Хищница

Ее распахнутые глаза похожи на бездонный океан, в котором он уже утонул.
Крепкая рука сжимает холодную сталь пистолета, палец едва заметно подрагивает на курке. Так он делает всегда перед выстрелом – будто примеряется, чтобы точно не промахнуться.
Миллионы глаз направлены на них. Нет, все же не на них – на него. Он медлит. Он задержался уже на целую секунду.
Секунда – безмерно много. Секунды хватило, чтобы ее кошачий взгляд поразил в самое сердце – и чтобы разбить месяцы жизни и разорвать почему-то такую чувствительную душу на тонкие нити страданий. Секунды хватит и на то, чтобы убить ее.
Он понимает, почему оружие дали именно ему. Чтобы больше не допускал ошибок. Чтобы напрочь уничтожить в нем все человеческое и создать идеальную машину для убийства. Превратить в оружие войны прежде, чем он опустит руки и захочет упасть в бушующий поток смерти, позволяя тому захлестнуть себя с головой.
Он знает, что будет дальше. Выстрел. Кровь. Тишина, душащая со всех сторон. Убранный в кобуру пистолет. Стук каблуков его сапог и вытянутые пальцы у лба, закрывающие солнце и свежий труп. Кивок генерала и ни одного сочувствующего взгляда. Лишь зрители посмотрят в спину с состраданием. Но не военные.
Удел военных – служить.
Удел военных – не чувствовать.
Удел военных – карать изменников.

Она стоит у стены, чуть опустив голову. Он едва видит эти бездонные глаза из-под песчано-золотистой челки, но поджатые белые губы видит прекрасно. Даже сейчас – в грубой тюремной форме, со скованными руками и ногами, проживающая последние мгновения жизни – она остается красивой. Той самой ловкой девушкой, что столько раз спасала его шкуру меткими выстрелами и усмехалась, прося позвать, если еще раз попадет в передрягу. Его это жутко задевало – молодая сержант дерзит лейтенанту. Неслыханно.
Но он не говорил ей ни слова. Лишь устало вздыхал, закатывая глаза. На поле боя Нара никогда не был особо силен. Лучше в штабе. Когда перед глазами картина боя, когда он, прикусывая губу, быстро решает, куда бросить силы и стоит ли давать приказ об отступлении.
«Стратег» - говорила она.
Смеялась, закидывая на плечо винтовку.
И одними глазами желала удачи.
«А ты мог бы затмить самого генерала, не думаешь?» - спросила она однажды, зайдя посреди ночи в кабинет и застав его спящим в кресле старшего по званию.
Нара почти было растерялся – сержант вполне могла бы сострить на эту тему не только перед товарищами, прекрасно знающими его повадки, но и перед начальством. Было бы неприятно и скучно выслушивать выговор за то, что уснул на рабочем месте – и никого не заинтересуют оправдания и продуманная им стратегия.
«Успокойся, стратег. Ты и правда умнее этого самодовольного старикана. Благодаря твоим планам и решениям мы все всё еще живы»
Он должен был догадаться уже тогда.
Но он лишь пожал плечом и позволил ей опутать тело пронзающим взглядом.

Когда-то, когда он был ребенком, дома у них жила кошка. Она также крутилась у ног и томно мурлыкала, когда хотела лакомства. А получив желаемое уходила, изящно махнув хвостом.
Темари была такой же.
Изящной и гибкой, холодной и неприступной внешне – и столь горячей внутри, что можно было обжечься. Нара вздрагивал каждый раз, когда ее взгляд небрежно скользил по погонам, лицу, растрепанным волосам, останавливался на сонных глазах и вновь перебегал на кого-то еще. Он боялся ее взгляда – и хотел, чтобы она смотрела лишь на него.
«Кошка» - выдохнул он сержанту в губы, когда все же не дал уйти, пересилив себя и сломав привычки, рванувшись за чем-то, что никогда бы не смог удержать.
«Как скажешь, Нара», - шепнула она, наконец сосредоточив внимание только на нем.

Кошки всегда уходят, получив то, что хотят.
И она бы ушла.
Он не мог это не знать, но отчаянно надеялся, что кошку тоже можно приручить. Что, уходя, она все равно будет возвращаться в один дом и мурлыкать на коленях одного хозяина.
Он мог бы ходить за ней, не давая возможности исчезать из поля зрения и позволяя тем самым другим военным скользить по ней взглядом, но знал, что все равно уйдет. И вернется. Всегда возвращалась.
Садилась в его кресло, расстегивала шинель и рассказывала о том, как не умеют стрелять офицеры. Или об очередной операции. Или еще о чем-то. А Шикамару ложился на кушетку и слушал, погружаясь в дремоту и зная, что под ее опекой можно поспать спокойно.
Нара уже даже поверил, что кошку можно приручить.

Он стоял целую секунду, вскинув пистолет и направив дуло ей в голову. Он бы никогда не поверил, что все, что было, могло оказаться ложью. Что ее ласковые слова и такой искренний смех, которому она не позволяла сорваться с губ ни при ком, кроме него – маскировка. Что вся ее естественная хрупкость и женственность, слабость и желание быть любимой – иллюзия, столь умело созданная хитроумной шпионкой.
Темари никогда и никому не позволяла считать себя слабой. Ни разу ее стойкий характер не подводил, даже в те моменты, когда бравые солдаты, проверенные и неколебимые мужчины сдавались. А рядом с Нарой она становилась девушкой, простой девушкой, которой нравилось, когда любимый и – главное – любящий мужчина перебирал ее светлые волосы, позволяя опереться на себя. Рядом с ним она расслаблялась, и Шикамару снова и снова поражался, как такое нежное существо могло попасть в ряды солдат.
За секунду когда-то давно она очаровала его, пронзив взглядом.
За секунду разбила сердце, когда ее поймали при попытке кражи секретной информации, и она почти сразу признала свою вину. Когда, усмехаясь, говорила на языке врагов, из-за которых полегло столько хороших солдат. Когда признавала, сколько лет обманывала всех и выдавала военные тайны тем, кто был ее настоящими товарищами.
За секунду перед ним пролетели все моменты их жизни, и страшное осознание, что больше он не увидит лукавых глаз, изящного излома губ, развиваемых сухим ветром светлых волос…
Шикамару поднял глаза, желая в последний раз увидеть эти черты – черты предательницы, шпионки, убийцы. А раньше была героиней. Раньше была легендой армии и прекраснейшей девушкой. Его девушкой.
«Не может быть… Не может… Подставили? Неужели все это – подстава?»
Рука дрогнула. Решение принимать надо быстро. Доли секунды – до того момента, как его посчитают ее сообщником. Нужны аргументы. Нужно вспомнить хоть что-то, что может ее оправдать. Нужно, он же знает, что есть алиби…
Стрелой вонзается в его тело холодный взгляд. Темари подняла голову и смотрит прямо в его трепещущую душу. Знакомые кошачьи черты, легкий наклон головы и наглая усмешка. В океанах ее глаз он читает презрение.
Выстрел.
Пуля обжигает сознание.
Кровь брызнула на стену из разорвавшегося черепа.
Ее мертвые глаза смеются. Смеются над ним.
Тишина пронизывает своими лентами-пальцами воздух. Он поворачивается на каблуках и отдает генералу честь. Увидев кивок, строевым шагом уходит с арены. Кто-то уже подбирает труп.

- Шикамару!
Он очнулся, лишь услышав свое имя. Все звали его по фамилии или должности, а имя он слышал редко – и лишь из уст Темари.
Обернувшись, старший лейтенант Нара видит подполковника Акасуну, еще молодого, но отличившегося военного. Сейчас он был таким же, как всегда – спокойным, строгим, немного вальяжным, но в глазах его Нара увидел странное сочувствие.
- Пойдем со мной. Сыграем в шахматы.
- Как скажете, подполковник.
Это было уже обычным делом. Партии в шахматы, которые Акасуна любил много меньше, чем карточные игры, скрашивали вечера обоим военным. Шикамару любил играть с подполковником: тот всегда начинал обсуждать отличия шахмат от карт, ворчать на то, что высшим офицерским чинам в этой крепости даже партию не разыграть и приходится довольствоваться малым, а затем обыгрывал подчиненного за несколько ходов, хоть лучше Нары никто в городе не играл. А после они пили дорогое вино Акасуны и обсуждали стратегии будущих боев. Акасуна был почти уникальным солдатом: рассудительный и холодный, он просчитывал наперед все маневры соперников – как на войне, так и в жизни – не давая им и шанса на победу.
Шикамару много узнавал от радушно настроенного лишь к нему одному начальника, который часто давал ему дельные советы. Много дельных советов. Но вот Темари тоже не разгадал.
На этот раз подполковник не достал доску. Лишь пригласил жестом сесть и открыл уже знакомый юноше бар.
- Тяжело тебе, наверно, - утверждающе произнес он.
- Я не заметил, - честно признал Шикамару.
- Не заметил, как тебя водит за нос девушка? Немудрено.
Нара закрыл лицо руками.
- Генерал суров, - продолжал Акасуна. – Он прекрасно знал, что для тебя она значит. И решил проверить, что тебе важнее – родина или девушка. Перебор, не думаешь?
- Думаю, - скрывать чувства от проницательного начальника было невозможно, а честность тот уважал много больше изворотливости.
- А я так не считаю. Хоть он сам и старый дурак, помешанный на своей мнимой власти, но тут поступил разумно. Только как всегда опоздал.
Шикамару почувствовал ледяной взгляд у себя на затылке и почувствовал, как по коже пробежала мелкая дрожь.
- Вы…
- Да, друг мой. Я.
Нара дернулся, но сильные руки легли ему на плечи, принуждая сесть обратно, а вкрадчивый голос прошептал на ухо:
- Вся эта братия считает тебя признанным гением. И из-за чего? Из-за пары хорошо сработанных планов? Их придумать мог кто угодно, просто тебе повезло засветиться с ними первым. Ты абсолютно ничем не выделяешься на фоне других, Нара Шикамару. Посредственный, недальновидный, окруженный лестью слепцов, не видящих, что ты ничем не выделяешься на их фоне. Настоящий гений – тот, кто делает что-то исключительное. Тебе до гения еще слишком далеко. Невнимательный, ленивый солдатик, чей потенциал уже давно закончился. Неудивительно, что Темари так легко обводила тебя вокруг пальца. Спасибо, это нам очень помогло.
Нара чувствовал крепкие пальцы на своей шее. Сжимал кулаки, лихорадочно соображая, как вырваться их холодных объятий смерти, нависшей над ним и усмехающейся, так тихо и самодовольно, словно мир уже лежит в его ладонях.
- Так я был прав… Она сама не виновата. Она лишь выгораживала Вас.
- Не волнуйся так, я не заставлял ее идти под пули. Она сама предложила, понимая, что это откроет нам дорогу к победе. И смеялась над твоей тугодумностью.
Одна из рук отпустила горло юноши, но прежде, чем тот успел дернуться, длинное бритвенное лезвие прислонилось к нежной коже шеи. За окном послышался крик кукушки.
- Успокойся, мальчик мой, - равнодушно произнес подполковник. – В эту минуту генерал простился со своей жизнью, а остальное начальство обнаружит труп лишь через час и растерянно начнет искать убийц. Они обратятся за помощью ко мне, лучшему стратегу армии, и я расскажу печальную историю о твоей любви и мести. И о самоубийстве на почве безумия. Уж не переживай на этот счет, у нас все просчитано, до каждой мелочи. Скажи спасибо Темари.
Лезвие пронзило горло резко, почти насквозь. Тут же Шикамару стало трудно дышать, и кровь с хрипом брызнула из горла.
- Кстати… Она звала меня «Сасори», - шепнул напоследок Акасуна и с самодовольной усмешкой столкнул паря на пол, положив ключи от кабинета тому в карман.
Юноша долго дергался на полу, поверженный точным ударом мастера холодного оружия, захлебываясь кровью и глядя в пустоту. Полосатая кошка подполковника прошла мимо него, даже не обратив внимания, и, вспрыгнув на подоконник, начала умываться, поглядывая на озаренный солнцем военный город.