Хлопья

Медленно и мягко хлопья отшелушивались, облетали, обнажая кроваво-красные внутренности. Человек кричал. Это его кожа пузырилась, лопалась, шла трещинами и отваливалась, падая, словно старая чешуя. Человек кричал от боли, и пронзительный крик оглушал в стенах маленького, сырого темного помещения. Когда-нибудь боль закончится. Боль всегда заканчивается рано или поздно. Человек издал еще один захлебывающийся вопль и вдруг затих, уронив голову на грудь. Его мучитель встал с табурета, стоящего напротив кресла, к которому был привязан человек, подошел к нему и приложил два пальца к шее. Вена все еще слабо трепыхалась. Жив. Через несколько минут его разбудят, и он поймет, что все случившееся — иллюзия. Чрезвычайно правдоподобная иллюзия. А это значит, что его могут подвергнуть ей снова и снова. Он не выдержит этого осознания, не сможет допустить мысли о том, чтобы испытать эту боль еще хоть раз. И он заговорит. Они все рано или поздно говорят.

Парень закрыл глаз, который пересекал тонкий розоватый шрам, чувствуя тупую боль в затылке. За эту миссию ему слишком часто приходилось использовать Шаринган для пыток. Он потянулся за белой маской, прикрепленной к плечевой пластине. Юноша надеялся, что ему удастся поспать хотя бы пару часов перед тем, как приведут нового пленного.

Выйдя из комнаты, молодой человек остановился на мгновение, чтобы узнать нет ли других приказов. Из глухой черной тени, полностью скрывавшей фигуру его командира, донеслось хриплое:

- Хорошая работа, Хатаке. Можешь быть свободен, тебя позовут.

Не поворачиваясь, юноша кивнул и двинулся дальше по коридору, прочь из этого проклятого подвала.

Снаружи лунный свет, пробивавшийся сквозь рваные облака, освещал останки некогда большого административного здания. Сейчас это были обыкновенные руины, раскрошившиеся от времени и непогоды. Света хватало, чтобы видеть дорогу и не тревожить тишину из-за ненароком задетого камешка. Он поднял голову, чтобы сквозь прорези в деревянной маске получше разглядеть луну. Она казалось умытой в чем-то красном. Юноша зажмурился на мгновение, прогоняя наваждение. Когда он снова открыл глаза, луна была безобидного оранжевого оттенка. Но красный свет никак не хотел уходить из памяти. Слишком похож был на кровавую реальность его иллюзий. Парень крепче сжал челюсть и продолжил путь через старое здание.

На другой его стороне располагался их лагерь. Не разжигая костра, в разных позах сидели еле приметные тени. Лишь от белых масок отражалось неверное лунное сияние. Никто не отреагировал на его появление. Он и не ждал. Молодой человек нашел облюбованное ранее место, где лежал его рюкзак, и опустился на бетонный пол, прислонившись спиной к остаткам стены. Наконец-то, подобие отдыха. Можно было вытянуть ноги и закрыть глаза. Юноша чувствовал приближение дремы. На миссиях он никогда по-настоящему не спал — это было слишком опасно. В его снах, больше похожих на расплывчатые видения, он всегда надеялся узреть родную деревню, свежую зеленую листву, улыбчивых гражданских, болтающих о повседневных делах, беззаботные лица его друзей. Все ради этого. Все ради них. Но с каждым разом все ярче вставали перед глазами кровавые стены пустоты, раздавался крик, и падала светлая шелуха. Падала, облетая, пузырилась, лопалась, трескалась его собственная кожа. И его собственный крик эхом отдавался внутри черепной коробки.

Кто-то позвал его по имени. Юноша открыл глаза, руки инстинктивно сжались на рукояти меча. Но нет, все мирно. Просто привели еще одного пленного. Молодой человек встал, отряхнувшись. Поправил съехавшую во сне белую маску. Луна опять спряталась за облаками, но теперь ему не нужен был ее свет — он уже запомнил каждый камешек на дороге. Боль в затылке снова напомнила о себе. Хотелось приложить что-нибудь холодное к подаренному глазу. Последний подарок лучшего друга. Правильно ли он распоряжается им? Юноша взглянул в торону тусклой луны. Она опять светила красным. Это ничего. Это можно потерпеть. Все ради них, ради деревни, ради ее жителей. И он возобновил путь в сторону маленького сырого подвала, где его опять ждали красная тьма, надрывные крики и мягко облетающие светлые хлопья.