Ледяное пламя. Пролог.

Пролог.

– Деда! – раздался звонкий мальчишеский голос. – Вставай! Быстрее!
Послышался топот детских ножек по старой деревянной лестнице, а затем пожилой мужчина увидел светловолосого мальчугана лет семи с ясными голубыми глазами, что заглядывал к нему в комнату и широко улыбался.
– Встаю уже, встаю, – проворчал старик и поднялся, опираясь на старую тросточку. – А мы будем завтракать сейчас?
– Потом позавтракаем, – бросил внук, обувая сандалии, – все вместе.
– Ну, хорошо, как скажешь, – усмехнулся дедушка. – Только потом не говори маме с папой, что я тебя голодом морил.
– Не буду, – раздалось в ответ, а затем мальчик протянул: – Деда, ты ещё долго?
– Да иду я, иду… Ты беги вперёд. Только причешись, Минато… – дед лишь покачал головой, зная, что малыш либо не услышал его, либо не захотел услышать.

Мальчик всё время то забегал вперёд, то вновь возвращался к дедушке, что с трудом двигался по неровной тропинке, опираясь лишь на худую трость. Минато подбегал, брал его за руку и прижимался своей головкой к плечу старика, а затем вновь убегал, гоняясь за солнечными зайчиками и задорно смеясь. Пожилой мужчина с легкой иронической улыбкой следил за внуком, изредка останавливаясь и вдыхая свежий, утренний воздух с легким запахом цветущей сакуры.
У главных ворот Конохи уже собрались многие жители, встречая своих родственников, друзей и остальных героев войны, вернувшихся домой. Казалось, всё вокруг ликует вместе с толпой. Дети жались к матерям, всё время вертя головой и стараясь разглядеть и запомнить как можно больше. Женщины крепко держали за руку своих детей, словно боясь потерять их, на щеках большинства блестели слёзы радости.
Минато взял дедушку за руку и остановился, ожидая возвращения родителей. Они не были дома уже три месяца подряд: его отец – неплохой шиноби класса джонин, а мама – ниндзя-медик. И теперь они должны вернуться с тяжелой битвы. Должны…
– Смотрите, вот они! – раздался голос из толпы, и все расступились, чтобы герои могли войти в ворота родной деревни. Жены тут же подбегали к мужьям, матери и отцы - к детям, а родители - к малышам. Началась радостная суета, крики и смех огласили счастливую деревню.
Минато с нетерпением вглядывался в поток незнакомых людей. Вот идет молодая девушка с косичками, ученица самого Хокаге, а вот молодой мужчина с прозвищем Белый Клык обнимает красивую девушку с большим животиком. А их всё нет…
– Ну где же?..
– Вы Намикадзе-сама? – к деду подошел один из шиноби. Его плечо было заботливо перевязано, на щеке виднелась глубокая царапина.
– Да, меня так зовут… – задумчиво откликнулся старик.
– Меня попросили передать вам, – на раскрытую ладонь пожилого человека скользнул старый серебряный медальон с символом клана Намикадзе. – Мы попали в засаду. Простите… – мужчина почтительно поклонился и ушел, его взгляд сочувственно скользнул по мальчику.
Дедушка закрыл глаза, на секунду забыв, где он находится. Казалось, весь мир разом рухнул и исчез, как его сын.
– Деда? Это папино? А где он? – раздался сквозь туман голос внука. – Почему его нет? Почему? Где? – Минато взволнованно повторял эти два вопроса, всё ещё не понимая, почему ему никто не отвечает и почему дедушка… плачет? Да, по худой щеке старого вояки Намикадзе скатилась скупая слеза. Одна, вторая… Они падали прямо на медальон, тот, что стал вестником гибели…
Малыш повернулся, заметив, что живые уже прошли и сейчас несут тех, кто пал на поле битвы, и увидел их. Они лежали на соседних носилках, на изуродованных печатью смерти лицах виднелась теплая улыбка, что они так часто дарили сыну при жизни. Даже после своей смерти они продолжали улыбаться…
Минато стоял, широко раскрыв глаза, чувствуя, как соленые слезы падают на землю. Его била неясная дрожь, сквозь приоткрытые губы слышались судорожные стоны и всхлипы. А потом, не удержавшись на ногах, мальчик упал и зарыдал, закрыв уши руками. Нет, это не правда! Его родители живы, и сегодня они будут завтракать все вместе… и обедать, и ужинать тоже! И с отцом он сегодня будет весело, шумно играть, пока мама наигранно строгим голосом не прикажет всем ложиться спать. А дедушка будет сидеть в своем кресле, покуривая трубку и причмокивая от удовольствия, и причитать, что отец опять отрастил косы русые, прям не мальчик у него в сыновьях, а девочка.
– Шиноби должны скрывать свои эмоции, – сухой, ядовитый голос услышал Минато и, подняв свои заплаканные глаза, увидел темноволосого мужчину со змеиной усмешкой. – Твоя мать спасла мне жизнь, – небрежно бросил он, – и я очень благодарен ей за это. Но, увы, это есть правда войны – ради победы должен кто-то погибнуть.
– Это же мои родители… – слабо возразил Минато, с удивлением разглядывая его равнодушное лицо.
– И что с того? Они прежде всего шиноби, люди, которые решили защищать своими телами деревню. А это всего лишь война.
Мальчик кулаком стер слезы с щек, упрямо сжав зубы. Ему было неприятно, противно находиться с человеком, который не понимал, что его родителей больше нет. Что они погибли, по-гиб-ли! Неужели так трудно понять это слово?
– Чего ты сжал кулаки? Мир шиноби жесток. Они, твои родители, защищали то, что им дорого, но оказались слабы, поэтому и погибли. Слабые всегда погибают, – Орочимару задумчиво посмотрел на голубое небо, где царили вороны. – Хочешь выжить – стань сильным, Минато-кун, – бросив эти слова, что надолго запали мальчику в душу, темноволосый шиноби, развернувшись, махнул рукой и ушел.
Дедушка пошел в конце колонии, не желая оставлять своего сына. Шел словно в тумане, не разбирая дороги и явно не замечая, что его старая трость уже никогда не сможет стать опорой: она переломилась и держалась лишь на честном слове.

Деревянные гробы, слова благодарности, ***
Вечер. Холодные ветер растрепал светлые волосы, однако ребёнок не замечает этого. Он всё ещё сидит у могилы, обняв худые колени, без единого шепота, вздоха. Казалось, Минато стал частью всего кладбища: такой же тихий, холодный, безмолвный…
***
– Минато, – раздался знакомый голос, и к ребёнку подошел дедушка. – Ты ещё здесь… так долго. Пора уже домой, – протянул мужчина морщинистую руку. – Идем. Ты же знаешь, – прошептал старик, – их больше нет.
Мальчик встал и, крепко взяв дедушку за руку, пошел рядом с ним, опустив голову. Они долго шли по ночной тропе, Минато поддерживал деда, стараясь заменить собой опору – старую трость, подаренную дедушке папой малыша.
– Минато, – прервал раздумья дедушка. – Ты знаешь, что случается с человеком после смерти?
Мальчик, подняв голову, лишь покачал головой.
– Их тела остаются на земле, чтобы мы оплакивали их, – задумчиво смотря вдаль, старик остановился. – А души… те поднимаются в небо, к самим звездам, делая их ярче. Смотри, Минато, – поднял руку старик. – Это сияют души твоих родителей. Они освещают твой путь, оберегая тебя от темноты. И они всегда будут рядом, стоит тебе только обратить свой взор к небу.
– Мама, папа, – прошептал Минато, наблюдая за светилами. – Я знаю, что теперь и вы будете оберегать меня как звезды, даря сиянием надежду.
На темном небе вспыхнула и загорелась новая звезда. памятник, тихие всхлипы, комья земли… так сумбурно, отрывочно прошли похороны его родителей для Минато. Он стоял рядом с дедушкой, крепко сжимая его руку и чувствуя пустоту, голод. Нет, вовсе не тот голод, когда урчит желудок, не физическая потребность человека. Голод там, где-то глубоко в груди, от которого щемит сердце и учащается дыхание, а горло сжимают бессильные слезы.
Постепенно они уходили: друзья, товарищи, даже дедушка, а он сидел перед надгробными плитами и долго, долго не верил тому, что происходит. Минато уже не плакал: слезы высохли не только на лице, но и в душе, покрыв детское сердце корочкой льда и придавая глазам взрослое, чуть грустное выражение.