Химе

Тобирама задумчиво скользила взглядом по мокуроку*, пока служанка пыталась создать из её слишком коротких волос какое-то подобие свадебной причёски. Клан Учиха был не маленьким и богатым на людей, и хотя Сенджу всё ещё претила мысль расставания с родной фамилией, но всё уже было решено, переживающий брат – Хаширама нервничал сильнее – отпоен саке, и, к её облегчению, её будущим мужем являлся не Мадара.
А так – Тобирама никогда не была сентиментальной поклонницей романов об истинной любви и давно была готова к уготованной роли; воин, командир, правая рука Хаширамы, но всё же женщина, и, как женщина, она должна счесть за честь заключить этот союз и закрепить мир между двумя сильнейшими кланами.
К тому же, ей уже пора.
Каменное, зачерствевшее за годы сердце дрогнуло, когда Сенджу посмотрела в зеркало. И без того бледное лицо ей набелили ещё сильнее, пытаясь скрыть засечки на щеках и подбородке, губы тронуло алым – похоже на кровь или шаринган – узкие глаза изящно подвели, придав им более выгодную форму, а в серо-седых волосах бледным золотом блестели заколки; за последние полгода Тобирама немного их отрастила.**
Женщина в зеркале не была Тобирамой Сенджу.
Хотя... Уже сегодня вечером она будет Учиха.
Но порыв коснуться зеркальной поверхности, дотянувшись до нынешней себя, был подавлен с трудом.

Раз-два, шаг-другой...
Грозясь позорно рухнуть с высокой платформы обуви и втайне мечтая о своих походных сандалиях, разношенных и мягких, с удобной фиксацией щиколотки, Тобирама первой зашла в храм по крайне неустойчивым камням.*** В нос ударил ненавистный запах благовоний, но зато было прохладно, и Сенджу перестала бояться, что её макияж предательски потечёт перед многочисленными гостями двух семей. Вдобавок, из-за не удачной для свадебной церемонии беспощадной жары****, женщина запрела в своих одеждах сильнее, чем в доспехах в бою, а тяжёлый цуно какуси***** клонил голову книзу.
К счастью, в храме, помимо жрицы-мико и священника было не так уж много людей. Все, включая её жениха, на которого Тобирама старалась не смотреть лишний раз, не торопясь поклонились храму, хотя невеста халтурила – из-за того, что волосы были слишком коротки, головной убор действительно норовил свалиться. Наконец, ближайшие родственники с обеих сторон разулись и сели, а Сенджу, с удовольствием избавившись от неудобной обуви, поймала боковым зрением взгляд Хаширамы. Тот ободрительно закивал, и Тобирама отвернулась – брат всё равно не сможет её понять, но его поддержка не давала ей оступиться.
Женщина села на колени как можно более мягко и грациозно. Пояс церемониального кимоно сдавил живот ещё сильнее, чем когда она стояла, но тут уж надо было перетерпеть. Её почти что муж опустился напротив.
В Изуне не было ничего особенного, разве что, странная улыбчивость, которая обычно свойственна либо дуракам, либо богам. Богом шиноби был её брат, он же был и дураком, а Учиха не подходил ни под одну категорию, поэтому его выражение лица Сенджу отнесла в длинный список используемых людьми масок. Изуна был ещё молод или же выглядел молодым, казался каким-то мелким. А ещё Тобираму несколько нервировал длинный низкий хвост его волос, шелковистых даже на вид, который был по-праздничному перетянут красной лентой; верхние пряди были обрезаны коротко и забавно торчали.
Брат, Учиха Мадара, ещё один Учиха из толпы, которого она видела мельком, теперь ещё и жених...
Эти патлатые что, издеваются?
Заиграл кото.******Его звуки растворялись в голосе читающего молитвы священника, в шорохе ткани, исходящей от суетящейся жрицы, которая уже принялась разливать саке, и душном аромате цветов. Сенджу уносилась куда-то дальше и дальше, и в итоге отключилась от происходящего, пренебрегая таинством брака и следя лишь за тем, чтобы на самом деле не потерять сознание.
Момент, когда в её пальцах оказалась керамическая рюмка с еле подогретым саке, Тобирама пропустила. Невеста поклонилась жрице и монаху, благодаря за то, что защитили её и Изуну от злых духов и сделала три глотка.
Это конец?
Неужели совсем конец?
Учиха поклонился гостям, Сенджу повторила за ним, так как они оказали им честь, явившись. Родственники тоже отпили, но женщина этого уже не видела, просто знала, что по традиции им тоже надо; она взяла вторую чашечку – и снова три глотка.
Тобирама поймала взгляд Изуны. Холодный, спокойный, у его брата были совсем иные глаза, но где-то на дне горела яркая искра. Жених и невеста поклонились друг другу, сделали по три глотка, во время которых Сенджу зажмурилась.
А когда она открыла глаза, она была уже Учиха.

Подушечки пальцев на руках были сморщенные, так как, несколько нервничая, Тобирама пересидела в горячей воде. Зато тело теперь было умаслено хмельными ароматами трав, будоражащими срамные мысли и желания, отмокшая кожа стала нежной, как у благородной дамы, а тяжёлые одеяния – перед непосредственно празднованием на неё за какой-то бумажной ширмой быстро напялили новый слой красного цвета – были заменены на лёгкое кимоно из тонкого шёлка, почти домашнее, и нижнее хлопковое. На языке горчил вкус слабо заваренного чёрного чая – зелёный она не любила, поэтому попросила заменить – на веранде царила приятная прохлада и умиротворение, где-то далеко продолжался шумный праздник: оттуда доносились пьяный смех и шум голосов.
Новоявленной Учиха было почти хорошо, и всё портило только то, что это прелюдия к брачной ночи. Тобирама потягивала чай и от безделья занималась глупостями: представляла на данный момент занявшего ванную Изуну без одежды.
Весьма странно будет делить ложе с тем, кому при любой встрече пыталась выпустить с малолетства кишки.
У неё было неважное зрение, зато острый, как у рыси, слух, поэтому тихие шаги своего мужа Тобирама с лёгкостью уловила. Тело напряглось, женщина подобралась, готовясь защищаться или атаковать, но вовремя себя одёрнула.
Спокойно.
Изуна не враг теперь, он муж, за плечом которого она проведёт свою оставшуюся жизнь.
Этот молодой мужчина – не враг.
Изуна неторопливо подошёл и сел рядом с ней. Парень – чёрт, сколько ж ему лет? – легко улыбался, и даже если его выражение лица было ложным, Учиха изображал дружелюбие специально для неё. Поэтому Тобирама первая налила ему выпить из принесённой ранее какой-то молоденькой девчушкой керамической бутыли. Женщина не смотрела только на свои пальцы, сосредотачиваясь на количестве алкоголя в чашечке, поэтому, когда Изуна взял из её рук ёмкость, чтобы без спросу налить и ей тоже, еле заметно вздрогнула, так как они случайно соприкоснулись ладонями.
Его кожа была сухой и горячей.
- За мир, Тобирама-химе, - он приподнял чашечку и кивнул. – И за наш союз.
- За мир, - кивнула Учиха в ответ. – И никаких «химе», - строго.
Её муж негромко засмеялся и, как ей показалось, искренне.
Саке оказалось терпким, с фруктовыми нотками, но, кажется, разбавленное. Тобирама лишь пригубила, не потому, что больше любила крепкое и грубо-горькое, а просто не хотела опьянеть; фрукты и сахар коварны, ударит в голову быстро. Однако его обволакивающая мягкость настраивала на нужный лад.
Ну, переспят. А потом ещё и ещё, супружеский долг, по крайней мере, до первой её беременности.
Что тут такого?
Лишь бы трахаться Учиха умел по-нормальному.
- Почему никаких «химе»? – лукаво поинтересовался Изуна.
- Манер нет, да мечом машу, как мужик.
- Могу называть «Сен-химе»*******.
- Если ты пытался пошутить, то не вышло, - поморщилась Тобирама, припоминая реки пролитой ей крови.
В чём-то Учиха был прав, да и то, что он назвал её принцессой – войны ли, просто так – хотелось воспринимать как приятный уху комплимент.
- А я не шутил, - серьёзно проговорил он. – И вообще, предпочитаю куноичи. Всё ладно и к месту, крепкие и гибкие.
- Как же шрамы? – ей вдруг стало чисто по-женски любопытно. - Не отталкивает?
- Не, так даже интересней. Будто украшение... К тому же, гражданских боишься переломить, уж больно хрупкие.
Тобирама фыркнула. Изуна и сам был не слишком крупным, худой и жилистый, но стальной: доводилось с ним сцепиться в грязной бесчестной рукопашной и шипеть друг другу в лицо, катаясь по земле и стараясь посильней впечатать противника с мокрую скользкую глину. К тому же, попадались ей хлипкие миряне, которые старались её заинтересовать - безмозглые и тупые слабые хамы.
«Пф... Предпочитает он».
Женщина поставила всё так же полную чашечку на тёмные лакированные доски. Вдруг Учиха перехватил её руки. Изуна мягко взял её ладони в свои, и на фоне её белоснежных, хотя мозолистых и грубых рук, его кожа казалась смуглой.
- У тебя руки ледяные, - негромко сказал он, после чего подсел ближе, поднёс руки ко рту и принялся дышать на них и растирать, грея.
- Они всегда такие... – эхом отозвалась Тобирама, но ладони не вырвала.
В итоге, её муж дождался, пока она расслабится от тепла, и, перехватив руки костяшками к себе, прижался к ним губами. Женщина вопросительно приподняла бровь.
- Пойдём? – тихо произнёс Изуна.
Тобирама молча кивнула. Учиха отпустил её руки только тогда, когда они поднялись с колен на ноги, и молча пропустил вперёд в спальню. В комнате было темно – кто-то заблаговременно погасил светильник.
Уловив шорох сёдзи за спиной, женщина его остановила.
- Не закрывай, - она остановилась в узкой полосе неяркого света. – Я люблю свежий воздух.
Изуна обошёл её и остановился напротив. Ну, точно, мелочь, он был сильно её ниже. Наверное, смешно они смотрелись на церемонии.
- К тому же, будет слишком темно, - добавила Тобирама.
Учиха медленно кивнул и уверенно положил ладони ей на пояс. Женщина покорно закрыла глаза, оставив руки плетьми висеть вдоль тела.
Мужчина молчал.
- Сколько тебе лет? – не выдержала наконец Тобирама этой густой тишины, мешающейся со звуками снаружи.
- Двадцать один, - пауза. – Хочешь спать отдельно?
- Я твоя супруга или как? – она скривилась и приоткрыла веки. – И я не неженка.
- Да я не то имел в виду!
Изуна отошёл от неё на несколько шагов и нахмурился, кусая губы. Парень бросил на неё мимолётный виноватый взгляд.
- Это расчётный брак... но мы даже не знакомы, так что, может, потом, ведь если ты не хочешь, то я...
Тобирама быстро приблизилась и положила руку ему на рот. Потом, поддавшись странному желанию, по-сестрински прижалась сухими губами ко лбу, надеясь, что следа помады не останется. Учиха зажмурился.
- Нам жить вместе. Много лет жить, как муж и жена, - выдохнул он, когда женщина убрала ладонь, и скривился. – Не хочу начинать с неприятного насилия.
Учиха Изуна беспокоился за неё.
Смешно.
Но в чём-то он был прав.
- Всё нормально, - отнюдь не сразу глухо заверила Тобирама. – Мы и есть муж и жена.
Изуна понимающе кивнул. Брак будет считаться недействительным, если через три года у них не будет детей, а Тобирама была здорова. Нечего было тянуть, но в груди приятно потеплело от его непонятной заботы.
Действовал её муж чётко и последовательно. Дёрнул на себе пояс, повёл плечами, сбрасывая юката, затем приобнял её, легко справился с простым узлом оби на пояснице и, отстранившись, стянул верхнее кимоно. Бывшая Сенджу беспощадно отпихнула его ногой подальше и прикинула, бельё просвечивает или нет.********
- Ну... – выдохнул Изуна и, крепко обхватив за пояс, приподнял. Тобирама как-то слишком по-девчачьи вскрикнула от неожиданности, рефлекторно обхватила длинными ногами и обняла руками, а, придя в себя, протестующе стукнула кулаком по острой лопатке.
- Пусти, коротышка, - зашипела она.
Учиха ответил неприятными смешками, пронёс её пару шагов и аккуратно уложил на гигантский футон, который располагался на небольшом возвышении. Распустив волосы, парень забрался следом и навис сверху на вытянутых руках. Длинные чёрные пряди упали с его плеч ей на лицо, щекоча, и женщина сдула их в сторону.
Изуна поймал на мгновение её взгляд, хулигански ухмыльнулся и, соскользнув ниже и ненавязчиво разведя ей колени, нырнул под подол нижнего кимоно. Вскоре после того, как он куснул бёдро, Тобирама зарылась пальцами в его волосы и, дав вырваться низкому грудному стону, забыла, как надо думать.

Трахаться Учиха умел долго и со вкусом. Задействовав сначала язык там, где не предполагается его использование, Изуна быстро заставил её скрестить ноги у него на спине, закинув их ему на плечи, и забыть о том, с кем она и где.
А дальше – пальцы, язык, член, опять язык, зубы и плавные движения именно в том темпе, который ей нравился. Его ласки были грубоваты, как и её ответные, но так – самое то, горячо, болезненно-сладко, тяжко...
Тобирама лежала на животе, набросив но пояс одеяло, отдыхала, а Изуна был в не в той стороне, куда она повернула голову. Женщине было хорошо и сыто, тело наполнили приятное томление и тепло, и она настолько разнежилась от последнего оргазма, что позволяла мужу перебирать отросшие чуть ниже ушей пряди.
- У тебя волосы отросли.
- Ага...
- Тебе идёт.
- Ага...
- Можно тебе кимоно подарить?
- Ага...
- Оно красивое, - он мягко провёл пальцами по её загривку. – С журавлиными крыльями на рукавах, тебе понравится.
- Ага... – Тобирама блаженно улыбнулась от касания.
- Тебе лень отвечать что-то, кроме «ага»? – скептически.
- Ага...
Учиха фыркнул и лёг рядом, так и не убрав руку с её шеи. Женщина не была против такого контакта, но не стремилась сокращать сильней дистанцию – на нагретой их телами сбитой постели было и так неплохо.
- Спокойной ночи, химе... – пробормотал Изуна.
Но расслабившаяся и задремавшая Тобирама его уже не слышала.

*Нередко жених и невеста обмениваются списками своих родственников (мокуроку) с точным указанием родства – ведь, если жених на свадебном банкете назовёт по имени двоюродную бабушку своей молодой жены, то это, несомненно, произведёт самое благоприятное впечатление.
**Подготовка к японской свадьбе может начинаться примерно за полгода.
***Перед церемонией первой в храм входит невеста, а после её окончания она выходит только после жениха, как бы признавая его главой семьи.
**** Свадьбы принято играть летом, когда стоит хорошая погода и на улице не жарко и не холодно одновременно.
***** Согласно поверьям японцев у каждой женщины есть своеобразные рожки ревности, которые во время церемонии принято покрывать специальной «шляпкой» - цуно какуси (tsuno kakushi).
******Народный инструмент.
*******Сен, Сенсо – «война», «химе» - принцесса, но, думаю, последнее и так многие знают.
********Нижнее бельё – это просто нижнее кимоно из простого хлопка, похоже на платье с короткими рукавами длинной где-то по колено. Нужно для того, чтобы пот не попал на дорогую ткань одежд.