Куколка. Глава 17.

Сквозь приоткрытое окно пробивалась ритмичная музыка. С прошлого раза мало что изменилось: все тот же жуткий вид, все те же грозные амбалы у входа, пьяная молодежь и неоновая вывеска "Сора". Прошло уже полчаса, а я все так же сидел в машине, наблюдая за развитием событий за окном. Но менялось лишь число сигарет в пепельнице машины. Никогда не любил бросать окурки на асфальт, но не из-за каких-то переживаний об экологии и чистоте мира сего. Просто хоть раз понаблюдайте за одиноким тлеющим цилиндром. Словно наблюдаешь за умирающим… Но довольно лирики, этой дряни в последнее время слишком много в моей жизни.
В этот раз обстановка внутри клуба уже не казалась мне убогой, скорее какой-то поэтичной. Здесь мог бы чувствовать себя уютно и человек, который, забив на все и на всех, пришел оторваться под музыку, и тот, кто явился в это заведение, чтобы утопить всю печаль в немалой дозе спиртного, и даже уникал, который потерял смысл жизни или вдохновение. Казалось удивительным, как в такой толпе потных тел вперемешку с запахом дешевого табака и бьющей по ушам музыкой, можно было чувствовать себя вполне свободным, или даже беззаботным.
Кое-как пробравшись к барной стойке, я присел на один из высоких стульев и осмотрелся по сторонам. Что я пытался рассмотреть в этом смоге и покачивающихся в ритм людей, сказать сложно. Встретить здесь милую фею с розовыми волосами можно было примерно в пяти из десяти случаев. Я мог, конечно, спросить у Карин ее адрес, но смысл? Зачем втягивать в это и Като? К чему этот спектакль, я и так был слишком резок с ней.
- Да мне стоит свистнуть, и ты полетишь из этого клуба ко всем чертям! - неподалеку от меня некто, с довольно знакомым хрипловатым голосом и, не совсем связной речью, попытался выбить из бедняги-бармена еще порцию спиртного. Повернувшись к источнику шума, я заметил знакомые огненно-рыжие волосы, торчащие во все стороны, и профиль незадачливого Ромео.
- Прости, Гаара, но с тебя хватит. Я позвоню твоей сестре, - худощавый брюнет, он же бармен, уже достал мобильный телефон, но мой знакомый схватил его за воротник рубашки:
- Не смей!
Не долго думая, я быстро перехватил руку Гаары и освободил тем самым паренька за стойкой.
- Я позабочусь о нем, - уверил я бармена, на что тот с нескрываемой благодарностью кивнул и продолжил свою работу.
- А, это ты, хр*н моржовый, - руки Гаары не слушались его, поэтому, когда он попытался ударить меня, я не просто сумел увернуться, а имел честь наблюдать, как его кулак встречается с его же щекой. Едва не свалившись со стула, Гаара мотнул пару раз головой и выругался.
- Пойдем-ка, приятель, - отвести его подальше от успокоительного спиртного не составило большого труда: тело парня тот час же обмякло.
По памяти я дошел до двери, ведущей в небольшой коридор, и только там, обнаружив, что гримерная заперта, я отпустил парня.
- Что ты за изверг? - солист сел на пол и обхватил руками колени, пряча голову. - Как можно быть таким черствым. Чем я, бл*ть, хуже?
- Если бы меня девушка отшила, я бы вряд ли так надирался, - я с интересом наблюдал за ним: этому типу многое известно о жизни Сакуры.
- Да что ты понимаешь!? - Гаара буквально взорвался от моих слов, тот час же бросив в мою сторону гневный взгляд. - Сколько ты ее знаешь? Месяц? Два? А я три года ее добиваюсь, но все тщетно. Да что там, знакомо ли тебе вообще поражение? Неудача? Известно ли тебе вообще, что значит тратить свое время на человека, которому плевать на тебя?
- Так объясни мне, - я был спокоен, любопытство сейчас было сильнее любой другой эмоции.
После минутного замешательства, Гаара все же снова взглянул на меня, но теперь его глаза вновь стали пустыми, как тогда, когда он застал нас с Куколкой на кухне.
- У тебя есть брат? - внезапно начал он.
- Старший, - не понимая хода его мыслей, выдал я.
- Значит, ты должен понять все то, что я испытывал с самого детства.
Повисла тишина, но я не решался ее нарушить, ожидая, когда же он продолжит.
- Ты знаком с Темари и Канкуро. Однако, в моей семье был еще один брат. Самый старший. Сасори.
- Был? - но мое замечание осталось без внимания.
- В отличие от нас, помешанных на музыке, Сасори увлекался скульптурой. Он вообще был странным. Многие не воспринимали его в серьез, а некоторые родственники вообще сочувствовали нашим родителям, мол, горе - сумасшедший в семье. А что с него было взять? Сасори и вправду был не от мира сего. Слишком добр, слишком наивен. Словно жил в своей сказочной стране, которую населяли его куклы.
- Ты же говорил, он занимался скульптурой...
- Но не той бездушной и холодной из гипса или мрамора. Он вырезал из дерева. Давал им имена. Считал живыми. Мог сутками просидеть в мастерской без еды и сна. Но на удивление многие девушки приходили от него в восторг. Брат пользовался огромной популярностью у девок. Куда там! Он был для них словно Маленький Принц Экзюпери. Я восхищался им, стремился быть таким как он. И пусть мои увлечения были иными, я мечтал, чтобы меня перестали называть "братом Сасори". И я этого добился. Поступив в Академию Искусств, я быстро завоевал авторитет. Все знали меня, приходили на концерты. Фанатки - их было море. А про моего умалишенного братца потихоньку забывали. И не мудрено, ведь его не интересовало ничего мирское. За его работы сулили большие деньги, его приглашали на выставки, а он просил друзей присутствовать вместо него. Видите ли, он не мог смотреть, как некто забирает его творения за грязные бумажки. Однако и моим счастливым дням настал конец, когда появился в Академии человек, который смог разделить взгляды брата…
- Куколка? - скорее риторический вопрос.
- Она была другая. Знаешь, будто создана им же. Все наши друзья считали ее самой милой, самой доброй и бескорыстной. А я с ума сходил по ней, но Куколка не видела во мне мужчину. Медвежонок. Милое прозвище и все. Меня пожирала ревность. Идиот! - он с силой ударился головой о стенку. Для меня миновала целая вечность в ожидании, когда же он продолжит. - Все знали, что я был без ума от девушки брата, и от этого было еще хуже… А затем все решилось для меня само собой.
- И как же?
- Он умер. Причем так внезапно для нас всех… Рак мозга. И все.
Меня будто парализовало.
- Представь, ты мучаешься, страдаешь, желаешь, чтобы брат исчез - и он исчезает. И что ты думаешь? Я воспринял это как знак. Каким же гав***ом я был!
- А как же это пережила Куколка? - меня сейчас не волновал ни Сасори, ни пьяный Гаара. Все постепенно вставало на свои места.
- Она просто этого не приняла… - внезапно парень рассмеялся, и этот смех пугал меня все больше. - Помнишь, что я сказал тебе тогда на пляже? Так вот, она лишь с первого взгляда осталась прежней. Кто бы знал, что твориться в ее душе? После всего этого, Куколка могла пропасть на месяц, а затем объявиться, будто ничего и не было. Снова улыбаться и смеяться. Но я скажу тебе одну вещь, которую не знает никто, - он склонился ко мне ближе, - она помышляет о самоубийстве.
Решив, что слушать все это далее бесполезно, я вдруг ощутил, что должен быть сейчас не здесь с пьяным придурком, который испытывает комплекс младшего брата, а с ней.
- Где она живет? - резко спросил я.
- Улица Такесита. Там есть магазин "Кукольный дом". Зайди со двора, а не с центрального хода, - парень махнул рукой и снова погрузился в свои мысли, устремив взгляд в одну точку.

Если рассуждать логически, то было бы не трудно догадаться, что Сакура живет именно здесь: до станции Хараджуку - рукой подать, к тому же это место славилось своей неоднозначностью в моде и культуре новой Японии. Затерявшись среди современных построек центральной части Токио, несколько кварталов района Хараджуку, включающих улицу Такесита, не сдавали своих позиций новомодным бутикам и многоэтажным офисам. Здесь все было так, как и пятьдесят лет назад: здания тривиального европейского стиля двадцатого века, которые населяли в своем большинстве простые люди, чьим родственникам была предоставлена эта часть города после землетрясения в 1946 году. Аккуратные двух-, а то и трехэтажные дома имели два выхода: на центральную улицу, и так сказать "во двор". Помотавшись лишние минут двадцать, я, наконец, достиг цели.
Милый домик, небольшой садик у входа. С противоположной же стороны здания, фасад украшала цветастая вывеска "Кукольный дом", витрина у входа пестрила обилием рюшечек, бантиков, бабочек и цветов.
Но лишь приехав сюда, я понял, что сказать мне все равно нечего. Как я не напрягал свой и без того уставший мозг, я не мог найти предлог столь позднего и неожиданного визита. От безысходности я приложился лбом к рулю, но, очевидно, слишком резко, и сработал сигнал. Я осмотрелся по сторонам и немного успокоился, когда понял, что не один разъяренный сосед не желает наподдать мне за такую "побудку" в два часа ночи.
Зачем, сказать сложно, я вышел из машины и оперся спиной на дверцу. Я смотрел на зашторенные окна второго этажа. Почему, не знаю, но я был уверен, что это ее окна. И через мгновение убедился в этом: плотная штора с каким-то диким узором открылась, и я увидел Сакуру. Некоторое время мы смотрели друг на друга не шевелясь. Даже отсюда я видел недоумение на ее лице, но, что радовало, отсутствовала злость или раздражение. Затем она задернула штору. Происходящее напоминало мне действия сумасшедшего, наблюдающего за луной. Он, подобно мне, не осознает причину такого желания видеть серебряный диск, но точно знает, что должен быть здесь и сейчас. А разбойница-луна и вовсе не замечает его. Она может лишь на короткое время случайно осчастливить своим образом бедолагу, а затем так же внезапно скрыться за тучами.
За рассуждениями о шизофрениках и небесном светиле, я и не заметил, как в прихожей включился свет, открылась дверь и на крыльцо вышла та, что терзала меня вмешательством в мою серую жизнь. Моя луна.
- Поздновато для визитов, - она неодобрительно покачала головой.