Исповедь на обрывках бумаги.

Из обрывков дневников:

«…Жизнь чересчур сложна, чтобы иметь простое объяснение, ведь это нечто большее, чем противоположность смерти. В свою очередь, смерть существует совсем не напрасно и достаточно часто бывала полезна для жизни.

…Каждый умирает в одиночку. Зверь, человек, шиноби. Да, я ставлю ипостась ниндзя выше обыкновенного человека. Я никогда не отличался особой толерантностью и гуманностью. Эти свойства невинной души никак нельзя связать с моими грехами – начиная от убийства собственного клана и заканчивая своей жизнью в общем. Да, я грешник. И, собственно, никогда не жалел об этом. Мною двигали высшие цели – да, именно так я и оправдывал себя. И не находилось ни одного скептика, который имел бы смелость опровергнуть причины и следствия моих поступков. Но, наверное, всё дело было в том, что я никого не слушал. Отца, мать, Шисуи, старейшин, нет, их мнения были на последнем месте. Только он, Саске, вызывал в моём огрубевшем от вида смертей сердце какие-то эмоции. Чужеродные, пугающие, но такие искренние и неподкупные, что я смирился. С его ролью в моей судьбе, с его влиянием на меня, с его местом в моей жизни. Мой брат.
…Гений. Сколько противоречивых чувств вызывает это простое с виду слово. Радость от поощрения и ярость от предубеждения. В конце концов, я выбрал второе. Мне надоело быть примером для подражания, опротивело быть уникальным, раздражало быть единственным в своём роде. Виной всему одиночество… Хотя, я несправедлив к своим обидчикам. Мне никогда не хотелось внимания, но и быть полностью одним я не хотел. Всего лишь хотел хоть немного любви с его стороны – своего брата. Младшего, глупого брата, которого я собственными силами сподвигнул на путь ненависти и одиночества. То есть, именно тех вещей, которых сам боялся больше всего. Толкнул его на желание моей смерти, которую я считал избавлением. Избавлением от грехов и несчастий. Я много думал о смерти и нахожу, что это - наименьшее из зол.
…Уничтожение одного есть рождение другого. Этим я руководствовался, когда своими же руками убивал то, что разрушило бы мир вокруг, мир в моей душе. Лезвием собственной катаны разрубал тела родственников, родителей… Видел их наполненные ужасом взгляды, обращённые ко мне, слышал их предсмертные крики, взывающие о помощи. Чувствовал отвращение отца и отчаяние матери. Но больше всего меня убивала, растворяла саму суть ненависть брата. Всепоглощающая, разрывающая сознание ненависть. Его слёзы были продолжением моей боли. Его мука усилила моё презрение к самому себе. Но ведь я делал это во благо… Кому?.. Саске? Себе? Деревне? Сейчас, я не уверен. Ни в чём. Вы были правы, Мадара-сама, я всего лишь подобие истинного Учихи. Всё дело в том, что перед вами я уже стал той самой тенью самого себя. Ни намёка на прежнего.
… Много лет пролетели, словно ураган. Я не могу сказать, что мои внутренние терзания уменьшились или исчезли вовсе. Наоборот, я стал плохо спать, я видел тот день в своих мыслях также ясно, как вижу эти белые страницы, по которым тьмою растекаются чернила. Я стал откровенно параноиком. Безумным. На меня сильно действовало то огромное количество таблеток, которое я принимал, чтобы дожить до того момента, когда мне предстоит умереть. Я желал смерти. Желал избавления… И да, пасть я мог только от его руки. Саске, ты продолжаешь меня ненавидеть, но это часть моего плана, ведь так? Это так? В данный момент не могу сказать однозначно. Слишком сильные сомнения зароились в мою проклятую душу. Извели остатки безразличия и отчуждённости. Я стал намного эмоциональнее. Болел этими мыслями. Мысли о смерти более жестоки, чем сама смерть.
…Чем ближе смерть — тем драгоценней жизнь. Наш приход в этот мир и уход из него есть центральный вопрос бытия, налагающий свой отпечаток на все остальное. Наверное, это последние строки, которые я вывожу дрожащей рукой на осколках своей жизни. Саске, ты вырос, выросла и твоя ненависть, и твоя боль. И знаешь, я ничего так не желал, как увидеть, каким ты стал. Но моё желание исполнится… Скоро.

Учиха Итачи».

«…Природа, в заботе о нашем счастье, не только разумно устроила органы нашего тела, но еще подарила нам гордость, - видимо, для того, чтобы избавить нас от печального сознания нашего несовершенства.

…Гордость происходит от недостаточного размышления и незнания самого себя. Раньше я никогда не задумывался над смыслом этих строк. Они казались мне чересчур глупыми, а человек, который так сказал, не имеет ни малейшего понятия о значении слова «гордость». И только теперь, на перепутье моей жизни, я ставлю перед собой эти ранее не заданные вопросы. Ведь я так много упустил. Столько вещей и мыслей остались для меня неразгаданными, но жалеть о чём-то уже давно поздно… Да и не привык я размышлять о том, что не сделал. Или, наоборот, сделал. Не такого я склада человек. И именно из-за такого отсутствия достаточных знаний о самом себе, я могу обладать гордостью. Ведь никогда не раскрывал душу не только перед остальными, но и перед самим собой, когда ночами беззвучно плакал, сжавшись всем телом, проклиная единственного человека, убивавшего мою гордость и заменяя её другими красками эмоций: ненавистью, болью, отчаянием. Только он, Итачи, имел право на такое.
…В детстве, я вечно был в его тени. Родной брат - гордость клана. И только после его поступка, выходящего за все рамки моего тогда наивного воображения, меня стали замечать. Жалеть. Бояться. Но и без того, мне было как никогда плохо. Мне никогда не был нужен кто-то из них, кто-то из посторонних. Мне нужен был он. Словно наркотик, я был вынужден ждать и надеяться на его снисхождение. На любовь. На такую редкую и поэтому ценную улыбку, даренную мне. Наверное, сейчас, именно за это я его и ненавижу больше всего. За его власть надо мной. За образ в моей голове, и за то, что он занимает все мои мысли. Как, Итачи?.. Как ты смог так глубоко проникнуть внутрь меня, заставляя даже мои кошмары использовать твою тень? И насколько я одержим тобой?.. Видимо, настолько, чтобы сойти с ума и умереть, не забывая, впрочем, о столь драгоценной для меня гордости. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
…Только любовь создает прочное и живое, а гордость бесплодна, потому что ей ничего не нужно вне себя. Никогда в своей жизни, я и помыслить не мог, что буду кого-то любить, исключая родителей и тебя, Итачи. Но были люди, которым я был столь сильно небезразличен, что это открыло путь к моей душе и укрепило там свою собственную, чистую и невинную связь. Связь, которую даже мысли о тебе не могли разрушить. И не могла разрушить моя гордость, хотя я этого хотел, добивался разными путями и трудными решениями, ведь, всё-таки, на первом месте был ты. Ты и моя месть. А любовь… Она просто осталась где-то внутри меня, в самых потаённых участках израненного сердца, не решающегося попробовать привязаться снова. Но даже при всей своей гордости и искреннего безразличия, я не смог отогнать внезапно появляющиеся мысли и воспоминания о своей прошлой жизни, которую оставил позади, о людях, которым я был дорог.
…Чем старше я становился, тем более чётко осознавал бессмысленность своего существования. Да, в моих мыслях, снах, словах до сих пор витал призрак мести, но уже как должное. Уже, словно, это часть меня, вроде части тела. Прежнего рвения будто бы и не было, просто был долг. И была гордость. Которая, наверное, и была самым главным мотивационным толчком к действиям. Хотя… Не могу сказать точно, я уже ни в чём не уверен. Я стал каким-то…другим. Чужим. Словно запятнанным, испачканным. Но тьма в моей душе удовлетворённо шипела, что так и должно быть. Что это - настоящий я. Неужели?.. Грехи, пороки, нарушения правил – всё это часть любого шиноби. Но я отличался от всех них тем, что во мне они преобладали. Ты был прав, Мадара. Но не во всём… Я во многом с тобой не согласен. Одна гордыня чего стоит… Гордость лишена лучшего качества пороков - она не способна скрываться.
…У гордости может быть благородное великодушие, у тщеславия никогда ничего не бывает, кроме низкой зависти. Знаешь, что это, Итачи? Это ты и я. Наконец-то, я всё понял. Я не горд, я тщеславен… Всего лишь. И как сейчас вдвойне противно от самого себя. Всё, чем я жил раньше, чем дышал, что видел в своих мечтах, снах, образах, воображении – всё оказалось мусором, отбросами, испорченными и уродливыми мыслями. Правды нет. Есть только выбор. И он же нас погубит. Хватит… Мне так больно, Итачи!.. Я сам уничтожил, своими собственными руками, то, чем, оказывается, дорожил больше всего. Слёзы оставляют на этой бумаги следы моей слабости, размывая чернила, олицетворяющие жизнь. Слабак и трус. Не смог простить тебя, брат, не смогу и сейчас. Просто…мне не дано понять всю глубину и рациональность твоего плана. Ты всегда мыслил слишком обширно, индуктивно, не обращая внимания на частное. Не обращая внимания на меня… На то, как я буду жить с этим.
…Я не знаю, смогу ли я ещё оставить здесь какую-то память. Поэтому закончу кратко. Я не могу жить без мести. Она – часть меня. Только с ней монстр внутри меня не рвёт когтями внутренности, не издаёт леденящие крики. Он доволен. И я тоже. Коноха… Сколько радости и невероятного страдания вызывает это место! Наруто, Сакура, Какаши. Друзья, семья… Должен убить. Уже поздно что-то менять. Понимаешь, Наруто? Я уже не тот, каким был раньше… Видишь, Узумаки, в кого я превратился? Кем я стал без твоего тепла… А ты ведь тоже гордый, неудачник. Гордость свойственна всем людям; разница лишь в том, как и когда они ее проявляют.

Учиха Саске».

Слова читались с трудом, многие фразы были искажены, залиты кровью, некоторые страницы вырваны:

«…Из всех пороков ложь — самый ненавистный. Мёртвою рукою душит она человека. Начинает с мелочей, с повседневных пустяков, незаметно впивается в самую глубь души. Всюду несёт опустошение. Всюду смрадным дыханием отравляет жизнь...

…В конце концов, что такое ложь? Замаскированная правда. Всё это время я довольствовался именно этим. Ложь и правда, правда и ложь… Всё это так абстрактно и скучно, что я бы нашёл занятие более интересное, чем выяснение воздействия этих слов на меня. Может быть я слишком малодушен? Возможно. Но, ни принимать, ни оспаривать это я не хочу, потому что…………………………………………………………………………
…Обманывал ли я кого-нибудь? Нет. Я лишь настраивал людей против самих себя, заставлял их сражаться со своими желаниями и мечтами, покорял их своей воле, ибо так было выгодно мне. Эгоистично. Но таков закон жизни. Только будучи сильным и самоуверенным, ты не сдохнешь, как последняя собака. Имея в наличии свои непоколебимые идеалы, принципы и готовность к решительным действиям, ты сможешь выжить. Выжить и подчинить себе весь мир. А главное правило, никогда не обманывать. Иначе, люди сами ткнут тебя лицом в собственную ложь, на ней же ты и поскользнешься. Из-за неё же и закончиться твоя жизнь. Ну уж нет. Лучшим выходом будет заставить людей обманывать других, лгать себе. Ведь это просто. Нет ничего легче, чем обмануть самого себя.
…Что нечестно приобретено, то прахом пойдет. А кто говорил о справедливости? Её нет, есть только сила, есть только хитрость, которые в любом случае уберегут тебя от краха. Нужно только использовать их с умом. И никто никогда и не догадается, что ты действовал нечестно………………………………………..……………………………………..
…И когда я стал таким? Безумцем с манией величия. Монстром с величайшей жаждой крови. Человеком, вышедшим за всякие грани бытия. Только потому, что всегда следовал правде? Нет. Всё дело в лишениях и предательстве всего мира. Мир, где правят правила шиноби, сотворил меня, ему и гнить за это. Хотя, это опять же моя правда, следующая моим идеалам, даже рожденная ими. И её примут. Так как я слишком часто показывал свою ненависть к чужой истине, которую признавал неправильной. То есть для меня она была тождественна неправде. Только люди, шиноби, окружающие меня, признавали всё то, что я считал неистинным, как ложь. Следовательно, я выигрывал. За отвращением ко лжи нередко кроется затаенное желание придать вес нашим утверждениям и внушить благоговейное доверие к нашим словам.
…Ложь обличает слабую душу, беспомощный ум, порочный характер. Никогда не понимал значения этих слов. Не понимал и не пойму, ибо слишком самоуверен и самодостаточен, в отличие от тех щенков, которые называют себя шиноби……………………………………………………….…………………………………….
…Я всегда отличался прозорливостью. И умел вовремя поддеть, подцепить за чувства остальных. Поэтому я смог завладеть душой Итачи, смог использовать Саске. Глупые марионетки, умеющие чувствовать. Вверять им что-либо было глупой затеей, но врать я не стал. Сказал лишь полу-правду. Которая, по некоторым понятиям, не слишком отличается ото лжи. Значит, я всё-таки умею лгать. Но ведь, я буду не я, если не оправдаю себя? Наверное, я всё делал во благо, нет? Чем грандиознее ложь, тем легче ей готовы поверить.
…Наказанием лжеца оказывается не то, что ему никто больше не верит, а то, что он сам никому больше не верит. Так было и со мной. Я больше не мог, да и не хотел доверять кому-то. Не хотел чувствовать, привязываться, любить… Одна лишь мысли о любви, дружбе и иже с ними вызывали мой смех. Только не я, только не эти слабости. Я слишком много раз ощущал познание потери, так что давно для себя решил – больше никогда в своей жизни не буду чувствовать что-либо. Не буду подвергать себя мукам, достойным мучениям ада, заставлю себя сгнить во тьме. Во тьме одиночества. Без света и без……….»

***

Наруто Узумаки, Шестой Хокаге Деревни, Скрытой в Листве, с трудом вчитывался в строки, раскрывающих правду о личности, именуемой Учиха Мадара. Несмотря на всё разрушение, что этот ужасный человек принёс в мир, он был…достойным противником. Хокаге, как во сне, вспоминал их последнюю встречу – крики, смерть и огонь. Это всё настолько перемешивалось в глазах, одним безумным звуком налегало на уши, огромных комом затупляло все чувства. Страх, отчаяние и жертвенная решимость. Нет права на ошибку. Да и вообще, нет никаких прав.
Последний рывок, времени думать о том, куда целиться, нет. Вот только ему помешали. Частица его прежнего друга заискрилась в Учихе Саске, и он кинулся наперерез, закрывая собой. Огромная рана, последние слова, произнесённые бледными, сухими губами: "Прости!», и его душа отлетела с поля битвы. И тогда невероятная ярость завладела телом и душой юного шиноби. Все звуки, запахи, восприятия исчезли. Только его он видел. Кроваво-красный Шаринган в глазах и ненавистная ухмылка на губах. Рёв, будто раненного зверя, разошёлся по всей территории сражения…
Вот так и умер великий Мадара Учиха. С излюбленной усмешкой и затухающим Мангекё в пустых, бездушных очах. Пряча в карманах плаща обрывочные записи, обличающие его душу…
Рокудайме тяжело поднялся и, забирая с собой три исповеди на обрывках бумаги, вздохнул и выкинул их в камин, отправляя вслед за ними зажженную спичку. Наблюдая за причудливыми узорами огня, настырно отражающегося в его полных слёз глазах, он тихо произнёс в пустоту кабинета:
- И пусть никто никогда не узнает…