Когда сгорают лепестки... Глава 32.

XXXII

Лунный свет, прорезавшийся через темный полог ночных облаков, наполнил мерцающим сиянием комнату, преображая обычные вещи во что-то волшебно-зыбкое. Словно все предметы обрели новый, тайный смысл. И эта смятая постель, и эти колеблющиеся в открытом окне белые занавеси, и этот тонущий в тенях потолок, и эти плывущие запахи влажной листвы и цветов, и это лунное мерцание в бездонной тьме его глаз — Сакура ощутила всем существом, что такие моменты бывают лишь однажды и не повторяются никогда. Она робко, почти с опаской, словно боясь отогнать нечаяное чудо, протянула белеющую в темноте руку и мягко коснулась его губ. В полумраке она различила смутную улыбку на его лице. Внутри что-то дрогнуло.
— Саске, а может быть, ты... — она не закончила фразы, а чувствам в груди стало тесно. Так тесно, что они давили изнутри, мешали дышать, мешали биться сердцу, и, казалось, вот-вот готовы были просочиться в мир через поры ее тела.
Он легко прихватил губами ее пальчик, тут же выпустил, и очень тихо произнес ту же самую фразу, внимательно вглядываясь в тонкие черты ее лица:
— Сакура, а может быть, ты...
И две эти фразы столкнулись, переплелись, и взлетели куда-то ввысь, разбиваясь о плоскую твердь потолка. В этой хрупкой ночной тишине, в сплетениях загадочных теней и голубого лунного света так и не прозвучал ответ на невысказанный вопрос. Но им обоим в этот момент слова были не нужны. Никто из них уже не вспоминал о том, что когда-нибудь наступит рассвет. В эти часы солнце стало их врагом.
— У тебя волосы отросли, — некоторое время спустя сказал Саске, задумчиво наматывая на пальцы шелковистую прядь.
— Правда? — она улыбнулась тихой улыбкой.- Кажется, я их отрезала сотню лет назад.
«Сотню лет назад, когда я плакала о тебе», — подумала она.
— Больше не смей.
Он, как обычно, говорил коротко и в приказном порядке. Но спорить с ним совершенно не хотелось. Скорее, ей даже нравилась эта его манера. Она принимала его таким, какой он есть. Сакура улыбнулась чуть шире, и он сразу откликнулся, поцеловав ее невесомую улыбку.

Было уже далеко за полночь, когда им удалось добраться до душа, и прошло еще не менее часа, когда они вышли из него, разгоряченные не только от воды. Сакура почувствовала, что проголодалась. За прошедший день она не проглотила ни малейшего кусочка пищи — слишком высоко было напряжение. И теперь, когда Саске обернул вокруг ее тела пушистое белоснежное полотенце, а она безвольно отдавалась его рукам, разомлевшая от любви и пара, чувство голода откровенно заявило о себе тихим урчанием в животе.
Саске усмехнулся:
— Кажется, кто-то хочет есть. Физические упражнения этому способствуют.
Сакура уловила нотки какого-то мальчишеского самодовольства в его голосе, радуясь, что краску на ее лице можно списать на действие пара.
— Я бы не отказалась от чая с бутербродом.
Саске затянул на своих бедрах такое же белое полотенце, каким обернул Сакуру:
— Пойдем проведем розыскную работу на кухне. Нельзя, чтобы ты умерла от голода. Смерть принимается только от... — он склонился к ее уху и прошептал фразу, от которой девушку снова бросило в жар. Он в очередной раз хмыкнул, думая, что ему невероятно нравится, как она краснеет, как, смущаясь, отводит в сторону глаза.
Они спустились в кухню, и Саске деловито принялся обшаривать холодильник. Сакура присела на диван, с легкой улыбкой наблюдая за его действиями. Видимо, особым успехом они не увенчались, так как Саске отвернулся от холодильника с легким раздражением на лице:
— Черт... Этот Итачи... Ничего приличного не оставил. Есть яйца, соевый и ореховый соусы. Омлет?
Она кивнула головой. Ей было все равно. Хотелось просто за ним наблюдать. Это было совершенно новое ощущение — видеть его в обычной домашней обстановке, озадаченного самым тривиальным вопросом, который можно было только придумать. И она не смогла удержаться от смеха, когда молодой человек с упорством маньяка принялся взбивать палочками яйца в глиняной миске. Было совершенно невозможно оставаться равнодушной при виде его сосредоточенного, слегка нахмуренного красивого лица с обозначившейся на переносице складочкой. Но когда на это лицо попали яичные брызги, Сакура потеряла терпение, подошла к нему и отобрала миску:
— Ясно, кто у вас готовит. Похоже, без Итачи ты ни на что не способен.
Саске бросил на нее косой взгляд, но девушка только улыбнулась. Неожиданно она ощутила за собой право его дразнить:
— Оказывается, Учиха Саске не так уж и идеален. Даже простой омлет приготовить не можешь. И не надо сверлить меня взглядом.
— Молчала бы, ходячая проблема.
Он отошел в сторону, скрестив руки на груди, и теперь сам наблюдал за ее действиями, за ее ловкими уверенными движениями, за поворотами и наклонами ее головы, за тем, как она от старательности прикусывала нижнюю губу и рассеянно убирала волосы с лица. И он снова ее хотел.
Периодически молодой человек давал ей подсказки, где найти подходящую сковороду, где хранятся тарелки, где лежит свежий рисовый хлеб. В сознании Саске все плавные и быстрые движения Сакуры превратились в настоящий узор, какой-то танец, вписывающий в себя и связующий воедино окружающую обстановку, и все предметы, и даже его самого. Саске не заметил, как она все закончила и поставила на стол две тарелки. Улыбка на ее губах стала очень довольной. Молодой человек попытался понять причину и бросил взгляд на стол — кружочки нарезанного омлета, припорошенные зеленью, ломти свежего рисового хлеба, соус в мисочке. Его взгляд остановился. Сакура это заметила и слегка смущенно произнесла:
— Это все, что я могу сегодня сделать для тебя.
На его тарелке густым ореховым соусом она вывела надпись:
«С Днем Рождения, Саске!»
Она помнила этот день. Всегда его помнила. И сегодня — тоже. Сначала не желала думать об этом, чувствуя, что ее используют, что над ней совершают насилие. Но сейчас, когда ей стало казаться, что в их отношениях произошла перемена, ей хотелось сделать для него все. Ей хотелось, чтобы он улыбался. Улыбался вместе с ней.
Девушка замерла в ожидании. Он перевел на нее непроницаемый взгляд черных глаз:
— Как узнала? Я не говорю об этом.
Голос его был резок и в глазах блеснул знакомый лед. Сакура не ожидала такой реакции. Глаза ее расширились. Девушка быстро отвернулась, подхватила электрический чайник, подошла к раковине, чтобы набрать воды, и с трудом выдавила из себя бесцветную фразу:
— Наруто...
— Аааа... — протянул за ее спиной Саске. — Этот кретин... Говорил же ему не распространяться.
Сакура, чувствуя злость и обиду одновременно, вздрогнула и метнулась к столу:
— Прости. Не знала, что ты так к этому относишься. Я сейчас все выброшу.
Она подхватила тарелку, направилась обратно к раковине, поставив ее с краю, включила воду — все одним стремительным движением. И тут же почувствовала, как руки Саске обвили ее талию, прижимая спиной к его груди. Он легко коснулся губами нежного участка шеи под ухом девушки:
— Я не хотел тебя огорчить. Не сдержался. Просто — да, так к этому отношусь... Когда-то в этот день умер отец. А вскоре и мама. Не перенесла его смерти... Любить кого-то и терять — больно. Очень. Я всегда считал, что лучше не чувствовать. Никаких чувств — и все в порядке... Я ненавижу День Рождения, — он сделал паузу и полушепотом добавил, ощущая, как расслабляется ее тело в его руках. — Но только не сегодняшний...
Еще никогда Сакура не слышала настолько откровенных слов от Саске, и возникло чувство, словно прямо изо льда, пробивая себе путь навстречу солнцу, вырастают и распускаются яркие и очень нежные цветы. Она облегченно всхлипнула. Всего один раз. Не удержавшись. Совсем тихо.
И тут же услышала его голос, мягкий, но полный легкой иронии:
— Решила сегодня затопить весь дом? Хм...Ты и правда, — проблема... Но знаешь, я люблю... — он сделал невольную паузу, словно слова застряли в горле, и твердо проговорил, — проблемы.
Она вздрогнула. Дыхание пресеклось.
«Неужели?.. Неужели это все же может быть?..»
Сакура на секунду замерла, порывисто развернулась, посмотрела на него широко распахнутыми зелеными глазами, в которых цвела весна ее любви, и выдохнула:
— Я тоже. Люблю.