Когда сгорают лепестки... Глава 36.

XXXVI

Рвать бумагу — очень просто. Особенно если листы тонкие и приятные на ощупь. Лучше всего — тетрадные. Хотя газеты тоже сойдут, но от них чернеют подушечки пальцев, что портит скромное удовольствие.
Она распотрошила уже не одну тетрадь. Белая горка змеящихся бумажек скопилась на кровати возле ее поджатых коленей. Но Сакура не могла остановиться. Словно в глубоком сне, неспешно, размеренно, она вырывала очередной лист, прихватывала указательным и большим пальцами каждой из рук и аккуратно тянула — правой к себе, левой — от себя. Полоски получались идеально ровными, в сантиметр шириной, как по линейке — за две недели она приловчилась.
Родители ничего не говорили. Большей частью молчали вообще. Возможно, мать и рыдала где-то в уголке — но без зрителей ей это вряд ли доставляло удовольствие. Отец просто молча выносил мусор, гладил по голове и даже не вздыхал. Иногда приходил, чтобы рассказать какую-то историю, чаще всего — из собственной жизни. Сакура его внимательно слушала, скорее из вежливого почтения, чем из интереса. Кивала головой в знак согласия или морщилась в знак недовольства чем-либо — но настоящих эмоций не было. Была игра в чувства.
Ела она тоже мало — организму было достаточно горстки пищи в день и пары стаканов чистой воды. Тогда ее впервые посетили мысли, что для поддержания собственного существования человеку нужно не так уж и много. Достаточно чуточку еды, чуточку воды, нескольких часов сна, и главное — хоть какого-то покоя.
И она совсем не выходила на улицу, большей частью проводя время в своей комнате. Читала — что-нибудь легкое и почти бессмысленное. Пыталась рисовать, выбирая мелки и светлый картон вместо красок и бумаги. Просто лежала, глядя в потолок и следя, как рассветные тени сменяются вечерними. Или вот так рвала листы.
Задача была предельно проста — выжить, не упасть во мрак, затаиться, набраться сил.
И беззвучные дни, и цветы без запаха, и сны без сновидений. Вот только откуда-то, с самого края сознания, упрямо смотрели черные глаза. Не желали отпускать.

В этот день, ближе к вечеру, пришел Наруто.
Сакура была ему благодарна за то, что он как обычно сиял улыбкой и не прятал глаз. Узумаки притащил с собой целый пакет свежей дышащей выпечки и пару новых книг, развороты которых еще пахли типографской краской. Зная любовь Наруто к книжным магазинам, Сакура сразу догадалась, что этот подарок точно выбирал не он. Чувствовалась заботливая рука Хинаты.
Парень просидел около сорока минут, выложив все последние сведения об окончании экзаменов и единолично уничтожив принесенные сладости. И это не смотря на то, что по вкусу они мало напоминали рамен. Перед уходом он задал тот же самый вопрос, который из раза в раз задавал при каждом своем посещении. И из раза в раз он получал один и тот же ответ — отрицательное покачивание головы.
— Хоть Саске не подает виду и сдал все экзамены великолепно, все же мне кажется, что он глубоко переживает. Пожалуй, стал еще более молчаливым и невыносимым, чем обычно. А у него и так самый несносный характер в Японии, — голос Наруто, остановившегося в дверях, был непривычно серьезен. — Сакура, это ведь неправильно все...
Она только мягко улыбнулась так, что улыбка не коснулась ее глаз, и снова покачала головой.
— Как знаешь, — Наруто отвернулся. — Только ты не сможешь прятаться от него и от жизни до бесконечности.

Маршрут был привычным. От дома Сакуры Наруто всегда шел к дому Учихи. Своеобразная игра, в которую они играли вдвоем с Саске. Никаких договоренностей не существовало. Наруто не требовалась команда, чтобы поступать так. Он прекрасно знал, что гордость друга не позволит попросить о помощи или даже задать лишнего вопроса. Поэтому он приходил к Саске сам, терпел его резкость и лед сарказма, словно между делом рассказывая о своих наблюдениях за Сакурой. Вот и сейчас, устроившись на полу в комнате младшего Учихи, Наруто сначала поболтал о последнем футбольном матче, а потом завел разговор о группе, глядя как сидящий рядом друг морозит взглядом и без того холодную банку пива, зажатую в руке:
— Наверно, теперь нам надо снова подумать только об инструменталке.
Это значило для Саске одно: «Сакура не скоро возвратится в группу. Если возвратится».
— Ты как всегда поспешен в выводах, — привычная усмешка отразилась на лице Учихи.
Наруто прочитал его мысль: «Я не собираюсь сдаваться просто так».
— Может, ты и прав, — лицо Узумаки приняло самое беззаботное выражение. — Я тут к Харуно случайно заглянул сегодня. Выглядит неплохо. Хотя, черт разберет этих девушек. Но, вроде бы, порозовела. Да и бумажек рядом с ней меньше.
Саске ничего не ответил, не изменился в лице, но уловил главное — Сакуре лучше. Что-то похожее на чувство облегчения шевельнулось в груди, но в ответ он просто кивнул головой.
— Ох и много же ей придется наверстывать. Даже экзамены не стала сдавать! И совсем не интересуется, как они прошли у нас. Я рассказал, но никакой реакции в ответ. А чего только мне стоило его не завалить! Хорошо, что у Хинаты были запасные шпоры...— тараторил Узумаки.
«Прости, но про тебя она не спрашивает» — гласил подтекст.
— Кому нужны твои идиотские истории? Только такой кретин как ты мог выронить все шпаргалки прямо перед учительским столом. Возможно, истории кого-нибудь другого для нее будут интереснее.
— Ну, у нее небольшой выбор. Я тут поговорил с ее отцом... Милый старикан такой... Кроме меня и Хинаты гостей не бывает.
«Никаких мужчин. Понял, ты, ревнивый придурок?!»
Очередная усмешка в ответ, а Наруто продолжал:
— Правда, она до сих пор и видеть-то никого не хочет.
«По-прежнему не желает видеть тебя».
— Но думаю, это временно, — поспешно добавил Наруто, заметив, как сильно сжала рука Саске жестяную банку, которую он так и не вскрыл.
Узумаки очень хотелось верить в собственные слова — было ясно, что терпение друга на исходе.



На дверях сияющего стальным цветом подъемника красовалась табличка: «Приносим свои извинения. Сбой в системе электроснабжения. Лифт временно не работает. Администрация». Итачи мысленно чертыхнулся и стал подниматься по лестнице на четырнадцатый этаж. Благодаря хорошей физической подготовке и силе молодого организма, Учиха добрался до нужной квартиры, даже не сбив дыхания. Он некоторое время простоял на лестничной клетке, уютно обустроенной кадками с цветами, разглядывая их яркие соцветия и сочные зеленые листы, пока дверь не открылась. На пороге возник хозяин — как обычно, подтянутый, приветливый, но с какой-то отстраненностью, притаившейся глубоко на дне гранатовых глаз. Учиха подумал, что он стал немного похож на одну из своих кукол — красивую и неживую.
— Привет, Итачи. Что-то долго ты поднимался.
— Знаешь, Сасори, в вашем высококлассном доме весьма несговорчивые лифты.
Молодые люди прошли в чистую просторную кухню.
— Что будешь пить? В баре было пиво, виски, коньяк, — Сасори пришлось приложить видимое усилие, чтобы вспомнить содержимое собственного бара. Итачи это заметил и облегченно подумал, что друг не из тех, кто топит свои проблемы в вине.
— Сегодня я за рулем. Так что, предложи мне лучше чаю.
Первая фраза сразу напомнила о том дне, когда Сасори подвозил Учиху домой. Хозяин квартиры мысленно поморщился и занялся приготовлением чая. Он оказался ароматным, насыщенным и приятно грел руки через глиняные стенки чашек.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Итачи, когда они оба устроились за столом.
— Уже вполне нормально, раз выписали. Мне крупно повезло, что я не подумал о ремне безопасности. При столкновении меня хорошо так откинуло набок. Если б этого не произошло...
Они помолчали. Перед внутренним взором Итачи мелькнули события двухнедельной давности. Выбежавшая из дома Сакура — босая, в одной рубашке, слегка прикрывавшей тело. Бросившийся вслед Саске, ошарашенный и злой. Он сам, поспешивший за ними, чтобы увидеть, как машина друга вылетела на встречную полосу, столкнувшись с другой легковушкой. До сих пор в ушах стоял пронзительный крик Сакуры, от которого мороз пробирал до самых костей — казалось, что люди неспособны так кричать. Все смешалось в какой-то жуткий винегрет. Трагедию абсурда.
Сасори повезло дважды: что не пострадал водитель другого автомобиля, и что он сам, видимо в спешке, не воспользовался ремнем безопасности. Если бы корпус его тела не отбросило в сторону, то руль, прошедший от удара в спинку водительского кресла, точно бы раздавил грудную клетку. А так Сасори отделался только черепно-мозговой травмой легкой степени. Врачи сказали, что он счастливчик, но все же случившегося хватило, чтобы молодой человек провалялся в больнице добрых две недели. Однако это было лучше, чем билет на экспресс к райским вратам.
Скорая отреагировала моментально, через пять минут забрав Сасори. Вместе с ним увезли и потерявшую сознание Сакуру. Саске поехал тоже, а Итачи чуть позже добрался до больницы уже на машине. Он вспомнил, как они сидели с братом в коридоре при свете потолочных ламп, жутко раздражающих своим ослепительным белым сиянием. Руки Саске были крепко сцеплены в замок. Казалось, никакая сила не способна их разжать. Именно тогда Итачи до конца понял, что значит происходящее для его младшего брата.
— Знаешь, мне потребовалось время, чтобы прийти в себя. Но сейчас со мной все в порядке, — голос друга вывел Учиху из раздумий.- Я, наверно, вел себя по-детски, не разрешая Сакуре прийти ко мне. В конце концов, надо было расставить все точки над i. Да и ты прости, что стал свидетелем той некрасивой сцены.
Итачи молча кивнул. После короткой паузы Сасори, внимательно разглядывая, как отражаются его глаза в зеленоватом зеркале чая, задал вопрос:
— Что твой брат? Он...
Молодой человек не договорил до конца, но Учиха понял, о чем его спрашивают:
— Он серьезен. Можешь не сомневаться. Но так же, как ты не хотел видеть ее, Сакура не желает встречаться с ним. Мы не обсуждали это, но я догадываюсь... Ты беспокоишься о ней?
Сасори поднял глаза на Итачи и улыбнулся. Улыбка получилась печально-ироничной:
— Ничего не могу поделать. Похоже, это неизлечимо, в отличие от сотрясения мозга... Должно быть, помочь может лишь лоботомия...
Учиха отставил чай в сторону. Лицо его сделалось необычайно серьезным. Казалось, он очень старательно подбирает слова:
— Есть еще кое-что, о чем ты не знаешь. Не говорил раньше, потому что твое состояние не допускало таких разговоров. Но думаю, теперь ты должен знать.
Губы Сасори слегка поджались, а взгляд стал каким-то острым и цепким. Рука непроизвольно крепче ухватилась за спинку мягкого кухонного дивана:
— Что еще? — коротко спросил он.
Итачи не стал медлить с ответом. Он прямо посмотрел в глаза друга и твердо произнес:
— Сакура больше не может говорить. Она полностью потеряла голос.