Клеймо для Сакуры. День второй. Часть третья

День подходил к обеду, когда в отделение пришла Сакура. Зайдя в светлый и просторный холл, она попросила секретаршу принести большую чашку латте в переговорную и бодро зацокала каблучками по паркетному полу, стараясь не выдать глубокой усталости и отчаянья. Поход в морг так ничего и не дал. Многочисленные сведенья только добавили сумбура в голове, ничем не простимулировав поимку убийц. А время все бежит…
В переговорной, у самого входа, на диване развалился черноволосый мужчина лет пятидесяти. Его змеиные глаза заинтересовано бегают по комнате, рассматривая обстановку, особенное внимание уделяя портретам императоров Японии. Он бегло осматривает одного, а потом, потеряв интерес, принимается изучать другого. Делая это с таким видом, будто смотрит на незначительных насекомых, недостойных величайшего внимания.
Впрочем, с появлением Сакуры господин вплотную занялся изучением девичьих форм. Его взгляд стал сальным и похотливым, раз за разом изучающим плавные линии женского тела.
Поборов желание врезать неприятному типу, Харуно улыбнулась и присела напротив мужчины, поставив на стол стаканчик с кофе. А потом, немного порывшись в сумке, добыла блокнот и ручку.
– Я Сакура Харуно, начальник полицейской префектуры Кото. Представьтесь. – Она откинулась в глубокое кресло, выпрямила ноги и прикрыла глаза. Порой успеваешь только удивляться, как быстро устаешь.
– Орочимару Хеби. Безумно приятно с вами познакомиться. Что же такая очаровательная девушка делает в полиции? Разве можно губить вашу красоту в этом задымленном департаменте?
Сакура нехотя приоткрыла глаза, взглянув на собеседника. Ее колкий взгляд словно обдал кипятком собеседника, отчего тот умерил пыл, стараясь сделать серьёзный вид, более подходящий теме разговора.
Ему вообще вдруг стало некомфортно в этой большой и светлой комнате. Он заерзал, пытаясь сесть поудобней, но чувство комфорта ушло безвозвратно. Что-то в помещении неумолимо изменилось. Мужчина не понял что конкретно, но похотливых взглядов бросать больше не хотелось. Его внутреннее чутье подсказывало, что не стоит играть с этой дамочкой, такой вежливой и обходительной на первый взгляд, но жёсткой на деле, в чем-то даже опасной. На какую-то долю секунды мужчине подумалось, что эта особа могла бы составить достойную конкуренцию в сфере наркобизнеса.
Они словно поменялись местами. Теперь она смотрела на него откровенно и презрительно, фактически балансируя на грани этикета. Впрочем, девушка быстро вернулась к работе, решив, что расследование важнее любых личностных отношений. Пару минут полистав досье, Сакура зачитала личные данные Орочимару и дождалась подтверждения.
– Вы хорошо были знакомы с Теруми Мей?
– Да, она была моей секретаршей.
– Как долго? – Девушка потянулась за кофе и сделала пару глотков, на миг прикрыв глаза от блаженства.
– Семь лет с момента основания. Дорогая, как скоро мой банк заработает? Я несу одни убытки. Вы представляете, сколько прибыли я мог бы заработать за три недели? – От негодования господин совсем утратил самообладание, уподобившись змее.
Сакура вопрос проигнорировала, сделав длинную паузу, во время которой усиленно вчитывалась в бумаги. Напряжение в комнате нарастало все более явно, но Харуно делала вид, что не замечает этого, доводя «клиента» до «кондиции».
– По какой причине ваши охранники не обошли вверенную территорию в одиннадцать вечера?
– Спросите у них, – он зашипел, словно змея.
– Хм, что же вы за руководитель, если не заставили отчитаться подчинённых? – Сакура прищурилась, наслаждаясь состоянием собеседника. – Удивительно, как ваша контора сумела продержаться довольно внушительный срок на рынке. Возможно, в вашем бизнесе не все так чисто?
Харуно глотнула еще немного кофе и медленно начала листать досье, будто читая совсем не сухую сводку данных, а женский журнал с моделями с подиумов и пикантными фотографиями мужчин.
– Согласно сводке десятилетней давности, вы пытались наладить собственных импорт наркотиков внутри страны. Быть может, ваше благосостояние сейчас зависит именно от подобного бизнеса?
Мужчина замолчал. Снаружи он все так же оставался холодным и равнодушным, но внутри все перевернулось, задрожало от страха и предчувствия. Предчувствия, что годами отлаженное дело всплывет наружу, раскроется правительству. Орочимару ослабил полосатый галстук на шее.
– А теперь постарайтесь высказаться кратко и емко. И, возможно, вы сумеете выйти из отделения сегодня. Ах да, не забудьте уточнить, где были во время смерти Теруми Мей. Как, не помните? Так напрягитесь!
Мужчина побледнел и громко сглотнул, заставив Харуно улыбнуться и расслабиться, настроившись на исповедь…

Примерно полчаса спустя вполне довольная жизнью Сакура дописывала сведенья Орочимару Хеби, допивая вторую чашку кофе. Первая беседа прошла довольно легко, хотя сальные взгляды постоянно нервировали и провоцировали к применению грубой силы.
«Дьявол. Похоже, сегодня отдохнуть не придётся. Этот склизкий тип болтливый, когда нужно. Хах, неужели так и не научился держать язык за зубами за столько лет работы с мафией?»
– Позовите, пожалуйста, Фуку Мей.
Через несколько минут в помещение зашла молодая, невысокая девушка с рыжими, почти бордовыми волосами. Вместе с ней вошла и психолог: женщина средних лет в длинном платье и очках. Они присели на диван и посмотрели на Сакуру.
Молчание затянулось, но пока никто из присутствующих не решился нарушить тишину. Харуно уставилась цепким взглядом в дочку первой жертвы, надеясь в ее поведении найти хоть что-то относящееся к загадочным убийствам. Ведь должна же она нервничать, зная хоть что-либо?
Первое впечатление о Фуко неоднозначно. Ухоженная и стройная девушка очень ярко выделяется своей красотой, она не боится ее скрывать – значит, достаточно уверенная в себе. Но, с другой стороны, она весьма закрытая, уравновешенная, может, даже нелюдимая. Даже в ситуации стресса держится достойно, как и полагается японке.
– Это неофициальная беседа, думаю, нужды в психологе не возникает. Оставьте нас одних. – Сакура даже не взглянула на женщину, только пальцами указала на выход, но, видя, что это не сработало, все-таки обратила внимание. – Девушка уже достигла совершеннолетия. Мне нужно объяснять вам, что это значит?
– Зачем я здесь? Я уже все рассказала следователю три недели назад. Неужели так трудно оставить меня в покое? Я что, так много прошу? – Фуко перешла на крик, но, не найдя реакции на лице Сакуры, зарыдала, уткнувшись лицом в ладони.
– Послушай, я ищу убийц твоей мамы. Поговори со мной, вспомни, может, было что-то странное в последнее время? – Сакура поднялась налить воды в стакан и поднесла его девушке. – Пожалуйста.
– А мне-то что от того, что вы найдете преступников? Это вернет мне мать? Это излечит меня от одиночества и страхов по ночам? Что это изменит?
Рыдания продолжились с новой силой, плавно стремясь перейти в истерику. Харуно пару минут понаблюдала за Фуко, а потом хлопнула в ладоши и вылила все содержимое стакана прямо в лицо девушке. После встала набрать еще воды.
– Прекрати. Давай по-хорошему, – Харуно зажала стакан в ее руке. – Для начала выпей воды. Расскажи мне обо всем, что вспомнишь, и будешь свободна.
– Зачем вы так? Я потеряла мать, единственного человека, который заботился обо мне! Неужели вам так нравится видеть горе в моих глазах?
Сакура усмехнулась. Уголки ее губ ели поднялись, а веки закрыли глаза. Она так устала. Так устала сообщать родственникам убитых про смерть родных, каждый день до переутомления отдавать себя работе, бежать за невидимым призраком криминала. Так устала.
Харуно достала тонкую сигаретку и закурила. Вдыхая дым настолько глубоко, насколько возможно.
– Это моя работа, Фуко. Я должна предотвратить еще одну смерть, и ты можешь мне помочь. Понимаешь? Ты ничего не вернешь, но еще можешь помочь какой-то жизни прожить свой срок. Слышишь меня?
На какое-то время девушка замерла, уставившись в окно. Яркие лучи солнца светили Фуко прямо в глаза, но она словно не замечала этого, возможно, усиленно о чем-то размышляя. Сакура не торопила, понимая, что шок каждый переживает по-своему. Ей вспомнилось, как она, в бытность маленькой девочкой, переживала смерть родителей. Временами сидя у огромного окна, с видом на дорожку к дому, она надеялась, что все это сон, и мама с папой скоро вернуться. Но не вернулись…
– За нами следили. Мне казалось, что в спину постоянно кто-то смотрит. Это началось три месяца назад и закончилось со смертью мамы. Однажды мне показалось, что наши телефоны прослушивают, заставила маму поменять номера. Но больше ничего необычного.
– Может, были какие-то подозрительные люди?
– Нет.
– Ты когда-нибудь бывала у мамы на работе?
– Да, но только в присутствии мамы. Послушайте, можно и мне сигарету? Пожалуйста?
– Нет. Вспомни, где ты была в ночь, когда погибла твоя мать?
– Что? Вы считаете, что это я убила маму? Вы с ума сошли? Как? Как я могла это сделать? За что? За наследство? – девушка подскочила и заорала. Соленые слезы все одна за другой потекли из карих глаз. – Катитесь к чертям, гореть вам в Аду!
Фуко Мей убежала, нечаянно опрокинув стакан. В комнате остались одинокая, никому не нужная девушка, укутанная в сигаретный дым, и звон разбитого стекла…

Хиаши Хьюго вошел в переговорную, когда на улице начало смеркаться. Сакура неторопливо выкуривала последнюю сигарету из пачки, пытаясь привести мысли в порядок. Очередной день следствия оказался слишком эмоциональным. Восьмой по счету разговор с близкими и родными убитых не ожидался легким.
– Присаживайтесь. Я Сакура Харуно, следователь по делу вашей дочери. Соболезную, – Сакура потушила сигарету, расправила платье и села ровнее, пытаясь подражать идеальной осанке собеседника.
– Благодарю.
– Расскажите мне о жизни Хинаты. Попытайтесь вспомнить все, что может быть подозрительным или полезным для следствия.
– Что вам необходимо знать?
– Господин Хиаши, я не знала лично вашей дочери. Расскажите мне о ней. Подумайте, кто мог желать ей смерти. Вспомните, возможно, в последнее время вы заметили что-то подозрительное. С кем она дружила, возможно, встречалась, что любила делать и куда ходить. Мне важна каждая деталь.
– Я перестал общаться с дочерью пять лет назад. Мне неизвестно то, что вам нужно, Сакура-сама. Я давно отрекся от Хинаты, – на каменном лице Хиаши Хьюго не дрогнул ни один мускул. И говорил он так, будто дочь в его жизни занимала место наравне с комнатным вазоном. И полевать лень, и вроде нужно.
– Почему? Согласно моим данным, она ваша старшая дочь, а значит, и наследница главной ветви вашего клана. Что послужило причиной вашего отказа от наследницы? – она чуть наклонила голову и шире распахнула глаза. – Чем была плоха Хината?
Хиаши Хьюго замер. Его лицо перестало что-либо выражать, будто застыло. Он не дрогнул, остался все так же сидеть с идеально ровной спиной.
– Хината пошла против моей воли, когда отказалась пойти по пути предков. Клан Хьюго родом их древности, и каждый наследник главной ветви всегда, – Хиаши не сумел сдержаться и ударил кулаком по столу, отчего вода в кувшине выплеснулась на древесину, – всегда был военным. Хината могла служить Японии, но она отказалась. Она захотела быть ювелиром. Слугой для таких, как мы! Я отрекся от нее. Давным-давно стер из памяти семьи. Поступил так, как должен был.
– Неужели вы забыли о родной дочке? Неужели вам безразлична была ее судьба? Неужели вы вообще ничего не знаете о собственном ребенке? – Сакура резко поднялась, уронив блокнот с карандашом, которые до этого лежали у нее на коленях. – Разве вправе вы считаться отцом после этого?
– Япония – страна людей, уважающих честь и умеющих кориться судьбе. Хината родилась в клане и должна была принять свою судьбу. Но не сумела сделать этого! Оказалась слишком слабой. В моем клане нет места никчёмным слабакам!
Их взгляды встретились. И в воздухе повисло напряжение. Такое явное, неподдельное, что в какой-то момент Сакура могла поклясться, что дышать оказалось нечем. Это была борьба. Бой между убеждениями и воспитанием, бой между консерватором и революционером.
– И чего вы добились? Потеряли дочь, оставили клан без наследника, осознали себя плохим отцом. Скажите, а стоило это того? Стоило это осознания, что вы оказались слабее собственной дочери? Стоило это бессонных ночей от самобичевания? – От эмоций Сакура начала говорить все громче и громче. – И стоило, черт побери, это ее смерти? Не думалось ли вам ни разу, что, не откажись вы от нее, она была бы жива?
Впервые за время всего разговора Хиаши опустил голову и уставился в пол. Долго молчал, а потом тихо заговорил:
– Я думал, что когда она ощутит себя никому ненужной, когда поймет, что такое жизнь в большом мире, она вернется. Но не вернулась. Хината оказалась сильнее меня, смогла подняться с колен и идти, стремиться к мечте. Я знаю, что она работала в ювелирном магазине Эбизо Аутсури. И еще то, что она каждый месяц присылала деньги Ханаби, моей младшей дочке. Она исследователь-фармацевт и из-за недостатка государственного бюджета постоянно нуждается в спонсировании исследований. Хината помогала ей. Послушай, девочка, найди того, кто это сделал, я хочу взглянуть в его глаза.
Хиаши Хьюго бесшумно встал и тихо вышел, не попрощавшись.

Следующей в веренице собеседников оказалась Конан Тенчи, молодая, приятная на вид девушка с завораживающими глазами орехового цвета. Она выглядит спокойной, но огромные тени под глазами цветом едва ли отличаются от волос, а покусанные губы создают слишком яркий контраст с бледно-зеленоватой кожей.
– Добрый день, – Конан плавно уселась на диван, едва слышно скрепя кожей штанов об обивку.
– Добрый, Конан-сан. Полагаю, вы знаете, что послужит нам темой для разговора. Поэтому я буду очень благодарна, если мы закончим с нашей беседой быстро. Мне не хотелось бы долго задерживать вас, – Харуно улыбнулась, инстинктивно пытаясь расположить к себе девушку. – Может, вы хотели бы кофе, быть может, чай?
– Нет, благодарю, – она замялась, не зная, как обратиться к собеседнице, сделав неподобающую по этикету паузу.
– О, простите, я забыла представиться. Сакура Харуно. Я ответственная за расследование гибели вашего мужа, – она вновь улыбнулась, не обратив внимания на паузу в разговоре. – Согласно досье, вас уже опрашивали, но я вынуждена повторить некоторые вопросы. Скажите, пожалуйста, Конан-сан, было ли что-нибудь необычное в день смерти Зетсу?
– Я не знаю. Меня не было в городе целую неделю, я приехала только на следующий день после звонка от следователя.
– Хорошо. В последнее время не происходило чего-либо необычного? Возможно, в ваших отношениях что-то поменялось?
Конан, до этого смотревшая прямо в глаза Сакуре, отвела взгляд к окну. Она шумно задышала, обняв мелко дрожащие плечи.
– Да, у нас случились перемены, – голос зазвучал глухо, будто она говорит сама с собой, глубоко окунаясь в горестные мысли и воспоминания. – В последний месяц он часто стал задерживаться на работе, у него были какие-то проблемы с магазином. Зетсу часто приходил после полуночи, когда я спала, а с утра после таких опозданий был молчалив и угрюм. Я спрашивала его об этом, и сначала он говорил со мной, а потом просто начал отворачиваться и отговариваться. Все чаще мы напоминали чужих людей, каким-то невероятным образом оказавшихся в одной квартире. Вскоре я узнала, что… Мне стало некогда думать про это. Я стала рассеянной и забывчивой, из-за этого часто забывала дома ключи, а потом до утра ждала Зетсу у дома. Однажды мы поссорились, и я уехала.
Она кажется фарфоровой куклой, с искалеченной, разорванной серединой. Хрупкие худые плечи дрожат, и, кажется, саму Конан знобит, несмотря на тридцатиградусную жару за окном. Ее горе столь велико, что она непроизвольно заражает им окружающих; Сакура вдруг ощутила душащий приступ меланхолии, в купе с воспоминаниями о детстве.
– Конан-сан, когда это случилось? Мне необходимо знать детали.
Девушка не ответила, кажется, уйдя еще глубже в себя.
– Конан, мне нужно это знать.
Ответа не последовало, и Сакура уж было задумалась растормошить собеседницу, когда она все же заговорила:
– За четыре дня до его гибели. М-м, Сакура-сама, можно мне воды?
В ее руках вода в стакане раскачивается из стороны в сторону из-за дрожи, а кольца на ее руках стучат о стекло. Сакура машинально отметила, что обручальное кольцо все еще украшает безымянный палец, а ее ногти выкрашены оранжевым лаком. Конан вообще весьма неформальная девушка – под стать своему мужу. Ее синие волосы украшает цветок-оригами, в подбородке пирсинг. А кожаный костюм делает ее схожей с хрупкой куклой-байкершой. Странная аналогия.
– У вас такой красивый цветок в волосах. Вы владеете техникой оригами?
Девушка вздрогнула, словно очнувшись от забытья и улыбнулась.
– Да. Это моя страсть, – она вновь опустила глаза, погрустнев. – Когда-то именно благодаря ей я и познакомилась с мужем. Я сидела в парке у пруда и пыталась сделать лилию, когда он подсел и просто стал наблюдать за моей работой. У меня ничего не получалось – я злилась. Да и мне было неудобно перед ним, поэтому я встала и пошла прочь. А он не пустил – догнал. И заставил сесть обратно, доделать работу. Помню, он пытался мне помогать, и у него получалось намного хуже. Его это не огорчало, а меня очень удивляло. Мы просидели до позднего вечера, успев обсудить все на свете. После мы больше не расставались. А это, – она коснулась цветка, – это его подарок на помолвку. Зетсу был тогда совсем бедным, ни на что другое денег ему не хватило, и он решил попытать удачу с оригами. Говорил, что потратил на него больше недели.
Конан вновь окунулась в море воспоминаний, замерев в одной позе. Ее руки обняли живот, а взор устремился в летнее небо, такое яркое сейчас.
– Наши специалисты предполагают, что ранением на животе убийца хотел скрыть татуировку Зетсу. Вы знали о ней?
– Нет.
– У вас есть догадки по поводу того, кто мог это сделать? – Сакура наклонилась к девушке, коснувшись ее руки.
– Не знаю, мы жили разными жизнями, тем более в последнее время. Поищите у него в магазине, вот ключи.
Конан Тенчи*, Леди Ангел, аккуратно поднялась и ушла, оставив щемящий осадок в душе собеседницы.

– Эбизо-сама, последний вопрос: замечали ли вы кого-нибудь, с кем общалась Хината? Возможно, к ней приходил какой-нибудь молодой человек или друг?
Противный старикашка уже третий час пытался дать показания, что доводило Сакуру до белого каления. Он то полностью отключался, засыпая прямо на ходу, то принимался что-то бессвязно говорить, смачно причмокивая. А в редкие минуты просветления, когда его глаза начинали выражать признаки бодрствования и чистого разума, он произносил несколько фраз, которые, безусловно, были по делу, что безгранично радовало девушку-следователя.
Часто, когда он собирался дать ответ, старик начинал водить по воздуху руками, имитируя движения, с которыми то ли молотком бьют, то ли удочку забрасывают. К середине беседы у Сакуры стало складываться впечатление, что дедок просто не видит ее за густыми седыми бровями и считает ее голос своим собственным, только внутренним.
А еще он был окончательно глухой…
– Ась?
«Абзац!»
– Говорю, Эбизо-сама, приходил к ней кто? – Сакура уже не кричала, нет, она орала так, что начинала сипеть и кашлять от усердия.
–А, так что же ты, дочка, сразу не сказала? – старик, недовольно причмокнув, вновь замахал руками. – Дак, ходил к ней один. По вечерам был. Постарше Хинаточки будет, седой, поди, уже весь.
«Ками-сама, спасибо, что он не сдох здесь у меня!»
– СПАСИБО, МОЖЕТЕ БЫТЬ СВОБОДНЫ!
Дедок резвенько вскочил и вышел, а Сакура обессиленно упала в кресло, принимая чашку горячего чая из заботливых рук секретарши.

В полицейском отделении одного из двадцати трех специальных районов Токио Кото давно погас свет. С наступление темноты здание словно вымирает, это так обыденно и привычно. Но еще привычней, что одно окно, как всегда, светится даже глубокой ночью. Именно в такие моменты напрашивается аналогия, что правосудие не спит. И пускай оно в лице хрупкой и очень усердной девушки.
Сакура так устала за день, что, дописав последнее слово в протоколе, уснула. Да-да, прямо там, на куче бумаг и фотографий, рядом с неизменным бокалом малинового бренди и пеплом от сигарет. Но днем она была довольна, посему сделала это с чистым сердцем.
И уснула она так крепко, что только под утро увидела первый сон, в котором грезила о прекрасном незнакомце, с утра чуть ее не сбившем.

*天使様 (Tenchi) – ангел с японского.