Их сказка (ремейк ориджа)

ООНРС(осторожно, основано на реальных событиях).
Музыка перед чтением обязательна.

Когда ты понимаешь, что такое Путь, ты перестаешь бояться. Когда ты понимаешь, что такое Путь - ты никогда не исчерпаешься. (с)

Кажется, его услышали боги. Наконец-то. Как же он долго ждал этого, не решаясь закончить свою жизнь самоубийством. Всего несколько секунд. Одно мгновенье, и он будет, наверное, опять с ней.

Машина падает с обрыва, его занесло, так как местный серпантин оказался слишком скользким из-за еле-еле моросящего дождя. Скоро закат. Он видит, как солнце начинает садиться за скалы, но для него это только восход. Облака заплетаются оттенками красного и серого. Скоро взойдет луна - их солнце.

Его найдут через несколько часов. Позже патологоанатом насчитает пять травм, которые будут несовместимы с жизнью. Самой жуткой будет руль автомобиля, который при ударе войдет в сердце, ломая грудную клетку, и сразу остановит жизнь для него. Видно, сами небеса сжалились, дав умереть быстро, без мук и сожаления. Но это так было нужно. И он умрет с улыбкой на лице... Правда, сейчас он чувствует себя эгоистом, так как все его волнуют меньше всего. Он лишь думает о том, что скоро встретится с ней. Там, где-то в небесах, где-то в сиренево-оранжевых закутках облаков.
Он верит, что боги будут милостивы, и дадут им встретиться на небесах, на луне. Что смерть для них станет только дверью во что-то новое. А он так верит, что на луне есть этот заяц, который толчет крупинки пыли вечности, и они обязательно станут одним целым, как это и должно было быть.
Он как самурай - выбрал для себя самый правильный путь - смерть. Изначально. И эта смерть станет понятием их Пути культуры. Это будет их Инь и Ян. В смерти они найдут вечность.

Джирая всегда стремился к ней, к этой капризной девчонке - Цунаде. Слишком сильная, волевая, девочка со стальным стержнем внутри. Та, что казалось всегда недоступной, но была так близко. Настолько рядом, что легко было дотронуться, и пальцы жаждали прикосновений. Настолько далеко, что, казалось, за семью печатями. Резкая, едкая, хрупкая, но в тоже время с глазами цвета молочного шоколада. Лучшая. Мечта.

Мальчишкой он пытался обратить на себя внимание, однако гордая девушка смеялась и старалась отшить горе-ухажера.

- Я не могу позволить находиться рядом человеку, который слабее меня, - против такого не поспоришь, особенно с этой взрослой блондинкой, что в двадцать пять лет стала главврачом элитной частной клиники. Госпожа Сенжу, строгая и резкая, в чем-то беспощадная. Молодая женщина возвела сама для себя рамки - слишком многое взвалила на свои хрупкие плечи - сделать шаг назад, означало бы спустить на ступень ниже.

Джирая же, увлеченный единоборствами странствовал по миру, решив раз и навсегда искоренить из сердца ту, что отрекалась от него постоянно, ту, что выбрала лучшего, как ей казалось.
Годы шли, и парень со странной лохматой шевелюрой оттачивался, что кусок железа - жизнь ковала сильного мужчину, мудрого, конечно, не лишая привычного разгильдяйства и ребячества.

Молодой человек начал вести заметки по своим путешествиям, делая акценты на глубинки и школы единоборств. Получался небольшой сборник странствующего отшельника с яркими описаниями. Помимо тренировок, молодой человек интересовался мифами и обрядами, не брезговал помогать в работе местным жителям, и те охотно делились тайнами и преданиями.

Время бежало незаметно, однако Джирая все еще держал в своем сердце, где-то очень глубоко, на самом дне ее Цунаде. Глаза цвета молочного шоколада не выходили из головы, а волосы, что так переливались золотом на солнце, а по вечерам, давно в детстве, при луне мерцали серебром - казалось, аромат ее прядей преследовал его.

К тридцати годам он вернулся в родной город уже знаменитым учителем единоборств, обретя много последователей и желающих совместить с ним путь отшельника.
Из заметок в журналах начали выходить целые романы - то про бесстрашного война, то про доблестных мстителей, конечно же, не обошлось без сказок.

В квартире, что находилась на окраине города, маленькая и скромная, как келья истинного отшельника, расположился Джирая-сан. Конечно, не обошлось без саке и особого табака, благовоний, потому что последние помогали настроиться на медитацию и сконцентрироваться на очередном романе.

Как-то, когда луна ярко освещала все вокруг, эта хозяйка ночи, бледная и серебристая, навела молодого человека на мысль написать что-то о любви. На ум сразу пришел образ Цунаде - дотянуться до луны, такой же холодной и прекрасной. Достав с полочки старенькую книжку о легендах и мифах, мужчина принялся читать. По привычке он использовал свечу, так как в странствиях по деревням не всегда было возможно воспользоваться электричеством. Выпуская кольца дыма, он даже не стряхивал пепел - так увлекло исследование источника.

Раздался стук. Джирая даже поначалу не услышал, потому что был полностью уверен, что тут его никто не найдет и не потревожит. Саке жгло рот, однако очередная затяжка смягчила неприятный резкий вкус во рту. Постучали настойчивее, сильнее.
Не желая отрываться от чтения, мужчина встал вместе с книгой и пошел к дверям. Не смотря даже на незваного гостя, он лишь сказал:
- Входите.
Какого же его было удивление, когда вдруг в тишине раздался голос той, что он так пытался забыть.
- Доброй ночи, Джирая-сан.
Перед ним стояла Цунаде.

Никто из них тогда не мог ответить на вопрос: что привело холодную Луну его сердца в обитель отшельника. Вымученная, она казалась почти прозрачной. Глаза, что два темных пруда, слезились, наполненные болью. Дан, ее любимый человек умер, и у Цунаде не осталось никого, кроме лучшего друга детства. Он не стал ее расспрашивать, как нашла и для чего. Не прогнал ту, что призраком преследовала все эти годы его душу. Лишь достал запечатанную бутылочку саке, одну из лучших, привезенную от одного мастера единоборств.

Разговор был тяжелым: с одной стороны он радовался ее визиту, с другой - корил за эгоистичные мысли о том, что она теперь свободна. На руинах замки не строят, их сносят и возводят новые, - пытался объяснить себе Джирая и отогнать надежду быть рядом с ней.
Как когда-то мальчишкой, все в нем трепетало при виде хрупкой, но такой сильной Цунаде. Даже после смерти любимого человека, ее кремень не стерся, и молодая женщина не давала себе слабинки. Было понятно, что она не нуждается в жалости, нужно было лишь общество друга.
- Джирая, - начала тогда она робко, словно боясь произнести, - вот ты, странствующий по миру, верующий, скажи мне: разве Бог справедлив?
- Что ты имеешь ввиду? - недоуменно спросил он, потому что опять был одурманен ароматом ее волос - невольно вспоминалось детство, и все внутри заполнялось давно забытым желанием.
Выпив, она тоже закурила.
- Я верю больше в него, - сдавлено произнеся, женщина затянулась, и дым неприятно осел в легких. - Как он мог забрать у меня Дана?
"Как он мог все время отнимать у меня тебя?" - невольно подумал отшельник, так и не поняв, к кому больше обращается: к Дану или Богу.
- Ну, это ты сейчас говоришь на эмоциях, - коротко ответил он, желая таким образом продолжить разговор, начатый Сенжу.
- Нет, не на эмоциях - как Он мог забрать его у меня? - злоба чувствовалась, и Джирая напрягся. - Теперь только чудо вернет мне веру, - не унималась она.
- Ты сейчас говоришь, как маленький ребенок, что требует доказательства для веры. Прости, но я не понимаю этого.
Она хмыкнула, выпив еще саке, и сморщилась - Цунаде явно хмелела, да и тема риторическая была выбрана из-за опьянения.
- Нет, ну вот мне интересно, ты видел чудо? - опять закурив, она настаивала на своем.
Он понимал, что данная тема нелепа и абсурдна, но и представить себе не мог, что Сенжу начнет плакать и жаловаться - слишком стальная она, чтобы такое себе позволить.
- Знаешь, есть притча про чудо: к одному мудрецу пришел человек и заявил - если старейшина покажет ему чудо, тот станет служить ему верой и правдой. Мудрец показал, пришедший изумился и уверовал, пав на колени, однако старейшина прогнал его прочь.
- Не совсем понимаю эту историю, - тихо прошептала Цунаде - они сидели рядом за старым столиком, лак которого уже давно облез.
- Верь нужно не за что-то, а искренне и изначально, потому что любое сомнение очерняет суть веры.
- Я все равно не верю больше... Моя любовь была чудом, а Он взял и забрал ее, - сонно ответила Сенжу.
- Знаешь, говорят, что истинная любовь - она будет существовать и вне времени, все пространства. Все зависит от любящих душ. Настоящая любовь - вечна.
- Вечная любовь? - как-то мечтательно спросила она. - А что такое вечность, Джирая? - Цунаде зевнула и приготовилась слушать такой родной голос - почему-то сейчас друг убаюкивал ее, наверное, это все от усталости и стресса, потому что становилось спокойно и хорошо.
Отшельник посмотрел на женщину: та уже почти засыпала.
- Давай я тебе лучше расскажу. Есть такое поверье, будто бы на луне живет заяц. Это не просто так, потому что астрономы, рассмотрев ее лучше, обратили внимание - силуэт теней похож на зайца и ступу, ну, это если присмотреться. А по легенде, это заяц круглый год толчет в своей ступе снадобье от бессмертия...
- Ты так и не ответил на мой вопрос, лишь рассказал притчу...

Тогда он действительно не мог ей ответить ни на один вопрос. Цунаде осталась у него, мужчина ночевал на полу, что было для него уже за долгие годы не впервой. А по утру они простились, и Лунная принцесса уехала.
Уехала на долгие десять лет из жизни столь любящего ее человека.

Монах и дальше продолжал странствовать, редко видясь с близкими. Книги выпускались одна за другой, что давало возможность безбедно жить. Авансы тратились на путешествия, и мужчина с удовольствием их отрабатывал, радуя поклонников очередным романом.

Время шло быстрей, и вот, в один момент, он понял, что больше не может бежать от себя. Он больше не может выдумывать истории, в которых они с Цунаде вместе, и та отвечает ему взаимностью. Джирая устал от своего мира фантазий. И лишь луна, бледная и прекрасная, манила его вернуться к той, что никогда его не любила и гнала прочь от себя.

Ему было пятьдесят, когда он, мужчина уже в возрасте, бежал по знакомым дворам к ней с охапкой кувшинок. Ничего лучше он не мог подобрать для любимой - такие же особенные лунные цветы, как и его принцесса.

Когда же двери открыла женщина, исхудавшая, такая хрупкая, он изумился. От его Луны осталась лишь дымка.

Оказалось, что у Цунаде предпоследняя стадия рака. Но даже страшная болезнь не могла отвести его от любимого человека, даже то, что она постарела, что ее лицо было вымученным, а прядей некогда шикарных волос - почти не осталось.
Теперь, как никогда раньше, он понимал, что не может и не хочет от нее еще раз уйти. Если он уйдет опять, то это будет последний раз, и возвратится он сможет лишь к ней на могилу.

Она гнала его, отталкивала, не желая подпускать к себе. Цунаде увядала внешне, но душой оставалась стальной. Но и Джирая, будучи уже давно не мальчишкой, наотрез отказался уходить, и она молча уступила.

- Мы не можем быть вместе.
- Почему? Я люблю тебя.
- Ты не заслужил такого наказания, как я, - горечь чувствовалась в ее слабом голосе. Слишком поздно и на короткий срок запускала она его в свою жизнь. Это было жестоко по отношению к столь родному и близкому человеку.
- Глупая женщина, я столько лет шел к тебе, а ты меня опять гонишь, - в пятьдесят лет уже не было желания отступать.
- Дело не в тебе, а во мне, - Джирая понимал, что она будет упираться до последнего - слишком сильная, чтобы признаться в слабости.
- Я не могу обрекать тебя на доживание меня, - отвернулась, и исхудавшие пальцы сжали жадно букетик кувшинок.
- Давай сравним любовь с прекрасным цветком. Цветком двух людей, которые взращивали его с трепетом, отдавая все этому маленькому росточку, который постепенно превращался в бутон и, наконец, распустил свои лепестки всеми цветами радуги. В нашем случае, мне почему-то кажется, что доминирует красный и черный с белой пыльцой. А запах... запах имеет нотки тоски и счастья, радости и безысходности... Только вот цветок решил распуститься на краю пропасти, как будто ветер Жизни подхватил невидимые семена и закинул их так, что если и захочешь сорвать этот цветок, то непременно упадешь в пропасть. Понимаешь, такой восхитительный цветок, но требуется отвага, чтобы подойти и сорвать его на краю пропасти. Сорвать и упасть, в темную бездну отчаянья и горя.
- Все ты со своими сказками и легендами, так и не вырос, - горько прошептала она.
- Помнишь про чудо? - тихо спросил Джирая. - Я не вырос, но никто не верит в чудеса так, как дети. Давай дадим шанс нашему цветку, дай ему хоть один бутон...

Цунаде тогда рассказала Джирае, что больна тяжелым онкологическим заболеванием, и что ей осталось чуть-чуть. Что боль уже настолько сильна, что без обезболивающего никак. Женщина не хотела обрекать своего любимого на такое. Не хотела привязывать к умирающей. Не хотела, чтобы он мучился. Потому что, через огромное количество времени поняла - она любила его давно, но уже не так, как любят дети и подростки, любила иначе, по-своему. Было страшно подпустить к себе. Было жутко давать надежду на то, что уже обреченно. Она хотела, чтобы он запомнил ее улыбающейся, пусть и через боль, страдания, страх одиночества. Пусть она ему запомнится любящей. Она не хотела, чтобы Джирая видел, как она начинает таять, с каждым днем испаряясь все больше и больше. Ей не хотелось, чтобы он видел ее гримасы, когда становилось нестерпимо больно. Луне так не хотелось, чтобы он страдал с ней.

Но он решил. Джирая посчитал, что он готов на такой поступок, и мужчина себе не простит, если не проведет последние часы, минуты, секунды рядом с любимой. Он не захотел ее оставлять в одиночестве, прекрасно понимая, что эти мгновения - это все, что им отведено. Он слишком долго убегал. Он больше не мог слушаться Лунной принцессы. Достаточно было сопротивляться.

Он купил маленький домик у моря, где были так отчетливо видны небо и луна. Он заботился о ней до последнего: готовил, убирал, кормил, вкалывал обезболивающее, поправляя каждый раз ее косынку, которая прикрывала почти безволосую голову. Радовался ее слабым улыбкам, плакал вместе с ней, когда ей было совсем плохо. Рассказывал про зайца на луне, который толчет пыль вечности, убеждая и ее, и себя, что они не умрут на этой земле, что боги обязательно упросят этого зайца пожертвовать четыре крупинки пыли, чтобы быть всегда вместе. Что тела - это лишь плоть, а их любовь - это и есть тот самый цветок. Цветок их любви. Красно-черный с белой пыльцой, который будет цвести на луне. Кувшинка. И она слушала его сказку о них же, и становилось легче. Цунаде сквозь боль засыпала у Джираи на коленях, смотря на черное небо и на огромную луну. И порой ей казалось, что на этом ночном светиле действительно есть какой-то цветок из-за всех теней. Может быть, от сильной боли. Может быть, от того, что он там действительно был. Но она точно знала, что этот цветок существует, так как они не побоялись его сорвать, не побоялись сорвав, упасть в пропасть. Вот оно - познание любви, но и познание того, что скоро они ее потеряют. Но вера в то, что они еще встретятся, лишь прибавляла сил. Главное, верить в чудо.

Так она и умерла у него на коленях, слушая очередную сказку про луну...

Джирая кремировал Сенжи, а прах высыпал в море, чтобы она таким образом попала на небо, и когда наступит ночь, и луна выйдет из облаков, делая дорожку на воде, принцесса смогла бы обязательно подняться по этой дорожке на луну. И ему почему-то верилось, что его любимая обязательно поднимется и будет его ждать, рассказывая зайцу о их любви и вере в себя.

Последняя книга была дописана и сдана в издательство "Роман с Луной, или путь к вере".

Он ждал этого. Он ждал знака. Он ждал, когда боги сжалятся и дадут возможность быть с Цунаде опять.
И вот все...

Странно, а вы не замечали, что иногда тени на луне собираются в красно-черный цветок с белой пыльцой? А вам не кажется, что любовь - это восхитительный цветок, но требуется отвага, чтобы подойти и сорвать его на краю пропасти? Почему-то именно лунной пропасти. Что ж, на этот вопрос ответ может дать лишь заяц, который знает все-все, так как он - это вечность и мудрость, нескончаемая и бесконечная.