Любовь в стиле Эдо. Глава 7: Кровавое зарево.

Близилась ночь. Оставив Хидана под присмотром «заботливого» палача, Шикамару с чувством выполненного долга отправился домой. Ему казалось, что кто-то идет за ним по пятам. Нара обернулся — никого.
Открыв дверь, молодой человек снова слушал тишину, как и обычно. Куротсучи не была из тех, кто встречает мерзавцев с распростертыми объятьями.
— Ты опять вздумала играть со мной в прятки? Учти, если я тебя найду... — только потом, проядя по дому, он увидел, что перед ним висит в петле брюнетка. Рядом валялся старый сундук. Посиневшее лицо и застывший крик на сухих губах девушки заставил собственное дыхание на мгновение исчезнуть. От кошмарного сна разбудила отчаянная долбежка в дверь и чей-то вопль:
— Куротсучи, послушай, мне очень жаль... но я знаю, как тебя вытащить! Я знаю то, за что этот меркантильный жлоб тебя выпустит.
Дверь распахнулась.
— И что же? — серьезно спросил Нара. Таюя замолчала. — Меркантильный жлоб желает знать...
— Я пришла ни к тебе. Где Куротсучи?!
— Ты опоздала.

Ино заснула прямо на грубой циновке. Только во сне её не преследовали похотливые желания Учихи-старшего. Но она предполагала, что и это ненадолго. Ночью было холодно. Легкая дрожь прошла по телу, будто электрический разряд. Казалось, что сквозь сон она слышала чей-то разговор.
— Ты постоянно пытаешься показать свое превосходство! — послышался возглас Саске за стеной.
— И что же тебя беспокоит? — ответил Итачи.
— То, что это ложь. Хватит доказывать, что ты тут главный тем, что лучшая добыча — твоя.
«Добыча?» — Ино не отличалась блестящим умом, но здесь не нужно было особо понимать, что подразумевалось.
— Завидуешь?
— Не трогай её!
— И что же ты мне сделаешь?
— Вот что!
Послышались звуки борьбы, крики, звук летающей по дому мебели и звон бьющегося фарфора. Что-то стукнулось о стену, возле которой сидела Яманака. Окровавленное лезвие катаны, проткнувшей стену и разрезавшей рисовую бумагу, возникло перед голубыми глазами. Раздался последний отчаянный крик умирающего.

Через пару минут все стихло. В воздухе царило вечное молчание. Осторожно выглянув, блондинка увидела своего хозяина, пронзенного оружием самураев. В глазах убитого читалась злоба и ненависть. Весь пол был перепачкан кровью. Кроваво-красные следы уводили взгляд прочь из дома... Амадо были распахнуты, впуская холодный ветер.

Рассвет. Снова кровожадная толпа сгустилась у площади. Сегодня их ждет жестокое зрелище. Но что они могут поделать? На дворе такое время, что, кроме театра, у них есть только казни. Не многие видят красоту в мире, не многие могут быть удовлетворены лишь созерцанием природы или игрой прелестных гейш на сямисэне. Кровь и похоть — вот истинное кредо нынешнего века, скрывающееся под изящной фарфоровой маской.
Волнение толпы нарастало. Пробиваясь сквозь неё, женщина в мешковатом черном балахоне с капюшоном подходила ближе к «сцене», где все ждали кровавого спектакля. Это была Конан, пришедшая попрощаться. Хотя бы так.
Отдельно ото всех стоял сёгун и его приближенные.Толпа расступилась — волоча под руки, к месту казни привели одноглазого мужчину. Ноги и руки были простыми кусками мяса — мужчина не мог ни ходить, ни что-либо делать вообще. И говорить он тоже не мог. Измученный и истерзанный — жалкий вид мужчины оставил Хьюгу довольным.
— Хорошая работа, Шикамару. Вот теперь он и вправду похож на кусок мяса, — улыбаясь, произнес Неджи.
Услышав эти слова, внутри Конан что-то оборвалось. Она видела, как кладут голову несчастного на плаху. Она слышала, как ненасытная толпа жадно требовала зрелищ. Она видела, как он смотрит на неё. Будто случайно из огромной толпы Хидан увидел именно Конан. Ей хотелось запомнить его взгляд навечно.
Взмах. Удар. Голова под ликование слетела с плеч. Хаюми, глотая слезы, плотно зажмурила глаза. Слова Хьюги висели в воздухе. Теперь она знает, кто виноват.
Дальше Конан лишь видела, как Нара что-то заговорщически шепчет сёгуну. Глаза слушателя мгновенно налились кровью.
— Что?! — взревел он, мгновенно перекрикнув гул разбредающейся толпы. — Подать мне голову этого мерзавца!

Ино, закрыв рот ладонью, плакала оттого, что она ничего не может поделать. Мечась меж двух огней, она оказалась просто вещью. «Добыча», — так назвал её Саске. Просто забава. Красивая кукла, но не более. Дальше ей просто некуда было идти. Девушка уже думала о том, чтобы пойти и удавиться, как раздался громкий стук в дверь.
Открыв её, Яманака увидела стоящую на пороге Карин.
— Чего тебе нужно? — угнетенным голосом спросила блондинка.
— Ты ещё спрашиваешь? — гостья оттолкнула её, захлопнув за собой дверь. — Я пришла поговорить с тобой по поводу Ита... Итачи?! — взгляд красных глаз перескочил на дальнюю стену, к которой был прибит катаной брюнет. Губы девушки затряслись. Она злостно посмотрела на соперницу. — Ты! — наступая, говорила она.
— Я тут ни при чём, — оправдывалась Ино.
— Это все из-за тебя! Это из-за тебя его нет! — в истерике кричала Карин.
— Да он не был мне нужен! Он купил мою свободу!
Но красноволосая её не слушала.
— Дешевка! Раз он не был тебе нужен, то ты решила, что и никому не достанется! Ну, ты и тварь! — одним движением Карин вытащила окровавленную катану — тело Учихи безжизненно рухнуло на пол.
Ино с воплем упала на колени:
— Молю, не убивай... я не хотела, чтобы так вышло. Я не знала, что ты любишь его, — из голубых глаз покатились слезы. — Пойми, мой муж изменил мне с каким-то вонючим ремесленником. Я ушла, потому что... потому что хотела ему отомстить.
Карин с отвращением смотрела на неё, не выпуская из рук катану. Она молча покачала головой.
— Прошу, сохрани мне жизнь, — блондинка голосила на всю комнату, заливаясь слезами.
— Ты не достойна жизни.
Если бы кто-то сидел там, где Ино коротала с Итачи ночь, если так можно выразиться; то тот бы увидел ещё один спектакль за стеной, где светловолосую девушку пронзает катана и где кровь брызжет на стены. Увы, но все мы смертны.

Саске уходил дворами прочь от места преступления. Ситуация довела его до бешенства. Все стало противно. Не отдавая себе отчета о содеянном, он просто шел прочь от своей судьбы. Может быть, где-то найдется та, с кем он проведет остаток жизни.
Но не этой... от судьбы не убежишь.
Перед юношей стояла стража во главе с Шикамару.

Матсури знала, что она не первая, кто, разочаровываясь в браке, прыгает в койку к первому встречному, чтобы заглушить боль уязвленного самолюбия. Только все это — пустая трата времени... в лучшем случае. Девушка находилась в объятиях Пейна, но чувствовала себя чужой. Почему-то совесть просыпается слишком поздно. Всю ночь её не могли разбудить даже похотливые стоны.
— Скажи, почему все именно так? — спросила девушка.
— Потому что вы, женщины, — продажные простушки.
— Что ты хочешь этим сказать?! — возмутившись, Матсури подскочила на месте. — Что ты был со мной просто так?
На лице рыжеволосого исказилась кривая улыбка. Он легко сбросил с девушки простынь и стал пристально рассматривать, держа за талию.
— Ну почему же сразу «просто так»? Ты очень даже ничего, — сказал он, заметив, как девушка покрывается краской, а на глазах появляются слезы. — А ты что думала? Что я паду пред тобой ниц и сразу признаюсь в том, как горячо тебя люблю? Ха-ха. Жалкая простушка, ты глубоко заблуждаешься.
Звонкая пощечина. Пейн был уже в ярости.
— Да пошел ты знаешь куда? Скотина похотливая.
Девушка в спешке одевала кимоно, всхлипывая. Понастроила воздушных замков, надеясь, что они станут каменными. Но те лишь с подобным грохотом рухнули.

Она решила вернуться домой. Пусть даже Гаара и не любит её так сильно, как Сакуру, но ей и этого достаточно.
Открыв двери, она увидела человека с деревянным ларчиком, сидящим в ногах её мужа. На Гааре лица не было. Казалось, будто его измучила многодневная хворь. Еще вчера он был таким, каким его всегда видела шатенка. Рядом стоял священник.
— Что происходит? — крикнула Матсури, кинувшись к мужу.
— Вы кто?
— Я — его жена, — рыкнула она на вопрос доктора.
— Где вас так долго носило?! У вашего мужа был сердечный приступ.
— Но ведь он так молод! — плакала шатенка, держа Гаару за руку. Тот лишь молча наблюдал за их разговором, смутно воспринимая действительность.
— Все мы ходим под богом, милочка.
— Матсури, — взгляд Гаары пал на её шею. — Откуда эти пятна?
Следы вчерашней ночи так просто не сотрешь. Пейна девушка могла охарактеризовать, как требовательное до жути животное.
— Где ты была всю ночь? — спросил он хриплым голосом.
— Послушай меня, милый. Я прошу прощения, но... понимаешь, когда ты сказал все это мне, то я почувствовала себя ненужной...
— Ты добилась того, чего хотела? — строго спросил он.
— Ты простишь меня?
Он отпустил её руку, прошептав:
— Гори в Аду.
Сделав последний выдох, молодой человек умер. Глаза перестали блестеть. Блик в них погас. Теперь он может быть рядом с той, кого по-настоящему любил. Священник произносил молитву, в то время как лекарь закрыл покойному глаза. Но Матсури, задрожав, привстала. В голове вертелись ужасные мысли. Он умер, так и не простив её. Страшный грех висел, как дамоклов меч. Ей казалось, будто он ненавидел её всю жизнь и всю жизнь проклинал.
Шатенка, не веря происходящему, выбежала из дому и помчалась к утесу, грозно возвышавшемуся над морем. Она закрывала лицо руками. Стыдно. Прочь от мира. Стыдно перед всеми. Страшно перед Богом. Во всем она винила лишь себя.
И вот она уже стоит на краю. Она осталась одна. Ни мужа, ни подруги... только сестра Гаары, которая наверняка её убьет, если узнает, отчего умер брат.
«Я никогда не найду здесь покоя. Может, он кроется в морской пучине?» — девушка, сделав шаг вперед, расправила руки; шагнула навстречу бесконечности.
Они были так молоды... Так глупы.

В пыточной было удушающе жарко. Вся комната была пропитана Смертью и запахом горелой плоти. Саске, лежа прикованным к столу, в ужасе наблюдал за тем, как палач в толстых рукавицах из плохо выделанной кожи достал щипцами кусок раскаленного докрасна железа.
— Вы признаетесь, что были в интимной связи с невестой нынешнего сёгуна? — строго спросил Нара, ставший кем-то вроде главного инквизитора.
— Это все ложь! — крикнул черноглазый брюнет.
— А вот она утверждает, — он указал на прикованную к стене Таюю, пытающуюся в страхе вырваться из оков, — что были.
— Я же сказал, что нет! — после этого он почувствовал невыносимую, ни с чем не сравнимую боль. Кажется, что от жара каленого железа, прожигающего кожу на спине, пылал и разум. — А-а-а-а!!! — на глазах появились слезы.
— Да ты трус, я погляжу. Сразу раскололся, завыл, как собачонка, — довольно произнес Шикамару. — Ты это сделал?
— Я...
— Не слышу!
— Да! Это я сделал! Это я был с Темари! Я! Больше никто! Только я!
Таюя с ужасом наблюдала за тем, как легко Нара смог расколоть Учиху. Сотни раз она прокляла себя, что отдала Куротсучи в лапы такому садисту.
«Господи, каких же она, наверное, ужасов натерпелась...»
— Он сказал достаточно. Выкатывай железную деву.*
Обездвиженного парня, освободив от оков, потащили к железному шкафу. Главный инквизитор лично открыл саркофаг, сделав жест, приглашая внутрь. При виде лишь одних гвоздей, Учиха забился в истерике, лихорадочно повторяя единственное — «нет».
Верзила-палач резко закинул Учиху в шкаф и закрыл дверь. Послышался отчаянный крик, визг и вопль. У Таюи сердце в пятки ушло, но брюнет, которому она продала свою подругу, кажется, полностью игнорировал вопли.
— Ты — следующая, — сказал палач.
— Но почему? Я же ничего не сделала! Я же сказала все, что знала... Неужели за правду тоже казнят?! — голосила рыжая.

— Нара, кто рассказал тебе такой вздор? — сердито шипел Хьюга.
— Одна бродячая артистка.
— Допроси Учиху. Как только расколется — казнить в пыточной; мне не нужны пересуды. Но голову тотчас ко мне! Она мне ещё послужит.
— А как быть с девчонкой?
— Она слишком много знает. Делай, что хочешь, но чтобы она к рассвету уже отправилась на тот свет.

Брюнет подошел ближе, поджав губы. Он был зол.
— Где была раньше твоя правда?
Палач пошел следом, держа в руке клещи. Он безжалостно вырывал ногти на её руках... один за другим... вслед за каждым оправданием.
— Я говорила ей, я говорила! — корчась от боли, визжала Таюя, запрокинув голову.
— Зачем же?! — строго спросил Шикамару.
— Я думала, что ты, животное, дашь за эту информацию ей свободу. Я знала, что она не будет счастлива с таким чудовищем, как ты!
Последний ноготь... на руки было страшно смотреть, но девушка, забыв про боль, продолжала говорить:
— Она могла покончить с собой когда угодно, а я хотела предотвратить это. Я подозревала, что все закончится именно так! Ты ведь не пожалел её, верно? Ты издевался над ней, я слышала все по её голосу. Ты довел бедняжку до такого состояния, что она уже, не веря ничьим словам, залезла в петлю сама.
Слова девушки раздражали молодого человека так же сильно, как скрежет по стеклу. Каждое слово приносило такую же боль, какую каждый гвоздь железного саркофага Учихе, чьи вопли стихли.
— В железную деву её!
С этими словами он ушел, с грохотом хлопнув железной дверью.

*Желе́зная де́ва — орудие смертной казни или пыток, представлявшее собой сделанный из железа шкаф в виде женщины, одетой в костюм горожанки. Шипы вонзались в руки, ноги, живот, глаза, плечи и ягодицы. При этом, судя по всему, гвозди внутри «железной девы» были расположены таким образом, что жертва умирала не сразу, а через довольно продолжительное время, в течение которого судьи имели возможность продолжать допрос.