Иллюзия, часть 1.

Дзюго оказался у Орочимару по своей воле. "Сам пришел. Я не пленник", - говорил он другим узникам, не отвечая на их пораженные взгляды и тихий шепот, как только Дзюго удалялся на расстояние, где, как им казалось, тот не сможет их услышать. Заключенные удивленно цокали языками и повторяли за ним, словно дразня: "Я не пленник... Не пленник он. Сам пришел, а уйти-то сам не можешь", - и продолжали удивленно качать головами и прищелкивать языками. Им было непонятно, как кто-то в здравом уме может оставаться у Орочимару? А может, все дело было как раз в том, что Дзюго нездоров? Но, перебрав множество причин, они так и не смогли найти подходящую, чтобы добровольно остаться умирать в этих катакомбах, когда на улице светит солнце и совсем недалеко находится море, в которое можно упасть и плавать, разминая затекшие мышцы, да и просто - ведь там, на свободе, можно смотреть в небо, такое голубое днем и почти черное ночью. Если небо заключенным можно было видеть сквозь крохотную решетку на потолке, то море оставалось недосягаемым, и они, слыша плеск его волн о прибрежные камни, медленно сходили с ума.

Дзюго уходить не собирался, пока Орочимару не освободит его от проклятой печати. Со временем он начал сомневаться, что Орочимару отпустит его. Проходил год за годом, Дзюго подвергался различным экспериментам, а Орочимару вместо того, чтобы попытаться излечить его, лишь клонировал его печать другим. Дзюго принимал такое положение вещей. Сидя в одиночной камере, он размышлял о том, что находиться здесь лучше, чем быть на свободе и крушить все подряд и... и убивать без разбора. Иногда он мог разговаривать с Кабуто, спрашивая того, как идут дела по делу номер двенадцать семьдесят девять "Проклятая печать". Кабуто, беря его кровь на очередную пробу, по обыкновению отвечал, что дела идут, Орочимару ставит эксперименты на других заключенных, но избавить их от печати пока не удается.

На самом деле, Дзюго к Орочимару пришел не сам, его привели. Но решение остаться принял самостоятельно.

***
Дзюго не помнил, какой сегодня день недели и даже какой месяц, единственное, что он знал, это то, что его давно и очень упорно кто-то преследует. Преследователь, шедший за ним по пятам, даже и не пытался скрываться и оставаться незамеченным. Часто после сна Дзюго обнаруживал на месте своей стоянки вырванные с корнем деревья, огромные воронки в земле, будто бы всю ночь здесь гремели взрывы, а вся живность разбегалась на много миль от эпицентра этого непонятного действа. Самое удивительное, что Дзюго во сне ничего не слышал и утром чувствовал себя хорошо отдохнувшим и полным сил, будто он вовсе и не убегал от таинственного преследователя, будто кто-то не крушил все и вся вокруг, не оставляя ничего живого, пока он спал.

Дзюго только что проснулся и с аппетитом ел ягоды, припасенные и засушенные еще с лета. Он полагал, что, благодаря выпавшему снегу и метели, которая длилась без малого несколько дней, его преследователь начал сдавать свои позиции, и в итоге он либо отстал, либо взял ложный след. Уже несколько дней Дзюго не чувствовал присутствия постороннего рядом с собой, и все деревья, когда он просыпался поутру, были на месте. Дзюго, позавтракав, начал собираться в дорогу. Он аккуратно убрал в тряпичный мешочек оставшуюся снедь и улыбнулся, вспомнив, что в нижнем кармане брюк у него осталось еще немного сушеных грибов и полголовки вкуснейшего козьего сыра. Он, насвистывая какую-то незатейливую мелодию, вышел из своего укрытия и зашагал по тропинке.

Отец и мать Дзюго умерли. Мать умерла, когда Дзюго еще был совсем маленьким.
Фотографий ее не осталось, и Дзюго с трудом представлял, как она выглядела: ее лица он совершенно не помнил. О ней он сохранил лишь несколько воспоминаний: вот они с матерью идут по лугу, на ней одето длинное, до щиколоток, платье, а ее рыжеватые волосы, заплетенные в тугую косу, блестят на солнце. Навстречу им выбегает косуля, мать шепчет Дзюго, чтобы тот остановился, не спугнул косулю. Несколькими минутами позже к косуле присоединяются ее детеныши, Дзюго хочет подбежать и погладить их шелковистую шерстку, ухватиться за маленькие рожки и прокатиться верхом, но мама говорит ему: «А что будет, если кто-нибудь захочет прокатиться так на тебе, вцепившись, например, в твои уши?» Это останавливает Дзюго, и мать продолжает ему говорить: "Животные такие же, как и мы, только не разговаривают; так что, Дзюго, малыш, дай матери побыть немного со своими детьми, не мешай им зазря".

Другая сцена: вот маленький Дзюго заболел, мама заботливо ухаживает за ним, поднося к его рту ложку с чем-то горячим и вкусно пахнущим, подув на нее, остужая.

Внезапно на ум Дзюго приходит не очень приятное воспоминание: вот мама с папой ругаются, почему-то Дзюго не может припомнить, о чем они тогда говорили, но ему кажется, что о нем: мать кричит на отца, отец молчит, а она продолжает на него кричать, вдруг отец отводит руку вбок и со всего маху ударяет ее по щеке. Дзюго бросается на отца и виснет у него на руке, крича во всю мощь своих легких: "Мы же не хотели расстраивать маму! Не хотели! Не хотели!" Но он еще слишком мал, чтобы как-то серьезно помешать отцу.

Последнее воспоминание о матери связано с ее похоронами: она, в своем лучшем светло-сиреневом платье, лежит в гробу. Кажется, что ее вовсе тут нет, здесь только ее платье и огненно-рыжие волосы, но стоит приблизиться чуть ближе, и становится видно, что она здесь; белоснежный шелк обивки и бледная кожа матери сливаются, и создается впечатление, что в гробу находятся лишь сиреневое платье и рыжий парик. Присмотревшись, можно обнаружить, что ее ногти до сих пор накрашены фиолетовым лаком, но у их основания уже видно пару миллиметров голого отросшего ногтя, ведь они продолжают расти и после смерти.

Отец Дзюго умер довольно давно, он не помнил, когда точно. Когда он пытался воссоздать в памяти образ отца, то в сознании всплывала картинка, как отец покупает ему мороженое. Один раз Дзюго так здорово хохотал, когда ел свое любимое фисташковое мороженое, что прикусил себе язык, и плюясь кровью он продолжал смеяться, из-за чего незамедлительно получил легкий, только лишь для вида, подзатыльник.

Именно из-за матери Дзюго перестал есть мясо, помня, как та любила животных. Он много времени проводил, наблюдая за этими, казалось на первый взгляд, беспечными созданиями. Они поедали друг друга лишь чтобы выжить, а Дзюго для выживания, достаточно было, как белке, съесть горсть орехов и запить ее прозрачной родниковой водой.

Он шел по тропинке, ведущей к озеру. В первые дни зимы озеро еще не должно было покрыться корочкой льда, заморозков пока не было, и Дзюго надеялся понаблюдать за различными животными. Но почему-то, когда Дзюго пришел к нему, озеро оказалось покинутым, когда как обычно все дикие животные, каждая стая в свой черед, приходили сюда напиться. Не найдя причины, Дзюго нахмурился и решил поискать другой источник воды, вдруг вода в этом озере была отравлена или его использовали как канализационный сток. Обойдя озеро, он увидел истинную причину, почему животные перестали приходить сюда: около самого озера лежали растерзанные тела оленя и маленьких оленят. Дзюго понял, что это дело рук человека, лишь только он может убивать так бессмысленно. Большой олень был съеден, его труп можно было бы списать на какого-нибудь голодного хищника, но внутренности маленьких оленят были разбросаны по округе. Их темно-красные кишки и пятна крови отчетливо выделялись на белом снегу. Недавно съеденные ягоды подступили к горлу от такого зрелища, и Дзюго вывернуло в ближайшие кусты. Он старался как можно скорее уйти из этого места, не переставая думать о том, что за человек мог сотворить такое лишь ради развлечения. Он шел несколько дней кряду, не останавливаясь на ночлег, с одной лишь мыслью – убраться подальше от озера и того зверя, который мог совершить подобное.

Дзюго, устраиваясь на ночлег в сумрачном хвойном лесу на импровизированной постели из жесткого валежника, укрылся еловыми ветками для тепла. Он думал, что этой ночью ничего не должно случиться: если несколько недель назад он еще чувствовал чей-то враждебный взгляд, направленный ему в спину, то сейчас угроза исчезла - по крайней мере, последние несколько дней Дзюго не чувствовал никакой опасности. Взбив подобие подушки, сооруженное из веток, он уснул.

Пробуждение оказалось внезапным, Дзюго сквозь сон почувствовал, что кто-то тычет в него чем-то острым. Он с трудом приоткрыл глаза, в кромешной тьме не было видно абсолютно ничего.

- Ты вторгся на территорию селения Скрытого Звука. Кто ты и что ты тут делаешь?
- Оставь его, помнишь приказ Орочимару? Если кто чужой, то доставлять
прямо к нему.
Чужие руки грубо вытряхнули его из веток и поставили на землю.

Дзюго, придя в себя, не понимал, где он находится. Ему хотелось провалиться обратно в сон. Открыть глаза казалось подвигом. Дзюго слышал приглушенные раскаты морского прибоя. Тяжелая, как свинец, голова болела. Приложив немыслимые усилия, он все-таки смог открыть глаза. Оглядев комнату, он обнаружил, что оказался в одиночной камере. Простая узкая койка со старым чистым бельем находилась напротив умывальника и унитаза. Дзюго попытался подняться и позвать кого-нибудь, чтобы ему объяснили, как он тут очутился и что он здесь делает, но не смог. Оказалось, что все его тело стянуто такими тяжелыми цепями, что он не может даже встать под их весом.
- Эй! Там есть кто-нибудь? Эй!!
Дзюго кричал, но на его зов никто не откликнулся. Ему казалось, что прошло уже несколько часов, когда кто-то через решетку выплеснул на него ведро воды.
- Очнулся, наконец-то. Двое суток проспал. Охранники уже думали, не убить ли тебя? Да я и сам об этом думал, - сказал молодой мужчина, обаятельно улыбаясь.
- Ну-ну, Кабуто. Это очень интересный экземпляр.
- Как... как я здесь оказался? И кто вы такие? - взволнованно спросил Дзюго.
- О, так ты ничего не помнишь? - спросил Кабуто чуть насмешливо.
- Нет...
- А кто ты вообще есть?
- Я Дзюго...

Неожиданно Дзюго будто начал куда-то проваливаться. Лицо его исказилось, рот приоткрылся. Его шумное дыхание глухо разносилось по коридору. Вдруг черты его лица заострились, розовато-коричневые пухлые губы превратились в тонкую бледную нить. Дзюго приоткрыл глаза и, с презрением во взгляде, огляделся вокруг. Он выпрямился насколько, насколько позволяли сковывающие его цепи. Кабуто изумленно приподнял одну бровь - сейчас на него вместо Дзюго смотрел совершенно другой человек.
- Так-так...
Дзюго лишь поморщился.
- Дзюго?
- Я не Дзюго, - раздался низкий грубоватый голос, который Кабуто прежде никогда не слышал.
Кабуто лишь понимающе улыбнулся.
- Опять спектакль? Сначала ты крушишь все вокруг, потом прикидываешься паинькой, а сейчас готовишься сыграть кого-то третьего?
Лицо Дзюго опять начало меняться. Брови сошлись на переносице, черты лица заострились еще больше, челюсти сжались, рот, казалось, исчез совсем. На бледной коже начал проступать замысловатый черный узор. Внезапно раздался оглушающий рев. Дзюго разорвал цепи и кинулся на решетку, но через нее был предусмотрительно пропущен электрический ток, и Дзюго откинуло обратно, он ударился головой об унитаз и потерял сознание.

Орочимару подошел к решетке камеры Дзюго, смотря, как сходит замысловатый орнамент Дзюго, стекая к запястьям, бледнея и исчезая совсем. Лицо Дзюго снова расслабилось и смягчилось.

Орочимару хищно улыбнулся. Он знал о таком психическом заболевании, как расстройство множественной личности или, как еще говорят, раздвоение личности. У него уже были некоторые пациенты-узники с такой болезнью. Сколько личностей было у Дзюго, Орочимару установить пока еще не удалось. Сама болезнь не представляла для Орочимару никакого интереса. Но вот тот рисунок, который свернулся сейчас в три аккуратных запятых, похоже, отвечал за Дзюго-агрессора. И если попытаться в точности воспроизвести эту метку и ее свойства, то Орочимару вполне мог получить собственную непобедимую армию, способную крушить все живое. Это бы было очень полезным приобретением для селения Скрытого Звука. Снаружи они бы выгляди как обычные ниндзя, но внутри таили в себе сокрушительную мощь.

Когда Дзюго пришел в себя - нормальный Дзюго – Кабуто собственноручно, по приказу Орочимару, отвел того в больничное отделение. Дзюго идти не хотел и долго сопротивлялся, но поддался на уговоры Кабуто, когда тот начал терпеливо объяснять симптомы болезни, спрашивать его о провалах в памяти, которые могут охватывать собой дни, недели и даже года. Мол, может быть, здесь, вот в этом логове - Дзюго не мог подобрать другое слово, подходящее под описание убежища Орочимару - ему помогут?

Врач предложил Дзюго попробовать гипноз. Он согласился лишь после долгих увещеваний.
- Главное, Дзюго, внимательно меня слушайте и выполняйте в точности те инструкции, которые я вам дам.
Дзюго согласно кивнул. Врач выставил перед собой указательный палец и сказал:
- Следите за моим пальцем. Не отрывайте от него глаз, - и начал водить его из стороны в сторону в такт тиканью часов. Когда дыхание Дзюго выровнялось, врач, продолжая водить пальцем по воздуху, спросил:
- Итак, кто вы?
- Я Дзюго, - голос звучал глухо, словно Дзюго находился за пределами комнаты.
- Откуда вы?
- Я вырос на ферме в Луарделе.
"На ферме в Луарделе?" - Орочимару прыснул, он слышал об этой деревеньке. Она находилась в маленькой стране, и ниндзя там не было.
- Вы помните, как несколько дней назад вы в одиночестве едва не одолели специальный отряд господина Орочимару?
Дзюго неопределенно мотнул головой.
- Опишите последнее, что вы помните до того, как вы попали в селение Скрытого Звука.
- Я долгое время от кого-то прятался, убегал. Не знаю точно сколько времени. В последний день я сначала наблюдал за животными, потом собрал и спрятал расставленные кем-то капканы на них, - вечером, поужинав сыром и грибами, - он улыбнулся, - я лег спать.
- А после? Вы оказались здесь?
- Н-н-нет, - неуверенно ответил он, - меня кто-то разбудил среди ночи и...
Неожиданно черты лица Дзюго исказились, дыхание стало поверхностным и прерывистым, губы превратились в тонкую ниточку.
Врач покачал головой, пытаясь отогнать, как ему показалось, наваждение:
- Так что произошло потом, Дзюго?
Дзюго ответил низким грубоватым голосом:
- Я не Дзюго, - глаза человека сверкали злобой.
- Хорошо, Дзюго.
- Я не Дзюго, - прорычал он.
Орочимару поднялся с кресла:
- Хорошо, если ты не Дзюго, то кто же ты?
- Какая разница? Я хочу лишь выбраться отсюда!
Человек начал подниматься со стула, когда Орочимару подошел и мягко, ткнув тому двумя пальцами в грудь, усадил обратно.
- А ты не такой суровый, каким хочешь казаться, - Орочимару прищурил глаза, - так кто же ты? Расскажи нам о том, что произошло позже.
- Я бы действительно мог кое-чего вам порассказать, но боюсь, Изуми этого не оценит, - прошипел не Дзюго.
- Изуми? - Орочимару не был поражен услышанным, у него был большой опыт практики с подобными случаями.
- Да, Изуми тот, что разворотил тут все и угрохал кучу ваших людей.
- Ну-ну-ну... - Орочимару задумчиво протянул, - так ты не он?
- Конечно, я не он. Он даже разговаривать-то толком не умеет, - мужчина фыркнул. - Меня зовут Кей. Я здесь главный
- Приятно познакомится, Кей, - Орочимару старался действовать осторожно, пытаясь наладить связь со всеми личностями Дзюго и добраться до метки, которая появлялась, когда Дзюго становился совершенно невменяем.
- А мне - нет.
Орочимару промолчал. Он заметил, что внимание Кея привлекли птицы в клетке, которые должны были быть первыми подопытными для нового препарата.
- Тебе они нравятся?
- Да, нравятся.
- Хочешь, я отдам их тебе?
- Да... спасибо, - Кей облизал губы, - мои родители были акробатами, и мы постоянно путешествовали с передвижным цирком. Когда я подрос, я сам попросился ухаживать за животными.
- А что насчет остальных?
- Каких остальных? - Кей изобразил удивление.
- Тех, других, что живут в этом теле.
- Дзюго и Изуми? Дзюго вам сам все рассказал, а Изуми... я про него почти ничего не знаю. Но он как-то обмолвился, что он родился там же, где Дзюго и Хиросу.
- Хиросу?
- Да, Хиросу.
- Мы еще не знакомы, - Орочимару улыбнулся, показывая, тем самым, что готов идти на контакт.
- Хиросу не хочет выходить, он боится.
- Выходить?
- Ну, выходить - это в данный момент управлять телом Дзюго.
- А тот, другой? Изуми?
- Я не думаю, что стоит беспокоить сейчас Изуми, он неуправляем. Изуми появляется лишь тогда, когда в нас накапливается слишком много агрессии, или кто-то угрожает нам, - Кей нахмурился, - но в последнее время он постоянно выходит без разрешения, я только и успеваю что следить за ним.
- А остальные... или вас только четверо?
- Сейчас да. Хотя раньше здесь была куча людей, но я хочу, чтобы Дзюго стал цельной личностью, и однажды я начал приоткрывать Дзюго свет на те события, которые хранили в себе некоторые из нас. Дзюго, ему было тяжело, конечно, принял их, и эти люди исчезли. В них больше нет надобности. Я бы уже давно закончил и ушел, а Хиросу уйдет вслед за мной. Но мне не дает покоя Изуми. Я практически ничего про него не знаю, и добраться до него и до того, что он скрывает, у меня не получается.
- Ясно.
Орочимару понял, что он выбрал правильный путь, Дзюго пока являлся лишь марионеткой, заправлял всем здесь Кей, а Изуми обладал "проклятой печатью", как недавно про себя окрестил эту метку Дзюго Орочимару. Но Изуми пока тревожить опасно. Надо было попытаться как-то выйти на Изуми через Кея. Про Хиросу он пока не думал.
- Кей, а что ты думаешь насчет лечения?
- Лечения?
- Да. У меня есть пациенты с твоей болезнью, и все они потихоньку выздоравливают, - Орочимару сказал почти правду. У него сейчас и вправду находилась где-то в лабораториях небольшая группа больных, но лечить он их даже не пытался. Он ставил на них многочисленные эксперименты по расширению сознания и выявлению пределов выносливости человеческой психики. Обычно эксперименты заканчивались тем, что подопытные окончательно сходили с ума. Тогда Кабуто ставил очередную галочку в своем блокноте и просил перевода пациента в другое отделение. Но с Дзюго была другая ситуация: тот был нужен Орочимару, и если бы под видом лечения попытаться клонировать метку другим!..
- Хорошо. Другого выхода, я так понимаю, у нас нет? - Изуми горько усмехнулся.
- Почему же? Вы можете попытаться уйти, - Орочимару не смог сдержать улыбки.
- Значит, нет? Что ж, я согласен. Мне нужно поговорить с Дзюго.

Когда Дзюго узнал, что в нем живут еще несколько человек, он воспринял это известие спокойно, насколько хватило его выдержки. Но Орочимару, наученный горьким опытом с другими подобными пациентами, не дремал. Он приказал поставить круглосуточную охрану вокруг камеры Дзюго, но так, чтобы тот не заметил.

Дзюго не заставил себя долго ждать. Этой же ночью он попытался сначала повеситься, соорудив подобие петли из простыней, но старая тонкая ткань, не выдержав его веса, порвалась. Потом он попытался разбить себе голову о стены камеры. Орочимару ждал этих попыток самоубийства, ведь именно так поступали практически все больные, которые узнавали о своем недуге.

Орочимару предложил познакомиться всем личностям Дзюго. Сам Дзюго знакомиться не хотел, его пугала сама мысль, что в его теле находится кто-то еще, кроме него. Он пытался не поддаваться на многочисленные аргументы и уговоры Орочимару, хотя соблазн был велик. Дзюго хотелось, чтобы все события в его жизни сложились в единую картинку. Кей взял инициативу на себя, он проявился первым и начал постоянно общаться с Дзюго. Объяснил ему, что никакой опасности он не представляет, и уничтожает все кругом не он, а Изуми, также он заметил, что Изуми ему тоже не нравится. Кей объявил, что он, вместе с Хиросу, готовы помочь. Дзюго был в ужасе. Но Орочимару постепенно убеждал его, склонял на сторону лечения, и вот сейчас, спустя два года с тех пор, как Дзюго попал сюда, Кей и Хиросу исчезли совсем. С Изуми не удалось наладить контакт: как только он появлялся, то принимался громить все вокруг.

Орочимару был зол, он ни на йоту не приблизился к разгадке проклятой печати. Всякий раз, когда Изуми появлялся, он никого не слушал и принимался уничтожать все вокруг. Первым делом он бросался на охранников. А когда оказывалось, что те находятся вне зоны его досягаемости, то принимался крушить стены. Но тут тоже у него ничего не получалось, Орочимару давно уже применил к ним технику прочности. Дзюго разрешили выходить гулять. Изуми давно не показывался, и Дзюго сейчас был вполне безопасен. Тем не менее, за каждым шагом Дзюго на свободе следило несколько самых сильных ниндзя. В одну из таких прогулок, изучая местную природу - выжженная дочерна земля, покрытая серым пеплом - Дзюго и встретил Кимимаро. Раньше он никого не здесь не видел, и Дзюго уже было решил, что он был единственным, кого разрешено выпускать на прогулку.

Молодой человек со странными, слишком белыми волосами стоял на краю воронки, вырытой взрывом, и следил за тем, как медленно серый пепел опускается в ее центр. Решение познакомиться Дзюго принял сразу. Компания Орочимару и Кабуто уже набила ему оскомину, да и видеться с ними получалось не слишком часто. Кабуто был слишком занят в лабораториях, а Орочимару днями и ночами проводил какие-то эксперименты. Дзюго, перебрав в уме множество фраз, чтобы завязать разговор, подошел к молодому человеку и просто сказал ему:
- Привет, я Дзюго.
- Привет, - молодой человек уже успел сесть на край воротки и сейчас болтал ногами в воздухе.
- Жалко, что солнце редко сюда заглядывает, - Дзюго попытался завязать беседу. - Хоть тут и есть рядом море, но над ним постоянно висят тучи, оно вместо того, чтобы быть бирюзовым или сине-зеленым, всегда серое, - Дзюго помолчал, молодой человек явно не собирался поддерживать разговор, - вообще-то, я о море раньше только в книжках читал, никогда его прежде не видел. Но там никогда не писали, что оно бывает серым, всегда только яркое-яркое, синее-синее. Я все хочу искупаться, но никак не соберусь, - Дзюго откинул прядь волос с лица, которую выбил из прически ветер. - Ладно, не буду мешать. Вижу, ты не очень-то настроен разговаривать сейчас. Может быть в другой раз, - Дзюго хотел развернуться и уйти, как молодой человек обернулся.
- Я Кимимаро.
Дзюго удивился. Конечно, он слышал о Кимимаро. Кто здесь не слышал о Кимимаро! Заключенные даже дали ему прозвище "Новый прихвостень Орочимару". Кимимаро был безмерно благодарен Орочимару за то, что тот продлил ему жизнь и спас от чего-то там, Дзюго точно не знал, от чего, ему никто не сказал. Заключенные, видя, что Дзюго пользуется свободой, отказывались сближаться с ним. Так, только перекинуться парой незначащих фраз в день и все. Дзюго сначала принял Кимимаро за молодого мужчину, но, присмотревшись получше, решил, что Кимимаро ещё совсем мальчишка, такой же, как он сам.
- Я слышал о тебе, - Дзюго улыбнулся.
- А я о тебе, - Кимимаро сидел, отвернувшись от Дзюго, и продолжал болтать ногами в воздухе.
Дзюго сел рядом. Он не знал, как спросить интересующий его вопрос, как подвести к этому тему, и поэтому спросил прямо в лоб:
- А ты здесь по собственной воле? Просто, просто я ни разу не видел, чтобы кто-то еще здесь гулял, кроме меня. Я, конечно, знаю, что за мной следят, но все-таки гулять под конвоем - это лучше, чем безвылазно сидеть в своей клетке.
- Я родился на море, - немного помолчав, неторопливо заговорил Кимимаро. - Оно и правда бирюзовое или ярко-ярко синее, но не серое. И здесь море не серое, просто оно такого цвета из-за вечных туч, нависших над ним, так что ты прав. А так - да, я здесь по своей воле. Господин Орочимару, он... он спас меня. Подарил мне жизнь, - Кимимаро выразительно посмотрел на Дзюго. - Хоть я и был при смерти, господин Орочимару не прошел мимо. Сейчас я бесполезен, я умираю, с каждым днем я становлюсь все ближе и ближе к смерти. А господин Орочимару считает, что еще не все потеряно и я смогу выкарабкаться. Мне бы не хотелось расстраивать господина Орочимару, но мое тело... я чувствую, как оно увядает с каждым днем - Кимимаро слабо улыбнулся, пряча глаза. - Я последний из своего клана. - Кимимаро немного помолчав, продолжил, - их всех убили. И ты знаешь, я этому рад, - он рассмеялся, - надеюсь, их смерть была мучительной. Все мое детство меня продержали в заточении, опасаясь моих способностей. Кто именно были мои родители, я даже и не знаю. Они никогда не показывались мне на глаза. Вообще никто из клана старался не показываться! - В голосе Кимимаро промелькнула истеричная нотка. - Кроме тюремщика. Все, что я помню о тех годах, это четыре стены моей камеры и грохот железной тарелки по полу, когда наступало время моей кормежки. И да, еще шелест морских волн, он сводил меня с ума. - Кимимаро, усмехнувшись, устало закрыл глаза.
- Грустная история, - Дзюго не знал, что сказать. - Мне повезло с семьей. В детстве я постоянно гулял с мамой. Я жил на ферме, так что мы без проблем могли держать разных животных. Я не помню, чтобы мне в детстве было плохо. Наверно, мы были счастливой семьей. С отцом я постоянно посещал местные ярмарки, - Дзюго улыбнулся, - знаешь, все эти карусели, атмосфера праздника, разные вкусности, - Дзюго ненадолго замолчал. - Воображение разыгралось. Я даже сейчас помню, как пахнет щербет.
- Любишь все эти сладости, да? Мороженое, воздушная кукуруза, сахарная вата? Я в книжках читал, - Кимимаро улыбался.
- Да, именно они. Только я не люблю сахарную вату. Не знаю, по... - внезапно в мозгу у Дзюго что-то щелкнуло, и он на глазах начал меняться. Он громко закричал. Проклятая печать будто бы начинала расползаться, но тут же собиралась вновь, и опять расходилась по телу. Дзюго забился в истерике и, упав в обморок, скатился прямо в центр воронки.

Дзюго очнулся в больнице, к его запястьям крепились различные трубочки, по которым бежала прозрачная жидкость. Приборы, отсчитывавшие частоту пульса, мерно пищали. Дзюго, привязанный ремнями к кровати, ухитрился оглядеться: здесь были Кабуто, Орочимару и Кимимаро. А Кимимаро-то что тут делает? В принципе, неважно. Теперь ему уже все равно. Вспомнив, он снова впал в истерику. Прошло не меньше часа, прежде чем он пришел в себя. Кабуто, под предлогом того, что у него кончилось успокоительное, вышел.
- Что случилось? - вежливо поинтересовался Орочимару. Он наблюдал, как Дзюго разговаривал с Кимимаро и внезапно начал меняться. Но вся загвоздка была в том, что тело Дзюго изменялось не полностью, проклятая печать то появлялась, то исчезала, и тело полностью не трансформировалось, и Орочимару полагал, что он уже близок к разгадке
печати.
- Сахарная вата.
- Сахарная вата? Что такого в сахарной вате?
Кимимаро лишь пожал плечами.
- Сахарная вата. В тот раз я ел сахарную вату.
- В какой тот, Дзюго? - Орочимару это начинало надоедать, но он старался выглядеть заинтересованным.
- Мы с отцом отправились на ярмарку...

Здесь пахнет воздушной кукурузой и сахарной ватой, которые так любит Дзюго. Из динамиков льется веселая праздничная музыка. Кажется, что ярмарка живет собственной жизнью: здесь не встретишь ни одного человека с грустным выражением на лице, ведь все пришли сюда веселиться! Дзюго тянет отца за рукав в строну прилавков с играми. Пусть у него ни разу не получилось выловить тоненьким сачком золотую рыбку, но ведь можно попробовать ещё разок? Пухлая детская ручонка трясется, когда он подцепляет рыбку, но он дергает сачок слишком резко, так, что тот рвется. Но Дзюго не расстроен. Он с головой окунулся в атмосферу праздника. Вот и отец смеется, глядя на очередную неудачную попытку сына выловить рыбку, он треплет Дзюго по голове, и весело говорит:
- Не беда! В следующий раз обязательно получится!
А Дзюго уже наскучили золотые рыбки, и он тянет отца в сторону жарящихся на вертеле сосисок. Именно запах сосисок отвлек Дзюго от ловли рыбок, и он дернул вверх сачок слишком резко. Он подходит к лавке и просит у отца купить ему сразу три сосиски, а горчицы, ярко-желтой, просит побольше. Отец спрашивает у него, а съест ли он столько? И, не дождавшись ответа, покупает три больших сосиски и маленький пакетик с горячей горчицей и свежим хрустящим луком. Дзюго подцепляет деревянной палочкой прозрачные кольца лука, нанизывает их на сосиску и щедро смазывает ее горчицей.
- А давай прокатимся вон на той карусели? - Дзюго показывает пальцем на высокую карусель с розовыми и белыми лебедями, которые, покачиваясь вверх и вниз, стремительно летят по кругу. Отец безропотно соглашается. Но, к сожалению, на карусель пускают только с ростом выше одного метра двадцати сантиметров, и поэтому Дзюго вынужден остаться внизу, смотря, как его папа проезжает два круга на два билета, купленных заранее. "Ну ничего, в следующем году, когда мне будет восемь, я буду выше и обязательно попаду на эту карусель", - Дзюго ни капельки не расстроился. И как только отец успевает сойти с карусели, Дзюго ведет его в загон смотреть животных. Это была его самая любимая часть ярмарки. Путь в загоне слегка пахнет слоновьими испражнениями и опилками, всё равно различные животные: жираф, львы, обезьяны, тигры - приводят Дзюго в неописуемый восторг. Клоуны в разноцветных шелковых костюмах раздают пригласительные билеты на ночное представление: "Только сегодня! В 23:00 потрясающие ФЕЙЕРВЕРКИ!" Но Дзюго слишком устал и объелся сосисок, и не хочет смотреть фейерверки, но, прежде чем пойти домой, он выпрашивает у отца купить ему сахарной ваты. Кто знает, когда ему удастся съесть ее еще раз? Отец покупает две ваты и Дзюго идет домой, весело подпрыгивая и попеременно откусывая то от одной розовой сахарной ваты, то от другой. Отец начинает сам кормить Дзюго сахарной ватой и предлагает зайти в сарай, который находится на пути к дому, чтобы забрать срубленные сегодня дрова для топки. Дзюго, смеясь оттого, что отец не всегда попадет сахарной ватой ему в рот, соглашается. Никаких дров в сарае Дзюго не увидел, а отец, вместо того чтобы воспользоваться советом Дзюго и поискать вора, который украл дрова, начинает щекотать его. Его щекотка постепенно переходит в поглаживания. Дзюго смущенно хихихает, ему это нравится. Он так редко получал ласку от отца. Потом произошло непонятное: отец стащил с него всю одежду, вплоть до трусов.
- Папа, что ты делаешь? - Дзюго стало страшно, он не понимал, что отец именно делает не так, но ему казалось, что это неправильно.
- Тише, тише, Дзюго. Ты же любишь своего папочку? - Голос отца стал каким-то хриплым и пугающим. - И папа тебя тоже любит.
Отец уложил его на стог сена, и не переставая трогать Дзюго одной рукой, другой он гладил его анус и начал вводить в него сначала указательный, а потом средний пальцы.
- Нет! Папа! Не делай этого!
Но отец его не слушал. Он продолжал гладить Дзюго, двигая пальцами у него внутри. Когда отец вошел в него, Дзюго почувствовал дикую боль, и ему показалось, что его словно разрывают на две части.

После, он заставил Дзюго трогать его член, взять его в рот и облизывать его языком. Плачущий и испуганный Дзюго не мог сопротивляться и молча делал то, что ему скажет отец. Когда все было кончено, он строго-настрого запретил Дзюго кому-либо рассказывать об этом под предлогом того, что это теперь только их тайна - тайна на двоих. И таким образом он показывает Дзюго свою любовь, показывает, что он любит Дзюго больше всех на свете.

- Отец продолжал это делать до тех пор, пока я не убил его, - сейчас на месте Дзюго был Изуми-агрессор, диковинные крылья распороли кожаные ремни, но Изуми был на удивление спокоен и не кидался на окружающих в попытке убить их. - В тот день отец убил нашу мать и в очередной раз изнасиловал Дзюго, - Изуми тяжело вздохнул. - Дзюго был слишком слаб, чтобы противиться отцу, он всегда держал в себе всю злобу, и вот тогда-то настал мой черед. Я вобрал в себя всю ту невыплеснутую агрессию и скрытую ненависть, это и помогло мне родиться. – Изуми плотоядно улыбнулся. - Отец умирал долго. Я отрывал куски от его еще живого тела, а потом стоял и смотрел, как он умирал.
- А что насчёт проклятой печати, - Орочимару ликовал, он как никогда был близок к разгадке, - той метки, что у тебя на шее?
- Она пришла вместо со мной, - Изуми хищно ухмыльнулся и поднялся с кровати, - а теперь пришел ваш черед.
Орочимару был готов к этому, он, сродни молнии, прыгнул к Дзюго, вколол тому что-то, и проклятая печать исчезла.
Дзюго снова стал самим собой. Он как будто осунулся и стал плакать. Кимимаро сейчас чувствовал невероятную злость по отношению к тому монстру, который мог сотворить подобное с Дзюго. Он резко ощутил контраст между собой и Дзюго. Кимимаро любил жизнь и отчаянно цеплялся за все ее проявления. Во время своего заточения его обуревала ненависть и злость к тем, кто запер его. Кимимаро всегда хотел выбраться и собственноручно приговорить их к смерти. Он сожалел, что это сделать не удалось, ниндзя Тумана постарались на славу, так что Кимимаро уже не смог отличить останки своего собственного клана от других развороченных кусков мяса, раскиданных по округе. Кимимаро подумал, что мысли о самоубийстве и собственной никчемности не должны были отпускать Дзюго ни на мгновение и крутились как маховое колесо в его мозгу. Дзюго, раздираемый мыслями о несуществующем долге отцу и тем, что если его так используют, то он только на это и годится и мыслью, что все это, вообще-то, неправильно, дошел до того, что разделился на несколько личностей, не в силах вынести происходящего. Кимимаро хотел как-то успокоить, утешить Дзюго, но он не умел делать этого, да и решил, что его сейчас лучше не трогать, вдруг он неправильно поймет его.
- Что это, Орочимару? - сквозь слезы спросил Дзюго, показывая пальцем на большой шприц.
- Это один из сильнейших транквилизаторов. Но его частые инъекции приводят к летальному исходу.
- Понятно, - Дзюго всхлипнул.
- Благодаря твоему рассказу я понял, как создать проклятую печать. Если она у тебя проявилась так внезапно, - Орочимару пристально посмотрел на Дзюго, - как болезнь или еще что-то, то мне просто надо взять на анализ некоторые твои ткани и синтезировать их в нужной пропорции. - Орочимару победно хлопнул в ладоши. - А когда я создам метку, то мы начнем плодотворную работу по ее устранению. Я обо всем распоряжусь сам.

После того как Орочимару ушел, Дзюго спросил Кимимаро:
- Он ведь меня вылечит?
- Конечно, вылечит, - растерянно пробормотал Кимимаро. Ему хотелось привнести в мир Дзюго немного света, и он, подумав, предложил:
- Завтра встретимся у этого кабинета после полудня. Я провожу тебя к морю, ты ведь хотел на него посмотреть.
- Да. Спасибо тебе.