом выбить из парня всю дурь. У Даруи уже руки чесались, но он терпел, не совсем понимая, чего от него требуют.
- Вспомни! Вспомни, кто мы! – просил его Шии, злившись от своей беспомощности, но на него смотрела пара темных пустых глаз. В них не зародилось ни единой мысли или воспоминания. В этих глазах пустота.

Девушка посреди комнаты, слушая звуки взрывов вдали и дребезг стекол в окнах, лежала в объятьях серой темноты. Она погрузилась в прозрачный сон, где все равно позвякивали хрустальным звоном стекла, но перед глазами сквозь многогранные осколки просачивался мягкий свет и играл яркими разноцветными бликами на них. Ощущалась невесомость, давая иллюзию того, что острая боль отступила. Но звон, как белый шум, начинал раздражать. Он был навязчив, как убеждения параноика. Усиливался, превращаясь в белый шум… а позади, за ее спиной кто-то ходил. Хотя и ничего невозможно было разобрать. Где небо, а где земля? Но все равно позади кто-то крался, тающий в пустом белом сумраке. Сквозь кривое отражение в стекле скользила черная мужская тень. Это воспоминание… оно уже настолько сильно засело в сознании, что и во сне не дает ей покоя.

Пытаться заглянуть в душу через ее зеркало – опасное занятие. Сейчас это было подобно тому, чтобы посмотреть в глаза зверя. Блондин смотрел на него до последнего, пока сложенная Даруи печать не привела к возникновению огромной волны. Сильный удар, и волна сносит джонина далеко. Такова цена правды. Этой техникой человека можно запросто утопить, заставив вдоволь наглотаться воды. И с уверенностью в этой Даруи покинул поле, оставив молодого человека лежать на земле без сознания.

А Мадара все еще шагает вперед, разрывая последние дружественные узы между ведущими державами. И никто из закрывших глаза еще не знает, что они откроют их уже в новом мире, в котором уже не будет войны. Будет только боль. Большая, необъятная империя боли.