Я вернусь весной

Этой ночью Сакура спит беспокойно, постоянно ворочается во сне, комкая и сминая под боком простыню, то и дело ерзает щекой по прохладной подушке. Тяжелое одеяло давным-давно сброшено на пол грузным, бесформенным комом. Да и нет в нем никакой нужды: в летний день в комнате невыносимо жарко. До того жарко, что сорочка противно липнет к телу, влажная от пота, пропитанная им, кажется, насквозь.
И только Сакура решается встать с постели и открыть окно, как оно, словно по мановению волшебной палочки, отворяется само. Скрипит тихо-тихо, почти беззвучно, таинственно. И неверный, болезненный сон куноичи окончательно развеян этим загадочным шумом.
Сакура пристально вглядывается в темноту спальни.

- Саске-кун..?
Саске смотрит на нее внимательно, чуть насмешливо, чуть свысока. Мерит оценивающим взглядом ее, заспанную, разомлевшую ото сна; со вздыбившимися, смешно торчащими в разные стороны короткими волосами, взмокшими на висках и назойливо лезущими в глаза. И кажется ему сейчас, что она ничуть не изменилась, что она все та же. Все та же наивная, влюбленная девчонка, над которой смеются сверстники. По-прежнему преданная, готовая ради него на все.
- Сакура, - он мягкой поступью подходит ближе и тянет руку, чтобы легонько коснуться оголенного девичьего плеча ладонью. – Я вернулся.

Сакура виснет у него на шее, цепляется изо всех сил, хватается дрожащими от напряжения, внезапно ослабевшими пальчиками за ворот его рубахи. Держит долго-предолго, не отпуская. Потому что просто боится отпустить. Что если Саске уйдет? Что если он вот-вот растворится во тьме, бесследно исчезнет, словно нелепая иллюзия, и больше уже никогда, никогда не вернется?
Но Саске вовсе не собирается уходить, по крайней мере пока.
- Ты мне нужна.
Те самые, заветные три слова, которые так давно мечтала услышать. И сердце в груди бьется громко и радостно, заходится в бешеном ритме.
Нужна.
В уголках глаз блестят-переливаются бусинки непрошеных слез. А губы, теплые и сухие, нежные и мягкие, украдкой прижимаются к губам Саске, твердым, сжатым в тонкую и жесткую полоску.
Саске гладит-ласкает ее плечи ладонями, лезет горячими пальцами под ткань сорочки. Сакура дрожит, как дрожит желтеющий, истончающийся листок на осеннем ветру.

- Мне нужен наследник, Сакура.
От этих странных слов в груди щемит непонятной, тяжкой тоской. Дыхание окончательно сбивается: все чаще и чаще вырываются из пересохшего горла отрывистые, рваные вздохи.
И Сакура все понимает: не она нужна ему, не она. Понимает и все равно кивает украдкой. Потому что все еще любит, потому что, как и прежде, согласна на все.
Саске неловко, кое-как подминает ее под себя, приваливается сверху. А Сакуре приятна уже одна эта тяжесть, тяжесть его тела. И едва ощутимый запах пороха для взрывных печатей, смешанный с неявным ароматом пожухлой травы, исходящий от его кожи, надежно осевший на волосах.
Саске раздевает ее осторожно и бережно, с расстановкой. И смотрит неотрывно, завороженно, как выгибается под ним стройное, подтянутое девичье тело, как часто, неровно вздымается тугая, крепкая грудь.
Сакура мучительно краснеет и тянется трясущимися пальчиками к поясу Учихи, но тот резко и грубо перехватывает ее руки, до боли, до чуть слышного, приглушенного хруста сжимает запястья.
- Я сам.
Сакура не плачет, несмотря на то, что изнутри ее гложет жгучая обида. Сакура молчит: лишь уязвленно поджимает губы.

***
Все было как-то скомкано, притупленно и неловко. Саске двигался неровными, лишенными единого ритма толчками, вбивался внутрь неумело, кое-как. Зачем-то то прикусывал нежную кожу на ее плече; то смыкал зубы на тонкой, выпирающей ключице; то гладил горячим языком ямку-впадинку под горлом, капая в нее вязкой слюной. Должно быть, стремился оставить о себе хоть какое-то напоминание, пусть и болезненное, пусть и недолговечное. А Сакура не замечала этого: все так же доверчиво прижимала его к себе ногами-руками, не рискуя отпустить, боясь потерять снова. Только всхлипывала тихонько под ним и сжимала к кулачке край мятой простыни. Подавалась навстречу, превозмогая боль и стараясь изо всех сил.
Она толком и не поняла, сколько это длилось и в какой момент закончилось. Помнит лишь, как Саске, отрывисто постанывая, задрожал всем телом и рухнул на нее обессиленно, вдавил собою в постель.
- Саске… - прошептала Сакура онемевшими губами, погладила по растрепанным волосам нерешительно, едва касаясь, будто боясь спугнуть или ненароком оттолкнуть этим жестом. Саске молчал. Молчал и дышал ей в ложбинку промеж грудей.
А затем не без усилий приподнялся на локтях и, подавшись вперед, прижался губами к ее приоткрытым губам: всего на мгновение, на долю секунды.
- Спасибо.

***
Он бережно снял ее ручки со своей шеи, как можно более осторожно выбрался из постели. Подобрал лежащее на полу одеяло, легко встряхнул и укрыл им спящую Сакуру.
За окном занимался рассвет: разливались по крышам конохских домишек первые солнечные блики, неумолимо светлел на горизонте вековой лес.
- Я вернусь весной, - пообещал не то ей, не то самому себе Саске.