К чему приводит: «Ненавижу!» Главы 3-4

Они были очень похожи, и раньше их часто путали. Глаза Сакуры были немного светлее, чем у Сэры, напоминая яркие изумруды, тогда как у ее помощницы их цвет можно было сравнить, наверное, с малахитом. Мало того, цвет их волос тоже был схож: красно-розовый оттенок, напоминающий закат, при нечетком освещении часто путали с нежно-розовым оттенком, что был присущ Сакуре. Ино часто шутила, обзывая их однолобовыми близнецами, от чего девушки впадали в ярость и старались вместе отомстить «свинине». Это было до войны, потом стало не до шуток. Сэра безвылазно находилась в госпитале, Харуно – на поле боя. Виделись они очень редко. Все свободное время Сакура проводила со своим парнем, с Учиха.
Прошло время, девушки изменились, теперь уже никто не мог сказать, что они близнецы. Сакура предпочитала короткую стрижку, так было удобнее, тогда как ее помощница отрастила длинные волосы, которые постоянно собирала в хвост, а челка, которую она еще не успела подстричь, постоянно лезла в глаза. Их больше не сравнивали, сходство сошло на «нет», но все же нашелся кто-то, кто смог разглядеть давно забытое подобие. И кто? Учиха!..Тот, кто был с Сакурой на протяжении двух последних лет!
Сэра очнулась на чем-то холодном и твердом. Все тело болело, а голова просто раскалывалась даже от одной неизвестно как сюда забредшей мысли. Недовольный стон сдержать не удалось.
– Выметайся отсюда! – резко выдал Учиха.
– С радостью! – как можно счастливее сказала она, медленно поднимаясь, опираясь о дверной косяк. Ноги грозились подкоситься, поэтому девушка не спешила отпускать руки от дерева. – Э?
Она удивленно приподняла брови, когда увидела Саске. Он лежал на спине в одних шортах. Его тело повергло ее в ступор! Поломанные ребра в некоторых местах отчетливо выпирали и грозили вот-вот прорвать кожу. Огромные темно-синие, почти черные синяки, самый маленький из которых был десять сантиметров в диаметре, «разрисовали» все тело. Раны, покрытые струпьями, которые открывались при любом, даже небольшом действии, вызывали тихий ужас. И ноги… Поломанные ноги… Она не ошибется, если скажет, что кости в лодыжках раздроблены. Их синюшный и опухший цвет заставлял содрогнуться. Ей даже во время войны не доводилось видеть таких повреждений.
– Какая прелесть! – пробормотала она, опираясь на стеночку и подходя ближе.
Учиха открыл глаза и как-то странно посмотрел на нежданную гостью.
– Я повторять не буду! Следующий раз будет смертельным!
– Давай! Ты мне сделаешь лишь одолжение! Последние два года из-за такой падлы, как ты, я очень часто задумывалась об этом! А после смерти моей семьи – так вообще почти каждый день! Давай свое Чидори! Чего ты медлишь? Чего ждешь? Убьешь меня сейчас – мне не придется оправдываться перед Наруто-саном за твою смерть.
Она остановилась возле ног Саске, после чего, не предупреждая, бухнулась на кровать.
– Тц-ц-ц! – зашипел Саске от боли, стиснув в руках простыню. Девушка знала, что при его повреждениях даже легкое движение может причинить невыносимую боль.
– Я ненавижу тебя. Ненавижу с тех пор, как ты предал Коноху. Потому как страдала Сакура-семпай, как мучился Наруто-сан. Я ненавижу тебя за то, что ты вступил в «Акацки» и сражался с Джинчурики Восьмихвостого, ненавижу за то, что вообще тебя оставили в живых! Ненавижу, потому что из-за такого выродка, как ты, началась война с Куногакуре, ненавижу за то, что из-за тебя погибли все те, кого я так любила! – если вначале она говорила почти шепотом, то уже с середины откровенно кричала.
– Плевать, чего ты там ненавидишь!.. – глухо сказал он, но потом добавил беззвучно и одними губами: – Себя я ненавижу еще больше.
– Ну вот и отлично! – Девушка встала и, что есть силы, неожиданно долбанула Учиха по лицу, отчего тот потерял сознание.
Она обещала… Обещала Наруто и Хокаге. Она может сколько угодно ненавидеть этого человека, но приказ одной и просьба другого – это выше ее. Сэра могла и может перешагнуть через себя и сделать то, что они просили… Даже если этого не хочет сам больной…
Начала она утром, когда солнце только-только встало, а закончила с его грудной клеткой только к обеду. Восемь ребер были поставлены на место и немного сращены, после чего зафиксированы тугой повязкой. Теперь эта «куколка» и пошевелиться без болезненного стона не сможет (автор довольно потирает ручки), потому как процесс заживления был еще противнее, чем просто лежательное действие.
Истратив всю свою чакру на сращивание ребер и закрытие постоянно кровоточащих ран, девушка почувствовала дикий голод. Именно это обстоятельство заставило ее спуститься на первый этаж.
При дневном свете дом уже не казался таким уютным. Везде была пыль по пять сантиметров, паутина в каждом удобном для паука месте, осколки древесины… И тьма. Едва заметные лучи, пробивавшиеся сквозь маленькую дырочку, лишь добавляли какую-то мрачноватость этому месту.
– Ну, уж нет! Раз я здесь теперь живу, то хотя бы первый этаж будет мой! – решительно пообещав кому-то в пустоту, сказала она (п/а – эх, шиза наступает).
Ее душевный порыв сошел на «нет», как только желудок узнал, что обед откладывается, поэтому настойчиво стал протестовать против такого жестокого обращения. Смирившись с неизбежным, она решила пойти бунтующему навстречу.
Кухня. Хоть внешний вид был и под стать всему остальному обличаю дома, но содержимое холодильника и ящиков могли всю неделю кормить на убой десяток шиноби.
Расправившись со своей порцией нехитрого обеда, девушка принялась за уборку. Начала отсюда же, с кухни. Только на то, чтобы более или менее избавиться от пыли на открытых поверхностях, ушел час, за полками последовал пол и окна, после - сами ящики. Три часа пролетели незаметно, оставив после себя убийственную усталость.
– Окей. Теперь вы, дорогие пылесборники! – с наигранной улыбкой обращается она к шторам, после чего осторожно стаскивает их с карниза.
Вытряхнув, выстирав и повесив сушиться плотные ткани, у девушки появилось чувство, что она что-то забыла.
* Учиха. Наверняка, этот идиот уже пришел в себя. А так как он не чистым воздухом живет, его тоже нужно кормить*. Этот факт ее очень огорчал.
– Учиха? – она осторожно выглянула из-за дверного косяка.
Если бы взглядом можно было убить, от Сэры бы и горстки пепла не осталось. Он хотел что-то сказать, но резкая боль от глубокого вздоха заставила его упрямо стиснуть зубы, чтобы не закричать. Ей стало жалко его, но в тоже время она испытывала чувство удовлетворения.
*Этот гад испытывает боль, пусть и физическую, но боль… Может быть, он даже поймет, каково это, почувствовать все на своей шкуре*.
– Что? – когда боль отпустила, спросил он. Сэра полностью зашла в его комнату, единственную, что была чистой в этом доме (после кухни).
– Есть хочешь?
– Пошла вон! – насколько это было возможно, заорал он, но его желудок был другого мнения, ответив после проникновенной речи хозяина.
– Я так и поняла, сейчас вернусь.
– Если еще раз зайдешь, ты – труп!
– Да, пожалуйста, я что, против? – оглянувшись в дверном проеме, без выражения ответила она ему.
Что самое страшное, это действительно было правдой. Ей было все равно, останется ли она в живых или через десять минут умрет. Ее сердце мертво, оно не выдержало всех тех потерь, что принесла война. То, как она вела себя, – это всего лишь отлично поставленная игра. Хорошо надетая маска подобия нормальной жизни… Жизни, которую унесла с собой война.
Собрав самое питательное, полезное и, как это обычно бывает, самое невкусное, она поставила все на поднос и поднялась наверх.
Как только дверь открылась, в пяди от ее головы прошелестела белесая Райкири. Но девушка даже не подумала посмотреть на нее, даже не повернула головы, даже не дернулась.
– Тебе действительно все равно, – констатировал факт Саске, морщась и возвращая руку в прежнее положение.
Она не стала спорить, лишь подошла ближе и поставила поднос на прикроватную тумбочку, после чего вышла. Ей было противно оставаться с ним. Учиха напоминал о слишком многих неприятных моментах.
Все оставшееся время, Сэра убиралась в доме и старалась не вспоминать о своем ненавистном пациенте, но ближе к вечеру ей все же пришлось к нему зайти.
– Это снова… – но договорить не дали, а сразу поприветствовали Райкири в грудь.
Ее тело онемело и безвольной куклой осело на пол. Боль была, но какая-то мимолетная, и быстро стихла. Чувствительность вернулась практически сразу, а вот способность двигаться лишь спустя пять минут.
– Плохо. Ты меня не убил! – огорченно оповестила девушка Учиха, когда она смогла приподняться над полом. – Видимо, у тебя совсем нет чакры.
Встала и уже совершенно спокойно подошла к Саске. Ей хватило одного взгляда на его изможденную и мокрую физиономию, чтобы понять, что у него жар.
– Как бы мне хотелось тебя так и оставить, – мертвым голосом прошептала она, доставая из сумки с медикаментами обезболивающее в ампулах и жарапонижающее в таблетках.
– Проваливай! – слабым, но решительным голосом потребовал он, на мгновение активировав Шаринган. Но при его состоянии доджицу быстро исчезло.
– Хочешь подохнуть здесь? Сейчас? Отлично! Я могу тебе предоставить этот шанс, ведь у тебя уже пошел воспалительный процесс. Еще чуть-чуть, и заражение крови, в дополнение к так хорошо развивающейся гангрене нижних конечностей, но подумай… хотела бы этого Сакура?
Он замер… Сэра внутренне усмехнулась. Это всегда действовало безотказно, на всех, без исключения… Даже на нее.
– Нет, – глухо сказал он.
– Тогда лежи и не вякай под руку! А то еще раз ударную анестезию получишь!
Она скинула поднос с едой, к которому Саске даже не притронулся. На столик выложила все необходимо, сразу дав Учиха жаропонижающую, откупорила бутыль со спиртом и продезинфицировала все свое оборудование. После ввела уколом обезболивающее и располосовала скальпелем его левую нижнюю часть ноги.
Осколки костей, разорванные ткани, воспаленные участки… Хорошо хоть сосуды целы, а то бы Учиха и дня не протянул.
На протяжении пяти часов Учиха даже не пикнул, даже не поинтересовался, что с ним делают. Когда чувствительность от обезболивающего притупилась, он попросту уснул. Он ведь долго не спал из-за мучащих его тело болей. Об этом свидетельствовали мешки под глазами.
Но через некоторое время он очнулся и начал стонать. Это случилось, когда девушка уже заканчивала.
– Хорош сопеть под руку!
– Урусей! – тихо, но зло сказал он.
– Ты щас сам у меня заткнешься! Я не Наруто-сан, жалеть тебя не стану! – она с силой нажала на рану, что находилась сантиметров на двадцать ниже паха с внутренней стороны бедра.
Саске взвыл и дернулся так, что она чуть сама себя скальпелем не порезала.
– Да что ты орешь, как какая-то первокурсница, ударившаяся лбом о дерево?!
– А сама не догадываешься? – сквозь стиснутые зубы прорычал парень.
Очередной раз подцепив едва различимый осколок кости из разреза, она тут же получила ответ в виде злобного шипения Саске.
Обезболивающее действует пять-пять с половиной часов. После этого вновь появляется чувствительность.
– А сказать, что тебе больно, ты не можешь? – устало вытерев лоб, спросила она.
Учиха гордо промолчал.
На этот раз, сделав все, как полагается, она закончила через два часа.
– Ты самый худший врач, что я когда-либо видел! – после всех ее мучении, заявил пациент вместо благодарности.
– Ну и черт с тобой! Если я такой уж и плохой медик, значит, ты будешь не в обиде, если я случайно забуду дать тебе снотворное, которое очень помогает пережить первые послеоперационные боли, – без выражения сказала она, меняя испачканное белье на кровати на чистое, которое нашла в шкафу.
– Месть за Райкири?
– Возможно, но, скорее всего, нет. Мне просто все равно, как ты себя будешь чувствовать. Моя задача – не дать тебе сдохнуть. Я ее выполнила. Теперь делай что хочешь. Мне абсолютно безразлично.
– Тогда зачем делала все это? Таблетки, уколы?
– Все просто. Для себя. Для облегчения выполнения своей задачи. Если бы тебе было больно, ты бы постоянно дергался, я же могла сделать что-то не так… Например, перерезать главный сосуд… Ты потерял бы много крови, поэтому от такого кровотечения умер бы сразу. Я бы провалила задание, подвела Наруто-сана.
– И все-таки… почему?
– Я ответила на твой вопрос. Если бы не просьба твоего друга, ты бы сдох через день или два… Поверь, я бы даже улыбнулась из-за этого события. А сейчас, можешь меня не извинять, но я иду спать. Слишком много потратила сил на тебя…
– Я этого не просил, – откинувшись на подушку, еле различимым шепотом сказал Учиха.
Сэра стоически проигнорировала его слова, вышла и закрыла за собой дверь. Пинком открыла дверь в свою комнату и упала на огромную и мягкую кровать, даже и не подумав раздеться. Ей не привыкать. В последние два года обычно так и заканчивался ее день, когда она все-таки попадала домой после относительно спокойной смены. Когда же были сражения, девушка падала в изнеможении прямо возле столов, иногда не закончив с раненым. Ей было жутко неудобно перед подчиненными, но они лишь округляли глаза от удивления, когда она извинялась за свою слабость.
Вспомнив время войны, Сэра вспомнила ее последствия, вспомнила тех, кого у нее отняли. Душу сразу наполнили боль и горечь, ей хотелось плакать, но слезы были давно уже выплаканы, поэтому не осталось ничего. Сплошная пустота, в которой маячила лишь отстраненная ненависть… Но всему приходит конец… Через некоторое время она незаметно для себя успокоилась и провалилась в сон.



Бамс! Скр-р-р-р! Тук!
Ночные звуки всегда наводили на меня ужас, в этом же доме все становилось еще страшнее.
После послышались сдавленные стоны и звук, как будто кто-то ползет. Нашарив на поясе фонарик, я встала и дрожащей рукой потянулась к своей входной двери и повернула ручку. Дверь открылась беззвучно.
Выглянув в коридор, удивленно приподняла брови, увидев распластавшуюся фигуру на полу.
– Совсем идиот? – включив фонарик и осмотрев свою находку, от злости чуть не зарычала я.
– Отвали!
– Ага. Щас. Разбежался, – сказала на одной ноте. – Мне потом Наруто-сану отчитываться и мне совсем не хочется, чтобы он был разочарован, что я не справилась со своей задачей.
Вот блин! Да с его повреждениями ему даже шевелиться-то ужасно больно, а он двигается. Как терпит?
Последний вопрос был сказан вслух.
– Никак. Ты свой шприц на тумбочке оставила, – безразлично ответил он.
– Куда ты идё…э-э-э…. Ползешь?
– Не твое дело!
Я продолжила взглядом его возможный путь, и он уткнулась в дверь, за которой находился санузел. Глаза красиво взлетели к потолку, потом опять вернулись ко все еще лежащему у ног объекту.
– Идиот! – который раз вынесла точный диагноз.
Подойдя к нему ближе, наклонилась и подцепила его руку.
– Отвали!
– Уже бегу и падаю.
После чего обхватила его за спину, а другую руку просунула под колени.
– Вот только попробуй что-нибудь сказать! – предупредила парня, который уже начал недовольно шипеть.
Раз, два, три!
Мысленный процесс сопровождался подготовкой к действиям. Я рывком подняла Учиха на руки и удивленно пошатнулась. Он явно весил раза в полтора больше меня.
Ну, ничего, Сэра, ты уже не маленькая, справишься! Всего-то пронести несколько метров.
Заветная дверь оказалась закрыта, но открыть ее догадался Учиха, после чего включил свет (?!!). Я с радостью зашла в ванную комнату и тут же водрузила Саске на заветный стульчик с дырочкой посередине и сливным отверстием. Не стесняясь, Учиха стал тут же стаскивать шорты. Я же поспешила выйти, а то еще обвинят в извращенных мыслях… С него станется.
– Откуда здесь электричество? – спросила я из-за двери.
– Генератор. Он возле реки, что в ста метрах отсюда, – был ответ.
Ну надо же. Со мной разговаривают! Этот день надо обвести красным кружочком в большом календаре, пусть все знают, что это праздник! А то кроме его «отвали» и оскорблений, я ничего больше не слышала.
Послышался слив воды и его грубое: «Эй, ты там».
Ну, здесь, и что дальше? Нормально позвать было сложно? В следующий раз принесу ему утку, и пусть как хочет, так в нее и ходит, наступив на горло своей гордости.
Приоткрыв дверь и робко заглянув в щелочку, убедилась, что пикантный момент прошел, и Учиха сидит так же, как его и посадили, – в шортах.
Я недовольно нахмурилась, ведь мне еще предстояло нести его обратно, а так не хотелось слышать оскорблений. Хотя я уже давно перестала обижаться, и нормально чувствовать…
Но, как ни странно, обратный путь прошел в гробовом молчание, нарушаемый скрежетом от сильно стиснутых зубов Учиха. Может быть, мне не стоило задевать дверной косяк его недавно прооперированными ногами? Но отказать себе в этом я просто не могла. Ненавистный Учиха!
– Ксо! Сколько же ты весишь? – вытирая выступившую испарину и тяжело дыша, спросила у него, опустившись возле его кровати.
– Тебе какое дело? – последовал холодный ответ.
– Очень даже мое! Я тебя таскать так не намерена!
– А тебя кто просит?
– Это ты сейчас так говоришь. Вот завтра ты вообще пошевелиться не сможешь и… Короче, будешь пачкать простыни. Убирать я за тобой не намерена!
Послышалось самодовольное хмыканье, после которого пошел нехороший кашель. Сухой, надрывный… Болезненный.
Некоторые раны, которые были просто забинтованы, окрасились в ярко-алый. Пришлось перевязывать…
– Великолепно. Теперь у тебя еще и лихорадка! – мрачно сообщила я, когда закончила.
Учиха так же гордо промолчал, но уже через несколько минут сдался и стал дышать тяжело и прерывисто.
– Плохо…
– Знаю. Скоро тебе будет некого ненавидеть... Ты будешь цепляться за каждую ниточку, лишь бы снова кого-то ненавидеть. Но это будет лишь ложь. Она заставит тебя совершать ошибки, верить незнакомым людям, даже не сомневаясь в их правде… Ты будешь в дальнейшем жалеть… Жалеть так, что лучше уж смерть. В итоге, станешь как я, да и закончишь точно также,– Саске говорил слабо, постоянно прерываясь долгими паузами и тяжело дыша.
– Впечатляет. Неужели Учиха о чем-то жалеет? – Здесь было чему удивляться, но я осталась холодна. Зачем обманываться? Этот человек не может измениться, но выгоду он с этого имеет.
– Как тебя зовут? – неожиданно сказал он, поймав мой взгляд и пронзительно посмотрев в глаза.
– Зачем тебе это?
– Имя, – голос звучал глухо и… мертво. По коже пробежалась стайка мурашек. Не выдержав, я отвела глаза.
– Сэра. Сэра Юхихана.
– Последняя надежда**. А что... – его голос оборвался на полуслове.
– Что? Что, Учиха? – вновь посмотрела на больного, но тот похоже потерял сознание.
Выругавшись сквозь зубы, я ввела ему лекарство и спустилась вниз за тряпкой и тазиком.
Ругалась на чем свет стоял, потому как мне совершенно не хотелось целую ночь проводить с Учиха. Но пришлось… Первые несколько часов прошли довольно сносно. Спать не хотелось, усталость пребывала в том состояние, о котором можно сказать «терпимо», но под утро не закрывать глаза стало проблематично.
Когда нужно скоротать время, я обычно рисовала… Выражения, чувства, эмоции, яркий образ из прошлого, но чаще всего лица, выражающие то или иное состояние. Так было легче. В такие моменты появлялось подобие чувств… Сай. Он помог мне. Ведь этот человек тоже долгое время не испытывал ничего… Так он пытался вспомнить. Его метод показался мне забавным и… действенным. В блокноте на каждой странице запечатлелась чья-то жизнь… Чья-то радость, печаль, огорчение, улыбка.
В этот раз я опять добавила рисунок в свою коллекцию. Мука… болезнь… недоверие… страх… непонимание…
Под утро я все же не выдержала и заснула, прислонившись к боковой спинке кровати Саске.

**«Юхи» – закат, «хана» – цветок. Закат – это последнее выступление солнца на небосклоне, цветок – что-то чистое и светлое. Перебирая ассоциации, я подобрала и другую трактовку сочетания юхихана– «последняя надежда».