Кафель

Через распахнувшуюся дверь влетел поток холодного воздуха.

Изуна знал, что вместе с этим сквозняком должна появиться Темари.

Парень любил задорный блеск таких родных глаз.

Любил кошачью грацию ее походки.

Любил, когда миниатюрные ручонки тянулись к его лицу, смыкались на шее, стаскивали с его волос резинку, распуская их.

Любил, когда шершавый язычок проходил вдоль ключиц.

Любил, когда снопки пшеничных волос щекотали подбородок, а тоненькие пальчики зарывались в иссиня-черный ворох распущенных волос.

Он любил это сонное с утра лицо со слипшимися длинными ресничками, с растрепанными короткими волосами, с этой жизнерадостной улыбкой.

Любил, когда по слегка смугловатой коже легко стекал вниз пурпурный шелк, когда тоненькие ноготки проходили по матерой спине, оставляя постепенно краснеющие полосы.

Любил ее изящно выгибающуюся спинку. Сходил с ума от тихих стонов вырывающихся из теплых губ. Она никогда не кричала громко, никогда не плакала.

Учиха любил, когда она рисовала на новых обоях. Ругал ее за это, для приличия, но позже присоединялся к этому абсурдному занятию.

Изуна любил эти колкие фразочки, заставляющие поморщится от обиды, разозлиться, ответить тем же.

Он любил эти плавные движения, когда она танцевала под любимые песни с совершенно идиотскими текстами.

Любил покупать ей ее любимое мороженное, наблюдая за по-детски счастливым взглядом. Впрочем, тот вновь становился хитровато-язвительным, вторя порции дежурных колкостей.

Учиха любил ее свободу. Никогда и никто не смог бы ее приручить, подчинить, привязать к себе.

Даже он. А что он? Он любил.

Да, любил сбивать ее дыхание по ночам.

Любил развязывать смешные хвостики, зарываться в пахнущие ей самой короткие волосенки.

Любил пощечины, когда пытался ее всеми силами удержать, а она уходила посреди ночи.

Любил ее даже тогда, когда худенькие истощенные болезнью ручонки сжимались в кулачки, чтобы не заплакать.

Любил ее, когда слабая улыбка казалась еще более горькой, чем его самого, пролегая на бескровных губах.

Любил ее, когда она впервые призналась в любви, закрывая глаза навсегда.

Он любит ее и сейчас, проникая лезвием под кожу на запястьях, разрезая, легко, жгуты вен, голубую пульсирующую жилку.

Учиха так любит, смотря как густая горячая жидкость глухо разбивается о холодный кафель, перетекая в ложбинки плиточных швов.

Изуна просто так любит, сползая без сил по стене на ледяной пол ванной.

И будет любить ее вечно, закрывая черные, точно обсидиан, глаза.